– Помню, Жордан, – твердым голосом ответила она, и в конюшне воцарилась напряженная тишина.
– Не понимаю, – нарушил своим громовым голосом тишину Эймос, – почему мы все стоим, ребята? Не лучше ли отправиться в путь сейчас, пока еще не жарко?
– Ты прав, приятель, – кивнул Джордан. Взгляд его по-прежнему был устремлен на Жоли.
– Лично я – за, – поддержал его Гриффин. – Не кажется ли вам, что в этой чертовой конюшне воняет? Давно пора проветриться!
За весь путь никто не проронил ни слова. Жоли не хотелось разговаривать с Джорданом, Джордану – с Жоли, Гриффину – с Джорданом, Эймос в конце концов потерял надежду разговорить хоть кого-нибудь. Единственными звуками были стук копыт по камням, позвякивание уздечек да еще время от времени фырканье мулов. Солнце уже почти достигло зенита, жара стояла неимоверная, но, слава Богу, водой путники запаслись вдоволь.
Многочасовую тишину нарушила наконец Жоли. Подъехав поближе к Джордану, она спросила:
– Gostood' пё ?
— Что? – очнувшись от своих мыслей, переспросил Джордан и кинул на девушку непонимающий взгляд.
– Жарко, да? – повторила Жоли по-английски, широко улыбаясь.
Джордан посмотрел на нее еще пристальнее:
– Я смотрю, зеленоглазая, ты зла долго не помнишь! Жоли не уловила иронии, прозвучавшей в его словах.
– Зачем копить в себе отрицательные эмоции? – снисходительно пожала плечами она. – Жизнь слишком коротка, надо уметь радоваться тому, что есть.
– Да ты, я смотрю, философ! – улыбнулся Джордан. – Когда это ты научилась так философски смотреть на жизнь? Такая молодая…
На этот раз Жоли уловила насмешку в голосе Джордана.
– Я все-таки наблюдаю жизнь, – пожала она плечами, – и делаю кое-какие выводы!
– А что заставило тебя сделать именно этот вывод? Я все равно не верю, что твой жизненный опыт настолько богат…
– Но и не настолько беден, – парировала Жоли.
Она сняла шляпу, и черные как смоль волосы рассыпались по ее плечам. Джордан невольно залюбовался ими. Ему вдруг вспомнились эти волосы, разметавшиеся по подушке, горящие страстью огромные зеленые глаза, восхитительное юное нагое тело… Джордан резко тряхнул головой, словно пытался отогнать от себя непрошеное видение.
– Так что же с тобой случилось? – повторил он свой вопрос. – Когда ты выработала в себе такое философское отношение к жизни?
– Я знаю историю Маленького Медведя и Той, Которая Смеется. Маленький Медведь любил ее, но Той, Которая Смеется, нравился Пятнистый Хвост. Медведь каждый день преследовал ее – а она, надо сказать, была очень красивая – и смотрел, как она кокетничает с Пятнистым Хвостом. Вскоре Маленький Медведь возненавидел обоих и вызвал Пятнистого Хвоста на дуэль. Хвост победил, а Медведь с позором бежал – над ним вся деревня смеялась. Маленький Медведь не вынес позора и бросился с высокой скалы. Рассказывают, что его дух бродит по земле и поныне, не в силах обрести покой.
– Ну не дурак ли этот твой Медведь, скажи на милость? – ухмыльнулся Джордан. – По мне, так без бабы куда лучше!
Жоли с изумлением посмотрела на Джордана:
– По-твоему, лучше жить, когда никого не любишь и тебя никто не любит? Ты действительно так считаешь, Жордан?
– Не знаю, – вдруг смутившись, пробормотал Джордан. – Зависит от того, как на это смотреть…
Маленькая чертовка явно рассказала эту историю неспроста, подумал Джордан. Но он не попадется на ее удочку! Эта малолетка еще имеет наглость учить его жизни, как будто и впрямь что-то в этом смыслит! Кем она себя считает, черт побери! – ругнулся про себя Джордан и поморщился.
Он опустил глаза, чтобы не смотреть Жоли в лицо, но тут его взгляд уперся в ее маленькую округлую грудь, отчетливо прорисовывающуюся под рубашкой. Гриффин словно нарочно подарил этой красотке такую тонкую рубашку… впрочем, рубашка, кажется, его, Джордана. Черт побери, нельзя не признать, девчонка действительно чертовски соблазнительна в этой тонкой мужской рубашке и в джинсах в обтяжку. Почему, в конце концов, в жизни все так устроено – почему нельзя просто заняться с женщиной сексом, не опасаясь, что та обязательно начнет что-то требовать взамен?
Во-первых, женщины совершенно не умеют отказывать – не в том смысле, что всегда соглашаются, а в том, что не могут отказать нормально. Не хочешь – твое право, Джордан не насильник, в конце концов. Но скажи тогда просто «нет» – нормально и спокойно. Почему обязательно кричать «не-е-ет!» во всю глотку, читать мораль, пытаться унизить, высмеять?
А с теми, кто соглашается, тоже свои трудности – столько мороки, что сам иной раз бываешь не рад. Одна пилит с утра до ночи, другая все время требует подарков, третья устраивает истерику, когда ты уходишь… А эта романтическая дурочка клеится к нему со своей любовью, словно собака, которая ластится к хозяину, сколько бы тот ее ни бил.
Джордан упрямо тряхнул головой.
«Ничего страшного, – сказал он себе. – И не с такими стервами справлялись, а уж с этой малолеткой запросто…»
– Не позволяй ему вить из тебя веревки, Жоли! – услышал Джордан голос Гриффина. Подъехав к девушке поближе, парнишка снова начал читать ей мораль.
