За пару дней до нашего отъезда на Запад, Сулли пригласила нас с Элеком на рождественскую вечеринку.
У нее была классическая нью-йоркская квартира – потолочный плинтус из темного дерева и пафосный встроенный книжный шкаф во всю стену с огромным количеством самых разных книг: от эротики до военной истории. Сулли постаралась украсить свое обиталище по полной программе: развесила кругом пластмассовые веточки омелы и гирлянды, мигающие белыми огоньками. На стене даже висел плакат с надписью золотыми буквами: «Ешь, пей и веселись». На столе стояли кувшин с изрядно сдобренным специями эгг-ногом[13] и соответствующие закуски.
После того как мы с Элеком выпили по паре кружек этого напитка, наше настроение еще более улучшилось.
Элек выглядел таким сексуальным в бархатном колпаке Санта-Клауса, когда мы уединились в укромном уголке квартиры.
Я подергала за пушистый помпон на конце его шляпы.
– Знаешь, ты самый сексуальный Санта, которого я когда-либо видела.
Его пальцы скользнули к моей талии.
– Ну, в таком случае тебе крупно повезло. Я буду приходить к тебе чаще одного раза в год.
Я обвила его шею руками и прижалась к его груди.
– А я буду дарить тебе не только печенюшки.
– Не буду возражать, если ты захочешь поприветствовать Санту прямо сейчас, в ванной, – произнес он.
Именно этим мы и занялись.
Когда мы вывалились из ванной, уже настало время вручать друг другу подарки. Первой была Сулли. Надо сказать, они с Элеком успели подружиться, и теперь подтрунивать друг над другом стало их любимым занятием.
– О, Сулли, как ты могла?
Мы все громко расхохотались, когда Элек продемонстрировал нам футболку с изображением своей собственной персоны с обнаженным торсом и табличкой «Придурок» в руках. К ней прилагались также кружка и коврик для мышки с таким же изображением.
Сулли рассмеялась.
– Ты слишком занят своей писаниной, а я не хочу, чтобы ты забывал о своей истинной натуре.
Надо сказать, Элек отнесся к этой шутке философски, а Сулли вручила ему еще и настоящий подарок – подарочную карту кафе «Старбакс», где Элек проводил много времени, когда писал очередную книгу после работы. Совсем недавно мы с ним подписали контракт с издательством на издание его повести «Мальчик и Лаки», а также ее продолжения, над которым он теперь и работал. Днем же он был занят на работе в средней школе.
Свой подарок Элек вручил мне в последнюю очередь. Я была даже несколько удивлена, что он принес подарок сейчас, ведь мы договорились отложить вручение подарков до поездки в Калифорнию. Скажу лишь, что, когда я открыла коробочку, мне все стало понятно. По сути это не был рождественский подарок. Это была последняя пара белья, которую он спер у меня много лет назад. Трусики и бюстгальтер из бирюзового кружева. Я прекрасно их помнила и в замешательстве потрясла головой.
– Поверить не могу, что ты их все еще хранишь.
– Это была единственная память о тебе все эти годы.
Я прошептала ему на ухо.
– Тебе повезло, что я еще могу втиснуть в них свою задницу.
Он ответил тоже шепотом:
– Думаю, мне еще больше повезло, что я могу влезать тебе в задницу.
Я слегка ущипнула его за руку.
– Какой же ты несносный. Хотя мне это и нравится.
– Ты еще открытку не читала, – заметил он.
Я взяла открытку. На ней была изображена парочка старичков, нежно целующихся под рождественской елкой. На внутренней стороне было написано:
Грета,
Это Рождество лучшее в моей жизни.
Потому что благодаря тебе:
Я счастлив,
Мои мечты реализованы.
У меня на душе покой.
Я со светлым нетерпением смотрю в будущее.
Я исполнен радости.
Выходи за меня.
Смысл этих слов сначала не дошел до меня, пока Элек не опустился на одно колено и не сунул руку в карман.
Выходи за меня!
– До встречи с тобой я не знал, что такое любовь, Грета. Не знал, что это значит не только отдавать, но и получать. Пожалуйста, скажи, что ты согласна выйти за меня замуж.
От избытка чувств я закрыла лицо руками.
– Я согласна. Да. Да!
Тут все, кто находился в комнате, дружно зааплодировали. Сулли, очевидно, была посвящена в эту тайну, потому что в этот момент хлопнула пробка шампанского, и пенная струя устремилась в воздух.
Когда Элек надел кольцо на мой палец, я ахнула.
– Элек, это самое красивое обручальное кольцо, которое я когда-либо видела, но ведь оно тебе не по карману…
Оно было то ли из белого золота, то ли из платины, сверкающий бриллиант весил не меньше двух карат, и его окружало множество более мелких бриллиантиков.
Он поднялся с колен и заключил меня в объятия.
