Общее количество попавших в плен казаков было крайне невелико. Г.Л. Воскобойников правильно заметил, что военнопленных и без вести пропавших[40] среди личного состава казачьей конницы значительно меньше даже по сравнению с личным составом регулярной конницы. И это при том, что казачьи части составляли примерно 70% всей кавалерии русской армии. По его мнению, крайне незначительное количество пленных и пропавших без вести казаков «говорит о высокой дисциплине и моральном духе личного состава казачьей конницы, верности воинскому долгу» [211]. За весь период войны без вести пропавших и находившихся во вражеском плену числилось всего 6453 казака [212]. (По другим данным – 6763 казака [213].) Высокие качества казачьих формирований проявлялись не только в ходе боевых действий, но и в других, зачастую не менее сложных обстоятельствах. При этом от всего их личного состава требовались высокая воинская дисциплина, безусловная исполнительность и завидная выдержка. Одним из таких обстоятельств явилась намеченная командованием в самом конце 1916 года существенная организационная перестройка всей кавалерии русской армии. В рамках ее осуществления предусматривалась серьезная структурная реорганизация и сокращение общей численности регулярной и казачьей конницы на третью часть [214]. Она должна была осуществляться путем перевода кавалерийских и казачьих полков из шестиэскадронного (шестисотенного) состава в четырехсотенный за счет спешивания двух эскадронов (сотен). На принятии такого непростого решения сказались два фактора: переход к принявшей затяжной характер позиционной войне по всей линии фронта, что сильно ограничивало возможности использования кавалерии, а также то обстоятельство, что к этому времени на всех фронтах обнаружились значительные трудности в снабжении продовольствием и фуражом. В январе 1917 года Ставка Верховного Главнокомандующего направляет в войска приказ о начале практических мероприятий по реорганизации всех конных подразделений. Он сразу же вызвал отрицательную реакцию как командования и офицеров кавалерийских и казачьих полков, так и нижних чинов. Особенно негативной, даже болезненной она была среди казаков. Ведь намечавшиеся изменения противоречили вековым традициям казачества, несшего военную службу в конных частях. Вся система подготовки казака к службе в армии начиная с самого раннего возраста была ориентирована на ее несение в казачьих кавалерийских формированиях. Без преувеличения можно сказать, что именно характер конной службы доминировал в традиционных взглядах, представлениях и даже в общем мировоззрении казака-воина. Поэтому приказ о спешивании и переводе в пешие казачьи подразделения, непосредственно затрагивающий каждого третьего казака, явился еще одним испытанием на прочность. На это очевидное обстоятельство в специальной записке на имя начальника штаба Верховного Главнокомандующего обращал внимание и Походный атаман. Он отмечал, что исполнение данного приказа произведет на казаков крайне неблагоприятное впечатление, поскольку они «...любят только службу на коне» [215]. О своем нежелании воевать в пехотных частях открыто заявляли не только рядовые казаки, но и казачьи офицеры. Показательны, однако, практические действия казаков по исполнению полученного приказа. По этому поводу в одном из документов Ставки Верховного Главнокомандующего особо отмечалось, что, хотя пехотная служба является для них «...совершенно чуждой и нежелательной... казаки безропотно идут в пешие батальоны» [216]. Чувство воинского долга, дисциплина и исполнительность казаков-фронтовиков оставались на высоком уровне.
Ввиду постоянно поступавшего в Ставку множества сведений об отрицательной реакции на начавшееся реформирование казачьих полков, в 20-х числах февраля 1917 года Верховный Главнокомандующий сначала приостановил, а спустя несколько дней отменил приказ о сокращении численности казачьей конницы и спешивании значительной части казаков.
Отмеченные качества казаков были очень хорошо известны командованию. И оно пользовалось этим в полной мере, особенно в сложных и критических ситуациях как на фронте, так и в тылу. Особо пристальное внимание на казачьи части обращалось при необходимости выполнения непростых по форме и чрезвычайно тяжелых по внутреннему содержанию морально гнетущих заданий военно-полицейского характера. Небольшие по численности отдельные казачьи подразделения активно использовались командованием при поддержании порядка в ближнем тылу, особенно на железнодорожных станциях, в населенных пунктах, при задержании дезертиров. Казаки пресекали любые противоправные действия солдат в отношении лиц военной администрации и местного населения. Казачьи разъезды, выполняя приказ, постоянно дежурили на всех ведущих в тыл дорогах и задерживали самовольно покинувших воинские части солдат. В большинстве случаев именно на казачьих сотнях и полусотнях практически целиком лежала весьма неблагодарная задача поимки дезертиров в прифронтовой полосе.
