Михайлов увидел языки пламени, охватившие мотор его машины. К своим не дотянуть. Выброситься с парашютом? Нет, лучше смерть, чем плен. Внизу, на железнодорожных путях, лентами стояли длинные составы с вражеской техникой, боеприпасами. В самую их гущу Евгений и направил объятый пламенем самолет. Взрыв оглушительной силы потряс все окрест. «Станция парализована, русский летчик подорвал наши склады, пожег эшелоны. Прошу немедленной помощи», — телеграфировал комендант.
«За Михайлова!» — написали на фюзеляжах боевых машин летчики полка, в котором служил Евгении Михайлов. И враг ощутимо почувствовал их священную месть.
Н. Мосолов ВЕСНА НАШЕЙ ПОБЕДЫ
В 1945 году залпы советских орудий гремели от скалистых фиордов Норвегии до золотистых лагун Адриатики. Советская Армия отмеривала последние версты своего героического пути.
Ту незабываемую весну довелось мне встречать вдали от родного Ленинграда…
Свинцовые, необозримые просторы. В миле от берега над бушующими волнами торчат мачты потопленного фашистского корабля. Шел он в Клайпеду на помощь войскам, прижатым к морю в районе Мемельской косы. Днем отстаивался в бухтах. Разыгрался шторм, но наши дозорные заметили на горизонте силуэт транспорта. Снаряды балтийских артиллеристов накрыли вражеский корабль. Гитлеровцы покинули его. Вскоре мокрые, обледеневшие шагали они в колонне пленных.
Морская гвардия, артиллеристы гвардии полковника Кобеца пришли сюда — к самому синему морю — вместе с передовыми частями Советской Армии. На прибрежных высотах, на опушках небольших лесных массивов расположили они свои наблюдательные пункты, командные посты. Десятки проводов, извиваясь змейками, протянулись с переднего края туда, где в ожидании команды «К бою!», застыли балтийские пушки. Стволы тяжелых орудий подняты вверх.
…На заснеженном берегу наблюдательный пункт батареи капитана Лачина. Девятый вал стучится в бревенчатый накат землянки. Окуляры стереотруб направлены в сторону порта, занятого врагом. За входом в него непрерывно наблюдают матросы Комов и Ковшиков.
В руках гвардии полковника Кобеца, с которым я приехал на позицию балтийских артиллеристов, карта авиасъемки порта: отмечены на ней линии причалов, важнейшие портовые сооружения, черточками обозначены корабли на рейдах. Это предстоящие цели. О них и докладывает Лачин командиру 1-й гвардейской Краснознаменной железнодорожной Красносельской морской артбригады. Полковник, как всегда, требователен: неторопливо проверяет секторы обстрелов, интересуется данными разведки. Сергей Спиридонович доволен, — Лачин справился с задачей.
Энергичный, подвижной, с мальчишескими огоньками в глазах, Лачин пришел на флот по комсомольской путевке. Он славно воевал под Ленинградом, десятки боевых стрельб провел уже и в Восточной Пруссии. За короткий срок батарея Лачина подбила три транспорта врага, потопила сторожевой катер, помешала немецким тральщикам протралить подходы к бухте.
Фашисты, прижатые к морю, сопротивляются ожесточенно. В один на январских дней они предприняли сильную контратаку. Им удалось потеснить наши части. Несколько немецких танков появилось в 800 метрах от орудий гвардии старшего лейтенанта Проскурова. Не растерялся гвардеец — дал команду:
— Прямой наводкой по танкам!
Стена огня встала на пути вражеских машин. Поспешили на помощь армейцы, ударили из противотанковых орудий. Контратака врага была отбита. Несколько фашистских танков горело около позиции балтийцев.
— Моряки дают жару фрицам, — с любовью говорят соседи — артиллеристы Советской Армии.
Мы покидаем батарею Лачина. В стороне, за разъездом трехцветный шлагбаум. Здесь проходила граница с фашистской Германией. Передний край освещается вспышками ракет. В воздухе шуршат снаряды. Это гвардейцы обрушиваются на порт огневыми налетами. Земля содрогается от залпов. Сопровождающий нас матрос Егоров (до службы он жил в Ленинграде) говорит:
— Вот мы и пришли до немца!
— Да! Пришли! Ленинградцы на земле врага!
Шумит море. Резкие порывы ветра усиливают рокот прибоя, далеко разносят артиллерийскую канонаду. Днем и ночью гремит она над побережьем. Днем и ночью бьют фашистов балтийские артиллеристы. А над землей врага грозно движутся на запад воздушные корабли балтийских летчиков Манжосова и Курочкина. Они летят бомбить Кенигсберг.
…Вот он опять перед нами, потопленный фашистский корабль. Морская пучина засасывает его. Набегающие волны вот-вот захлестнут верхушки мачт.
Теплые и влажные ветры дуют с моря. Порывы их шевелят прибрежные дюны. В густом тумане, повисшем над бухтой, кажутся они живыми существами с горбатыми щетинистыми спинами. Над обломками портовых сооружений, над развороченной землей, смешанной с кровью, встает солнце. Торпедные катера, на которых провели мы ночь в море, один за другим осторожно подходят к берегу, где вчера еще кипел жаркий бой. Радуясь солнцу, изрядно продрогшие, матросы спрыгивают на землю.