– Это кольцо Патрик подарил Пилар много лет назад. С деньгами у него проблем не было, ты же знаешь. Мама перестала носить его после смерти Патрика, но не хотела с ним расставаться. Она хранила его все эти годы. Я его раньше никогда не видел, она показала его мне незадолго до того, как я сюда переехал. Я тут же спросил, не могла бы она дать его мне, зная, что когда-нибудь мне придется дарить тебе обручальное кольцо. Она согласилась, но я настоял, что когда-нибудь верну ей деньги за него. Это кольцо когда-то символизировало все беды, которые пришлось претерпеть нашей семье, но сегодня я смотрю на это по-другому. Если бы не все эти печали, мы с тобой никогда бы не встретились, а эта мысль для меня невыносима. Так что это кольцо – нерушимый источник света среди тьмы моего прошлого. Оно напоминает мне о твоей любви ко мне. И принадлежит тебе по праву.
Год спустя, в канун Нового года, мы с Элеком поженились. На церемонии присутствовало лишь ограниченное число гостей. Мои волосы были уложены в высокую прическу. Элеку это особенно нравилось.
Нам не нужна была пышная свадьба, мы просто хотели узаконить наши отношения. Поэтому выбрали предновогодний день, чтобы быть верными традиции.
После бракосочетания мы поужинали в кафе «У Чарли», а потом присоединились к толпе на Таймс-сквер.
Когда хрустальный шар спустился, Элек подхватил меня на руки и страстно поцеловал, словно компенсируя упущенную пять лет назад возможность.
Когда он отпустил меня, я прошептала ему на ухо кое-какую новость, которая привела его в полное изумление.
Уже позже, ночью, он положил руку на мой живот и съязвил в присущей ему манере, что мы сейчас представляем любимый сюжет всяческих реалити-шоу на телевидении: он – приемный сын своего брата, обрюхативший свою сводную сестру.
Эпилог
– Это вы отец ребенка О’Рурка?
В груди у меня появилось незнакомое щемящее чувство, когда медсестра произнесла это пока необычное для меня слово.
– Да. Это я. Я его отец.
Отец.
Вся моя жизнь определялась стремлением быть полной противоположностью своего отца. Даже в мыслях я не мог примерить на себя эту роль. Я всегда был сыном: приемным сыном, никудышным сыном, отвергнутым сыном. Но теперь я сам стал отцом. Наступила моя очередь выполнять отцовские обязанности.
– Предъявите удостоверение личности, пожалуйста.
Подняв руку, я показал пластмассовый браслет на запястье. Мне хотелось носить его всю жизнь. Даже если бы в руке развилась гангрена, я бы ни за что на свете не дал ее отрезать.
– Идите за мной, – произнесла медсестра.
Я не смог присутствовать на родах. Я гостил у матери в Калифорнии, когда позвонила Грета и сообщила, что у нее начали отходить воды. Она была еще на тридцать четвертой неделе беременности, поэтому я считал, что успею съездить в Калифорнию ненадолго, ведь в ближайшем будущем у меня будет мало свободного времени.
Я тут же побросал свои вещи в чемодан и рванул в аэропорт, как только узнал, что у нее начались роды.
А потом мне позвонила Сулли и сообщила, что Грету увезли на «Скорой помощи» и собираются делать кесарево сечение. Я страшно запаниковал, потому что еще даже не доехал до аэропорта. И уже понимал, что не успею попасть в Нью-Йорк вовремя. На меня навалилось ужасающее ощущение бессилия. В тот момент я начал молиться впервые в жизни. Удивительно – вы можете провести всю жизнь, гадая, существует ли Бог, но в момент кризиса вы всегда взываете к нему о помощи, словно никогда не сомневались в его существовании.
Перед самой посадкой на самолет мне пришло сообщение от Сулли. Это была фотография моего новорожденного сына.
Моего сына.
Я застыл как вкопанный посреди зала и стоял, озираясь по сторонам. Мне казалось, что все должны знать, что это самый важный момент в истории вселенной. В сообщении говорилось, что малыша забрали в отделение интенсивной терапии новорожденных, но в целом с ним было все в порядке. Как и с Гретой. Все было просто прекрасно.
Благодарю тебя, Боже. Клянусь, я больше никогда не подведу тебя.
На моих глазах навернулись слезы, и я не отрывал взгляда от фотографии, когда шел на посадку и занимал свое место в самолете. Кажется, я смотрел на малыша все шесть часов полета.
Когда я, наконец, добрался до госпиталя, Грета еще спала, и я не хотел будить ее. Но ни минуты не мог ждать, чтобы не увидеть сына.
Медсестра проводила меня в палату, где младенец спал в инкубаторе.
Фотография вызвала у меня бурю эмоций, но они не шли ни в какое сравнение с тем, что я испытал, когда увидел его своими глазами. Я стоял и смотрел, как поднимается и опускается его крошечная грудка.
– Видите – он может сам дышать, и все жизненные показатели в полном порядке. Просто ему придется побыть здесь пять-шесть дней.
– А можно взять его на руки?
– Конечно. Но попрошу вас вымыть руки антибактериальным мылом и надеть маску.