Дороти должна умереть — страница 27 из 62

Комната поплыла перед глазами. Я не уверена, кружилась ли голова от присутствия Нокса или от переполняющей меня ярости. Я вырвала ладонь из рук чародея. Он потянулся следом, но не успел меня поймать — руки схватили лишь воздух в том месте, где я стояла мгновение назад. Сама я была уже далеко. Убежала на другой конец зала, где мы только что танцевали.

— Что за?.. Как я?..

Разве это возможно? Я что, перескочила через весь зал? «Разве не видишь? Ты сделала это!» — раздался в моей голове голос Герт, а потом появилась и она сама. Колдунья была здесь все это время. Меня бросило в жар, руки загорелись. Герт специально это устроила, заставила Гламору и Нокса притащить меня сюда и как следует разозлить. Как и тогда, с Источником, она делала лишь то, что считала нужным, но на этот раз зашла слишком далеко.

Комната вновь закружилась. Руки горели все сильнее — они пылали светом, готовым сорваться прочь. Не мягким и нежным, как у Герт, а обжигающе красным, словно вспышки, огненные стрелы. И стрелы эти ринулись на Нокса. Но парень сам вспыхнул странным синеватым свечением, отразившим огненные снаряды. С моих рук срывались новые стрелы, прежде чем я успевала выбрать цель. Они выстреливали в воздух, взрываясь, словно фейерверки, и опадая дождем.

Я была зла. Слишком зла. Непередаваемо и отчаянно. Мне хотелось сбежать от Нокса, от Герт, от всех них, но не получалось пошевелить даже пальцем. Парень метнулся ко мне и обхватил ладонями горящие руки. А в следующее мгновение мы уже исчезли из пещеры, оказавшись на том же самом месте, куда он приводил меня в первый день тренировок, — на вершине горы. Только в этот раз над головой раскинулось бездонное черное небо, усыпанное звездами, которые не были похожи на те, что светили в нашем мире. Здесь они сияли заметно ярче. А еще, в отличие от наших созвездий, вид которых порой совершенно не соответствовал названию, эти представляли собой настоящие произведения искусства. Чем дольше я всматривалась в них, тем отчетливее они становились, складываясь в картинки, похожие на те, что рисовали в книгах. Я заметила подкову, медведя, тигра и дракона.

— Герт посчитала, что воспоминания о доме блокируют твою магию. Мы должны были попробовать надавить на тебя. Должны были узнать, сработает ли это. — Нокс указал куда-то вдаль. — Смотри, вон мое любимое созвездие! — Он вытянул руку, и группка звезд перестроилась, складываясь в изображение велосипеда.

Когда я подняла взгляд, голову наводнили воспоминания: мне пять лет, мы еще не переехали в «Пыльные акры», и мама учит меня кататься на велосипеде.

В тот день я впервые попробовала проехаться на двухколесном, а мама пообещала придерживать его, чтобы он не упал. Когда велосипед мчался вниз с холма, а ветер трепал мои волосы, я радостно закричала, празднуя победу. У меня получилось! Именно тогда я и поняла, что мама больше не держит сиденье. Я еду самостоятельно. А потом велосипед налетел на кочку. Когда я поднялась на ноги, одна коленка была ободрана до крови, а поломанный велосипед валялся на дороге. Но, подняв голову, я заметила на вершине холма маму, радостно хлопающую в ладоши.

Сегодня я уже привычно отбрасывала в сторону мысли о ней. Слова Герт о прощении посеяли в душе семена сомнения, но я не желала, чтобы они давали ростки, хотела отвлечься от них. Я сконцентрировалась на занятиях: пыталась понять, куда я должна в следующую секунду ударить кулаком или как зажечь свечу по первому желанию, старалась запомнить кучу бесполезной фигни из выданных Гламорой книг. Но я врала сама себе. Старые мысли по-прежнему оставались со мной, как бы сильно я ни хотела их забыть. И теперь, стоя вместе с Ноксом на вершине горы, я могла думать только о маме.

Какая же я дура! В какой-то момент позволила себе мечтать о выпускном, о танце с Ноксом и о том, что, возможно, он не так уж сильно меня ненавидит. Ярость в груди вспыхнула с новой силой.

— Не важно, как вы добиваетесь своего, — проговорила я сквозь сжатые зубы, глядя на парня снизу вверх. — Не важно, что делаете, чтобы достичь цели. Нельзя просто взять и убить кого-то. Смерть ничего не изменит.

Нокс отвел взгляд, а затем вновь посмотрел мне в глаза. На его лице что-то отразилось. Вина? Сожаление? Пожалуй, нет… Возможно, любопытство. Он будто что-то осознал. Похоже, ему и в голову не приходило, что мне может быть больно или плохо, что я могу разозлиться. Неужели он думает, что колдовать важнее всего на свете?

— Мы единственные, кто хочет ее свергнуть. Единственные, кто на это способен. Или мы, или никто. Мы сотворим маленькое зло на благо всей Страны Оз.

— Ты когда-нибудь говоришь своими словами, а не повторяешь заученные фразы? Можешь хоть раз сам принять решение?

Он отвел взгляд.

— Ты всегда задаешь так много вопросов?

— А ты вообще у кого-нибудь хоть что-нибудь спрашиваешь? Ты знаешь обо мне абсолютно все, что только можно знать, зато я о тебе — ничего. Совершенно.

Его наглость сразу куда-то улетучилась.

— Ты действительно хочешь узнать, кто я такой? — спросил он.