Отсюда осенью 1941 года фашисты отправились на штурм Ленинграда. Здесь часто с речами выступал нацистский адмирал Дениц, напутствуя экипажи подводных лодок в пиратские рейды.
— Мы в южной Балтике! — громко, точно рапортуя, говорит комдив Осецкий. Немного помолчав, вполголоса добавляет: — Добрались наконец.
Штеттин, Свинемюнде — далекие базы фашистского флота. До них теперь рукой подать. Как мы мечтали о походе от Невы к Одеру, от Ленинграда к Штеттину в годы, когда борта наших кораблей сливались с невским гранитом!
Невольно вспоминалась одна из первых встреч с Осецким в блокированном Ленинграде. Было это 6 ноября 1943 года. Рабочие судостроительного завода пришли в клуб на торжественное собрание, посвященное годовщине Великого Октября. Почетными гостями судостроителей были катерники, в их числе — Евгений Вячеславович Осецкий. Моряков попросили выступить. Речи их были короткими: они поблагодарили ленинградцев за построенные корабли и обещали привести их во вражеские воды.
Нелегок был путь к берегам фашистской Германии. Катерники храбро дрались с врагом в Выборгском и Нарвском заливах летом 1944 года, первыми ворвались в бухты Таллина, смело высаживали десанты, участвуя в освобождении Моонзундского архипелага. На траверзе армии, наступавшей по южному берегу моря, корабли Осецкого появились тогда, когда над Балтикой еще гуляли снежные метели. Катера обледенели, льдом забивало кингстоны, перемерзли и утомились экипажи, но приказ о перебазировании был выполнен. Торпедные катера боевой счет 1945 года открыли в зимнем море.
Атаки советских торпедных катеров на немецкие суда западнее Лиепаи были совершенно неожиданными для врага. Действовали катерники отважно и дерзко
Вытянувшись в двухкилометровую колонну, транспорты противника ночью вышли в открытое море. В трюмах — танки, орудия, боеприпасы. Сильный и большой конвой сопровождает караван. Наперерез ему устремляются наши торпедные катера. Четыре катера против восемнадцати хорошо вооруженных кораблей!
Мелькают опознавательные сигналы, — фашисты не верят в появление советских катеров почти у самого Лиепайского порта. Не отвечая, наши катера мчатся к цели. Бледные полосы света падают на воду, — противник сделал залп осветительными снарядами. Вслед за тем разом заговорили пушки, автоматы, пулеметы.
— Вырваться из огневого кольца! — приказывает командир отряда Чебыкин.
Михаил Григорьевич Чебыкин
Дана предельная скорость. В ушах свистит ветер. Гулко колотятся сердца. Враг недоумевает: почему нет атаки? Но вот катера резко вырываются вперед, одно звено идет вдоль колонны, другое обходит слева головные корабли. Первым атакует Беляев. Обе выпущенные им торпеды почти одновременно попадают в крупный транспорт.
На курс атаки ложится катер Самарина. Он несется прямо на сторожевой корабль. Дистанция почти таранного удара. Нервы у фашистов сдают, и сторожевик резко уклоняется в сторону. Самарин прорывается в центр колонны. Залп — и второй транспорт гитлеровцев разделяет участь первого. Слева еще взрыв. Это топит врага Герой Советского Союза Афанасьев.
Старший лейтенант Петр Михайловский медлит, хотя его катер идет под интенсивным огнем неприятеля.
— Нет! Этот не годится! — кричит он боцману, приблизившись к одному из немецких кораблей. — Шаланда какая-то, а не транспорт.
Торпедный катер мчится к более крупной цели. У борта рвутся снаряды. Есть пробоины, появились раненые… Но курс атакующего верен, выстрел — и торпеда попадает в цель. Над четвертым фашистским кораблем смыкает свои воды седая Балтика.
С пробоинами, с поврежденными моторами катер Михайловского ушел в открытое море. Внезапно он остановился, — моторы заглохли. Начался дрейф. Моряков несло к немецкому берегу; на горизонте показались вражеские суда…
На катере было одиннадцать отважных и смелых: командир Петр Михайловский, в прошлом ленинградский рабочий, парторг Зыков, старшина мотористов Мураховский, боцман Помпушкин, торпедист Еремеев, пулеметчик Пирогов, мотористы Булычев, Токмачев, Пименов, Кожевников и Леша Баранов — самый молодой из экипажа. Дружным огнем встретили они фашистов. Но что мог сделать катер, потерявший ход, против трех вражеских кораблей? Тогда балтийцы решили взорвать свой катер. На какой-то миг они прекратили огонь.
И тут неожиданно корпус корабля вздрогнул, — заработал мотор.
От врага удалось оторваться. Но нагрянула новая беда: отработанный газ стал заполнять отсек. Полуживого вытащили оттуда Зыкова. И все-таки коммунист дважды вновь спустился к моторам, работал, пока не заделал пробоину.
Наступило утро, день, снова вечер и опять ночь. Раненые еле держались на ногах; у Мураховского начался бред, почернела рука у командира. Люди не смыкали глаз, обессилели, но продолжали бороться. И они победили смерть: на третьи сутки довели до косы, занятой нашими разведчиками, еле державшийся на плаву, израненный осколками и снарядами катер.