Обогнув разлапистую ель, капитан и его помощники приблизились к складу. Слева и справа все слышнее гремят выстрелы. «Молодцы!» — с удовлетворением думает Масловский об отважно действующих товарищах.
Взрывчатка заложена.
— В укрытие! — приказывает капитан.
Сапожников и Вялков поползли назад. На мгновение обернулись и увидели, как вспыхнула в руках Масловского спичка и загорелся запальный шнур.
Гулко взорвалась тишина январской ночи. Черный султан дыма, прорезанный языками пламени, повис над лесной поляной…
Когда все стихло, Сапожников и Вялков осмотрелись.
— Где капитан?
Не сговариваясь, лейтенант и сержант повернули обратно, поползли к месту взрыва. Нашли они Масловского среди обломков взорванного склада. Гавриил Павлович был еще жив, но потерял сознание. Он лежал навзничь, засыпанный металлическими осколками, с изжелта-бледным лицом и запекшимися в крови губами.
«Наш любимый командир был смертельно ранен в живот осколком снаряда, — рассказывает Сапожников. — Мы несли его на руках. По дороге он скончался. Под бешеным огнем фашистов мы переправились через линию фронта. Похоронили капитана в маленькой деревушке Хлебоедово, находящейся рядом с селом Поддорье!..»
Отправляясь на задание, капитан Масловский просил в своем прощальном письме командование:
«Определите сына воспитанником Суворовского военного училища, желательно в Ленинградскую область, — это для того, чтобы он мог посетить Поддорский район, Сокольский сельсовет, потому что в местечке деревни Хлебоедово закончит жизненный путь его отец. Когда начнется мирная жизнь, возродятся колхозы, сын будет первым шефом колхоза деревни Хлебоедово…»
Последняя воля капитана Масловского была исполнена: сына его приняли в Суворовское училище. Юра стал офицером. Сейчас на его кителе сверкают погоны капитана — звание, которое с таким достоинством носил отец.
Два капитана, отец и сын… Представители двух поколений советских людей.
Вот заявление, написанное в перерыве между двумя боями, в августе 1943 года:
«Прошу принять меня в члены партии, так как кандидатский срок у меня истек, и я желаю и готов вступить в члены большевистской партии, в решающих боях с фашистскими захватчиками высокое звание члена партии оправдаю с честью.
Г. Масловский».
Так писал отец, и он оправдал каждое слово жизнью своей и смертью. Преданность идеям партии звучит и в каждой строчке другого заявления, написанного сыном:
«Прошу первичную организацию принять меня в члены ленинской партии коммунистов, так как я желаю быть в первых рядах борцов за построение коммунизма в нашей стране… Обязуюсь выполнять все поручения партии честно и добросовестно.
Ю. Масловский».
Крепко подружились сын героя и молодые труженики совхоза, которому теперь присвоено имя капитана Гавриила Масловского.
«Наш совхоз, — писали они Юрию, — создан на совершенно разоренной земле. Но, несмотря на это, руками рабочих, в том числе молодежи, здесь все восстановлено и очень многое построено заново».
Рассказав о том, каких успехов достиг совхоз, комсомольцы так закончили одно из своих первых писем:
«Дорогой Юрий Гавриилович! Приезжайте к нам, посмотрите, как мы живем. Вместе мы посетим братское кладбище, где похоронен Ваш отец и его боевые товарищи, и еще раз почтим память павших, тех, кто сражался за наше счастье».
Молодой офицер почел за честь принять это приглашение. Все жители совхоза — от мала до велика — собрались на встречу с ним. Теперь он приезжает сюда как свой, близкий человек, как почетный рабочий совхоза, как его «первый шеф», стать которым завещал ему отец.
Наш «газик» несется, подпрыгивая на колдобинах, по первому молодому снегу. Кира Борисовна Шабанова сидит рядом с водителем, на коленях у нее маленький сынишка, впервые открывающий для себя мир.
Крутой поворот — и вот мы у высокого холма братского кладбища. Две белоствольные березки сторожат вход. Слева высится скульптурная фигура коленопреклоненного солдата, склонившего боевое знамя. Справа застыла в скорбном молчании женщина с лавровым венком в руках. Посредине скромный обелиск с именами капитана Масловского и его однополчан. У подножья мраморная доска с текстом письма-завещания, выбитым золотыми буквами.
Долго стоим в безмолвии, прислушиваясь к тому, как звенит на ветру голыми ветками березка. Молчание нарушает сынишка Шабановой:
— Мама, а кто такой капитан Масловский?
— Это, Сереженька, человек, который жил для нас с тобой и погиб ради нашего счастья.
М.ЯковлеваОТВАЖНАЯ МАНШУК
Из далекой Ростовской области в Невель пришло письмо.
«Я участвовал в боях за освобождение Невеля от фашистских захватчиков в 1943 году, — писал гвардии майор запаса Яков Капитонович Рыковский. — Каким стал ваш город сейчас?.. Мне очень важно об этом знать, очень… В Невеле сложили свои головы мои замечательные боевые товарищи и друзья. Многие остались навсегда в его окрестностях… Помните о них!..»