Мне стоило отказаться, стоило отступить. Но, даже ужасно злясь на этого парня, я все равно хотела вытащить его из раковины и узнать получше. Я кивнула.

— Меня зовут иначе.

— Что?

— Имя Нокс дала мне Момби. Я не помню своего настоящего имени. Зато помню родителей. Их лица и голоса. Помню день, когда их у меня забрали. Но мое имя исчезло вместе с ними, и в живых не осталось никого, кто мог бы его помнить.

— Нокс…

— Это случилось, когда Глинда и Дороти только начали бурить шахты везде и всюду. Добрая Волшебница тогда еще не привлекла к этой работе жевунов. Она использовала собственные силы, чтобы добывать магию. Пробила дыру в центре нашей деревушки и — бум! — попала в грунтовые воды. Все вокруг затопило. Мы вскарабкались на крышу. Там был старенький флюгер, такой ржавый, что даже уже не крутился, когда дул ветер. Помню, мама велела мне держаться за него во что бы то ни стало. И я держался. А мама — нет. Может, она не успела до него дотянуться и… Я тоже хотел разжать руки, но продолжал хвататься за флюгер. Когда вода сошла, оказалось, что из всей деревни в живых остался только я.

Я вздохнула.

— Тогда тебя и нашла Момби?

— Нет, нашла она меня позже, намного позже. Я бродил из города в город. Воровал еду, чтобы не умереть с голоду. Спал, где придется. Порой люди были добры ко мне, а порой — просто омерзительны. От них меня и спасла Момби. Я попал в ужасный город. Там был Лев.

Нокс опустил глаза и резко отвернулся. Он не хотел, чтобы его жалели.

— По поводу того, что я наговорил, когда мы танцевали… Прости, но мне пришлось. Нужно было добиться, чтобы ты разозлилась.

Меня внезапно осенило:

— Слова Герт насчет магии… Как ты можешь использовать ее, если не знаешь, какой ты, кто ты?

— Я знаю.

— Но ты сказал…

— Я боец. Член Революционного Ордена Злых.

Я подумала: а может, Момби не по доброте душевной его спасла? Может, таким образом она просто сотворила себе идеального солдата? Все, что осталось от настоящего Нокса, — смутные воспоминания о женщине, которая когда-то звалась его матерью, а этот Нокс боготворил лишь Орден. Отсюда исходила и вся его магия. Он был человеком, которого воспитали колдуньи. Чист, как сама магия, что текла в Источнике. Был самой магией. Не человек, а оружие, в которое, как он считает, может превратить и меня.

Я не могла понять, жалею его или ему завидую. Хотела бы я так же, как и он, знать свою маму недолго, но помнить о ней только хорошее? Пожалуй, я бы ответила «да». Но стала бы я собой, если бы моя жизнь была иной? Эми Гамм, кто она такая без своего прошлого?

Я бежала из дома прочь. Нокс же уверенно шагал к своему. Домом для него стало сражение. Возможно, для меня тоже.

— Магия — всего лишь энергия, которая постоянно хочет меняться, — напомнил Нокс, внезапно схватив меня за руку. — Так возьми свои чувства и преобразуй их в магию.

Я посмотрела на чародея. Мне очень хотелось, чтобы именно этот момент стал началом нашего сегодняшнего занятия, а не та жуткая сцена в зале. Но я отбросила мысль прочь и попыталась повторить то, что всегда делал он. Попыталась повторить за Гламорой, Момби и Герт. Одновременно быть собой и частью окружающего нас волшебства. Я почувствовала, как по телу, подобно теплой воде, течет энергия. Подумала о маме, о вопросе, заданном Герт: «Какая же ты?»

Я сконцентрировалась на заполняющей сердце печали — печали, всю жизнь преследующей меня, и пожелала, чтобы она стала чем-то другим. Изменилась. Я вновь вспомнила тот самый момент, когда мама, стоя на кухне трейлера, рассказывала, как я разрушила ее жизнь. Картинка померкла, полыхнув огненно-красным цветом. И затем случилось это: пошел снег. Белые искрящиеся хлопья засыпали землю вокруг нас. Чародей смотрел на меня, и взгляд его был полон гордости за меня.

— Видишь? — тихо спросил он.

Я раскинула руки и, смеясь, закружилась. Снег все падал и падал.

— Никто не может мгновенно наколдовать такое, даже я, — тихо продолжал Нокс. — У тебя есть дар.

Я протянула руку и поймала несколько снежинок. Они не растаяли. И вдруг я осознала, что это был вовсе не снег. Пепел. Я удивилась и посмотрела на Нокса.

— Небо опалило твоим огнем, — пояснил он.

На долю секунды меня охватило разочарование. Снег такой нежный и красивый. Но именно пепел отражает мою сущность.

— Нужно возвращаться. Герт хочет поговорить с тобой, — вдруг бросил Нокс.

Мы ступили обратно в пещеры. На этот раз я не приняла его руки, готовая скорее разбиться в темноте.

20

Когда я вошла, Герт стояла у стола, мановением руки превращающегося во всевидящий водоем.

— Не злись на Нокса. Он сделал это по моей просьбе.

В груди вновь закипела ярость, но я стояла на месте, а пальцы не горели огнем. Пока.

— Сомневаюсь, что Нокс вообще понимает, как все это мерзко. Но вы-то понимаете. Зачем вы так поступили? Зачем рассказали все Ноксу? Он не должен был знать! — Почему-то я была уверена, что сейчас стрелка морального «компаса» Герт стремится на север, к плохим поступкам, но ради достижения цели колдунья ее игнорировала.