Жоли улыбнулась Гриффину с видом опытной женщины:
– Успокойся, приятель. Если Жордан кого-то здесь и обманывает, то только себя.
Джордан не смог сдержать улыбки – таким выраженьицам Жоли явно научилась у Гриффина.
– Не слишком ли ты самоуверенна, Жоли? Протри глаза! С чего ты вообще взяла, что Джордан когда-либо на тебе женится? – продолжал подначивать девушку Гриффин.
– Это то, что у вас, белых, называется «судьба», Гриффин, – голосом вещуньи произнесла Жоли. – Когда я впервые увидела Жордана, то все прочитала по его глазам. Да, собственно, и сейчас это есть в его взгляде, хотя он и пытается скрыть это от меня и от самого себя.
– Ты уверена? – с сомнением в голосе спросил парнишка. – Может быть, ты просто видишь то, что хочешь видеть? Да, Джордан испытывает к тебе сексуальное влечение – этого нельзя отрицать, – но это еще не любовь…
Жоли посмотрела на Гриффина удивленным взглядом, поражаясь его непонятливости.
– Да, Гриффин, – тоном умудренной жизнью многоопытной женщины продолжила она, – Жордан явно испытывает ко мне влечение как к женщине. Но он любит меня, и я это знаю.
– Что ж, будем надеяться, – слегка нахмурившись, проговорил паренек и отер пот со лба. Жара стояла нестерпимая, и Гриффин, чтобы его хотя бы немного обдуло ветром, пустил свою лошадь вскачь. Однако слишком отдаляться ото всех он не мог – друзья, разумеется, догнали бы его, но вслед за лошадьми неторопливо ступал еще целый караван тяжело нагруженных мулов.
Эймос, тоже пустив своего коня вскачь, догнал Гриффина.
– Ну и жарища! – проворчал негр.
С его лица градом катился пот. Ярко-красный платок, который Эймос носил под шляпой, промок насквозь, рубаха прилипла к телу.
– Ты выглядишь так, словно тебя окатили водой! – усмехнулся Гриффин.
– Ты, приятель, не лучше! Похоже, из всех нас только Жоли чувствует себя прекрасно. Жара как в аду, а ей хоть бы что! Как это тебе удается, Жоли? – спросил Эймос, обращаясь к девушке.
Жоли, впрочем, чувствовала себя не так уж и комфортно от того, что промокшая от пота рубашка прилипла к телу и обрисовывала грудь. Волосы тоже пропитались потом и, казалось, жалили лоб словно мухи.
– С чего ты взял, что я чувствую себя прекрасно? Я чувствую себя словно поджаренный суслик! – шутливо ответила Жоли.
– Разве сусликов жарят? – удивился Гриффин.
– Жарят, – ответил Эймос с видом знатока. – Я ел. Мне, братишка, многое пришлось повидать на своем веку. Его вполне можно поджарить прямо в золе, как картошку. Потом снимаешь шкуру и ешь. А вот медвежатину, готов поспорить, ты никогда не ел.
– Никогда, – поморщился Гриффин. – И сказать по правде, не имею ни малейшего желания попробовать.
– Проголодаешься, – вставила Жоли, – съешь и tseeshuuye!
— Что это такое? – удивленно спросил Гриффин.
– Гриф-могильщик.
– Какая гадость! – скривился парень.
– Между прочим, вполне съедобен, если приготовишь его как следует, – заявила Жоли.
– Хватит! – прервал ее Гриффин. – Я знаю, ты начала весь этот разговор в надежде на то, что меня затошнит и я откажусь от обеда! Не выйдет! Я сам съем свою порцию!
Впрочем, когда они действительно остановились на обед, Гриффина уже настолько разморило от жары, что он даже не притронулся к еде, хотя жареная говядина выглядела вполне аппетитно. Зато воды он выпил чуть ли не полведра.
Гриффин сидел в тени скалы, усталым взглядом осматривая однообразный пейзаж, тянувшийся до самого горизонта, – кактусы, юкки, мрачные горы вдали…
– Долго нам еще идти? – спросил он у Джордана. Тот лежал в своей обычной позе – заложив руки под голову и прикрыв шляпой лицо. – Насколько я понял, скала, которую мы ищем, не так уж далеко от пика Хембрилло?
– Если верить Эймосу – точнее, его другу старине Сэму, – нам осталось до нее всего несколько шагов, – ответил Джордан.
– Но насколько я понял, ты ему не очень-то веришь. Я прав?
– Не то чтобы не верю, – вновь пробурчал из-под шляпы Джордан, – • но в пустыне порой трудно точно определить расстояние – пейзаж уж больно однообразный, мало ориентиров. К тому же не забывай, что Сэм, когда рассказывал все это, был пьян. Что до меня, то я, кажется, понял, о каком именно пике идет речь, – мне приходилось видеть его. Но в существование тоннеля я все равно не поверю, пока не увижу его собственными глазами.
– Жоли тоже видела второй пик, – напомнил Гриффин. Джордан сел, отбросив шляпу в сторону.
– У Жоли очень специфическая память, – фыркнул он. – Она запоминает только то, что хочет помнить.
– Все мы этим страдаем, – философски заметил Гриффин.
– Да, но твоя ненаглядная Жоли в особенности. Я знаю, ты считаешь, что твоя Жоли – невинный ягненок. Будь уверен, приятель, эта пташка – хитрейшее существо! Она говорит не то, что думает, а то, что ты хочешь от нее услышать.