Тихие улицы, веером разбегающиеся от шоссейной магистрали Ленинград — Киев, утопают в зелени. Идешь по ним, любуешься новыми красивыми зданиями и не верится, что когда-то, совсем недавно, здесь кипел бой — жаркий, многодневный. О том, что тут проходил рубеж боевой славы нашего отечества, теперь напоминают лишь названия улиц: Гвардейская, Кронштадтская, имени Петрова, имени Маншук Маметовой…
В центре Невеля взметнулся к синему простору неба строгий обелиск. За невысокой оградой несколько могил с каменными надгробиями. До поздней осени их украшают свежесрезанные цветы, а зимой — венки из зеленых сосновых веток. На камне и мраморе высечены надписи: «Герой Советского Союза гвардии майор В. Я. Петров, 1921 года рождения, погиб в 1943 году в боях за освобождение города Невеля»; «Лейтенант И. Н. Манжурин, 1924 года рождения, геройски погиб в борьбе с немецкими захватчиками 21 октября 1943 года за освобождение города Невеля»; «Герой Советского Союза старший сержант Маншук Маметова, 1922 года рождения, пала смертью храбрых 15 октября 1943 года в боях за освобождение города Невеля».
Маншук Маметова… Девушка с нерусским именем, отдавшая самое дорогое — жизнь за то, чтобы в древнем русском городе люди снова с радостью в сердце трудились, мечтали, любили…
Маншук, девушка с темными восточными глазами и нежной золотистой кожей, любила солнце, которым так щедра ее родина — Казахстан, любила вдыхать аромат стенных трав весной, любила скакать по степи во весь дух на коне, так, чтоб ветер звенел в ушах. Впервые девчонку посадили на коня, когда ей было всего три года. К удивлению взрослых, она не испугалась, только крепко вцепилась в лошадиную гриву, чтобы не упасть.
Старая бабушка, заметив, как внимательно слушает девочка ее рассказы о богатырях, не раз говорила, что Маншук следовало бы родиться мальчишкой.
Но Маншук хорошо чувствовала себя и девчонкой. Когда она подросла, то все стали говорить, что у казака Женсигали красивая дочка. Темные прямые волосы хорошо оттеняли смуглую кожу Маншук и черные выразительные глаза.
Недолго прожили родители Маншук. После их смерти девочка стала жить у тети Амины Маметовой. Добрая, ласковая Амина заменила сироте мать.
Семья Маметовых жила в Алма-Ате, в сказочном городе, воспетом не одним казахским акыном. Как зачарованная, ходила девушка из аула по улицам столицы. Все здесь приводило ее в восторг: и асфальтовая лента тротуаров, и зеленые фруктовые сады, в которых утопает город, и вереницы машин, и цветы прямо на улице, и вершина горы Алатау, к которой прислонился город, и светлые большие дома. В одном из них разместился медицинский институт. Здесь Маншук будет учиться.
Это были счастливые дни. Каждый из них нес с собой что-нибудь новое, неизведанное. Маншук слушала в институте лекции, занималась в лабораториях, в анатомичке. Вечером бегала с подругами в кино. А в день, когда получала стипендию, отправлялась в театр.
Маншук мечтала о будущем, о том, как, закончив институт, впервые войдет она в больничную палату. Сколько добра может принести врач людям, скольким облегчить страдания, сколько спасти жизней!.. Сердце Маншук наполнялось гордостью, — она выбрала самую гуманную и такую нужную людям профессию. И еще мечтала Маншук о любви, о большой, настоящей любви, как, вероятно, мечтают все девушки на земле…
Экзаменационная сессия подходила в институте к концу, когда пришла весть о вероломном нападении немецко-фашистских захватчиков на нашу страну. Некоторое время город продолжал жить по-прежнему, только сводки с фронтов тревожили сердце. Но вот и привычный ритм жизни Алма-Аты начал нарушаться. С запада стали прибывать новые люди, заводское оборудование. Предприятия налаживали выпуск оборонной продукции. Сообщения Совинформбюро с каждым днем становились все тревожнее и тревожнее…
Враг подошел к Ленинграду, подбирается к Москве…
Маншук ждала вызова в райвоенкомат, но ее не вызывали. Как-то раз под вечер девушка шла по улице, занятая собственными мыслями. И вдруг из репродуктора такой родной, такой знакомый голос Джамбула:
Ленинградцы, дети мои!
Ленинградцы, гордость моя!..
Не затем я на свете жил,
Чтоб разбойничий чуять смрад;
Не затем вам, братья, служил,
Чтоб забрался ползучий гад
В город сказочный, в город-сад.
Спать сегодня не в силах я…
Пусть подмогой будут, друзья,
Песни вам на рассвете мои,
Ленинградцы, дети мои!
Ленинградцы, гордость моя!
Словно ножом полоснули по сердцу слова старого акына. Маншук ускорила шаг. Вот и военкомат. В приемной военкома толпилось много народу. Пришлось подождать. Наконец настала и ее очередь. А когда Маншук снова вышла в приемную, глаза ее сияли: она получила направление в Действующую арм