Отважные воины, смело смотревшие в лицо смерти, отчаянно шедшие навстречу любой опасности, испытывали колоссальное морально-психологическое напряжение от несшихся в их адрес оскорблений со стороны фактически разложившейся солдатской массы. В сознании большинства казаков происходила тяжелая и напряженная внутренняя борьба между чувством верности присяге, воинским долгом и очевидным нежеланием выполнять не свойственные им функции и терпеть публично наносимые оскорбления. Сильно тяготила многих казаков и печальная память о 1905 годе. В казачьем сознании стал обозначаться определенный внутренний перелом, некоторая постепенная трансформация устоявшихся традиционных взглядов и представлений. В казачьей среде подспудно нарастало чувство протеста и негодования. С течением времени это начинало проявляться и в настроениях казаков. Неслучайно, характеризуя внутреннее состояние части донских казаков-фронтовиков еще в начале 1917 года, жандармерия отмечала усиление недовольства в их среде. В жандармских донесениях по этому поводу все чаще стали звучать весьма тревожные нотки, а в одном из них прямо отмечалось, что некоторые казаки «...почти открыто повсюду высказываются: „После заключения мира мы со всеми за все рассчитаемся“ [217]. Но, несмотря на это, казаки продолжали выполнять свой долг и все приказы командования.
В ходе военных действий в период Первой мировой войны русская армия понесла большие потери убитыми, ранеными, без вести пропавшими и пленными. Немалыми они были и в казачьих соединениях, частях и подразделениях. К началу осени 1917 года, то есть ко времени, когда крупномасштабные боевые действия на фронтах практически прекратились и даже позиционная война не имела былого накала, а на смену артиллерийским и огневым дуэлям пришло братание с противником, когда армия стала явочным порядком самораспускаться и отказываться не только от выполнения боевых приказов, но даже от простого сиденья в окопах и впадать в своеобразное коматозное состояние – ни войны, ни мира, официальными органами были подведены масштабы всех потерь русской армии за годы войны. Согласно этим данным, среди казачества они составили 8314 человек убитыми и умершими от ран, 30 032 человека ранеными и контужеными и 6453 человека пленными и без вести пропавшими [218]. Общие потери во всех казачьих частях и подразделениях исчислялись цифрой 44 799 [219].
Конечно, при поверхностном взгляде на фоне очень значительных потерь, в том числе убитыми и ранеными, в русской армии в целом, приведенные данные могут показаться более чем скромными. Но это только в том случае, если, во-первых, не принимать во внимание специфику участия в боевых действиях конных соединений и количество потерь в кавалерии вообще, причем не только в русской, но и во всех других воевавших армиях; а во-вторых, не учитывать воинское мастерство казаков и высокий уровень боевой подготовки казачьих частей. А эти факторы самым непосредственным образом сказались на количестве потерь в казачьих частях и подразделениях. Для сравнения можно отметить, что в регулярной кавалерии русской армии количество погибших и умерших от ран составило 3238 человек, раненых и контуженых – 12 874 человека, без вести пропавших и пленных – 10 274 человека [220]. И это при том, что соотношение численности иррегулярных казачьих и регулярных кавалерийских частей в русской армии составляло примерно 2/3 к 1/3.
То есть если говорить о жертвах, понесенных казачеством во время войны, то они были немалыми. В то же время во многом благодаря высокому воинскому профессионализму казаков, их умению стойко сражаться и в конном, и в пешем строю, высоким морально-психологическим качествам общие потери среди них были гораздо меньше потенциально возможных.
Бывший атаман Терского казачьего войска генерал-лейтенант Г.А. Вдовенко справедливо отметил, что «казачество на эту войну отдало все до последнего напряжения. Оно честно выполнило свой долг перед Родиной. Казачьи полки заслужили похвалу – даже от неприятеля, и во время развала ушли с фронта последними» [221].
Глубокое осознание казаками своего гражданского долга и обязанностей, высокая дисциплина и исполнительность, заложенные еще в ранней юности основополагающие морально-нравственные принципы, вся система воспитания и подготовки к несению считавшейся почетной и важной воинской службы, искренняя убежденность в правоте такого подхода к несению возложенных на него государством обязанностей, традиционные для казачества верность воинской присяге и готовность по первому зову грудью встать на защиту Отечества – все эти положительные качества в полной мере проявились в кровопролитных сражениях и всех тяжелейших испытаниях Первой мировой войны. Отвага, стойкость, воинское мастерство, дисциплинированность казаков многократно заслуженно отмечались командованием.
На войну было практически поголовно мобилизовано все мужское казачье население призывных возрастов. Уровень мобилизации среди казачества значительно превышал аналогичные показатели среди других категорий населения страны. Казаки в полной мере изведали все ужасы и тяготы войны, понесли большие потери. За время войны заметно ухудшилось экономическое состояние подавляющего большинства казачьих хозяйств, а мирное казачье население полностью изведало трудности и лишения военного времени.