Жоли даже слегка вздрогнула и поежилась, вспомнив слова Даклуджи и Нана. Теперь они казались ей страшным пророчеством…
– Ты не замерзла, shitsine! — спросил Джордан. Жоли улыбнулась – ей нравилось, когда он называл ее так ласково, да еще на языке ее народа.
– Dah, — ответила она. – Мне не холодно, Жордан, – я просто нервничаю. Я не хочу, чтобы из-за того, что мы потревожили золото, случилось что-нибудь плохое.
– Что ж, сказал бы я снова, что это глупые суеверия, да теперь уж боюсь, – пробормотал Джордан, – вдруг еще какой-нибудь камень упадет или потолок обвалится!
Жоли невольно рассмеялась, хотя ей было не до смеха.
– Хорошо, Жордан, я, пожалуй, помолюсь, чтобы этого не произошло! Смотри – вон там, впереди! – видишь свет?
В конце тоннеля действительно брезжил слабый луч. Он то исчезал, то появлялся вновь. Идти приходилось по колено в липкой грязи.
– Что это еще за дрянь? – брезгливо морщился Гриффин. – Мало того что противная, так еще липкая, как клей, – я с трудом продираюсь сквозь нее!
– Гуано, – коротко ответила Жоли. Пускаться в пространные объяснения она не стала, сейчас все ее внимание занимал слабый лучик света впереди.
– Черт побери, – продолжал ворчать Гриффин, – от этой гадости у меня глаза слезятся и сопли бегут в три ручья! А ты как себя чувствуешь, Эймос?
– Не лучше, – откликнулся негр. – Но наберись терпения, братишка, – осталось недолго.
– Что такое гуано, Жоли? – не переставал задавать вопросы Гриффин.
– Экскременты летучих мышей, – ответила девушка.
– Черт подери! – ругнулся Гриффин, чувствуя, что его сейчас стошнит. – Что ж ты раньше-то не сказала, Жоли?
Девушка обернулась и впервые за время знакомства прикрикнула на него:
– Какая разница, Гриффин? Ты хочешь выбраться отсюда или нет? Я, например, хочу и сделала бы все ради этого, даже если бы пришлось плыть в море дерьма.
Гриффин слегка опешил.
– Извини, Жоли, ты, конечно, права, – пробормотал он. Жоли смягчилась и, дотронувшись до руки Гриффина, произнесла извиняющимся тоном:
– Прости, пожалуйста, Гриффин, я сорвалась – сам понимаешь, нервы на пределе. Я не хотела тебе грубить.
– Я понимаю, Жоли. У меня у самого нервы на пределе. Это ты меня извини. Идем!
– Не хочу слишком обнадеживать вас, – произнес Джордан, – но я, кажется, вижу свет в конце тоннеля.
– Отличный каламбур! – рассмеялся Гриффин, с трудом вытягивая ногу из липкой грязи. – Сейчас как раз тот редкий случай, когда эта фраза и в прямом, и в переносном смысле означает одно и то же!
Высота тоннеля, по которому двигались трое мужчин и одна девушка, была разной. Кое-где приходилось идти сгорбившись, а то и вовсе ползти на четвереньках. Бедный Гриффин скрежетал зубами, пытаясь сдержать приступ рвоты. Приблизившись, друзья обнаружили, что свет падал в тоннель из пролома в потолке. Разочарованные, незадачливые золотоискатели присели отдохнуть.
Гриффин выбрал место почище и сел, прислонившись к стене.
– И что теперь? – упавшим голосом спросил он. – До этого пролома нам не достать – слишком высоко… Что будем делать?
– Этот вопрос ты задаешь уже не в первый раз, – заметил Джордан. – Жоли же сказала, что здесь много тоннелей – какой-нибудь да выведет нас наружу!
Эймос положил свой рюкзак на землю и сел сверху.
– Рано или поздно мы должны найти пролом, через который сможем выбраться. Не падай духом, братишка! – попытался ободрить он Гриффина.
– Да, но на это может уйти целая неделя… или там окажется очередная ловушка… или…
– «Или»! – оборвал парня негр. – Иди ты со своими «или» знаешь куда! Я буду не я, если не выберусь из этой дыры, черт побери! И выберусь богатым! – делая ударение на последнем слове, добавил Эймос.
Посмотрев на него, Гриффин вдруг улыбнулся и, тряхнув головой, с уверенностью в голосе произнес:
– Я тоже, черт побери! Сначала я куплю маме самое красивое, какое только есть в мире, платье, потом черного мустанга себе – такого, как у Чарли Брэдшоу с фермы «Серкл-Экс», потом…
– А потом ты вернешься в школу, – закончил фразу Джордан.
– В школу? – скривился Гриффин. – Если у меня будет куча денег, то на кой черт мне сдалась школа? – Он отхлебнул воды из своей фляжки и вытер рот рукавом.
– Во-первых, ты должен научиться, как правильно тратить деньги, – назидательным тоном произнес Джордан, – иначе и глазом моргнуть не успеешь, как просадишь их все. Во-вторых, ты обещал мне вернуться в школу – или ты уже успел об этом забыть?
– Я не думал, что должен держать свое слово, если мы станем богатыми.
– Зря ты так думал, приятель.
Жоли слушала разговор мужчин молча, обхватив колени руками, и думала о том, что богатство действительно портит людей. Испортит ли оно Джордана, Гриффина и Эймоса? Кто знает?
Наклонившись, Джордан прошептал ей на ухо:
– Я знаю, о чем ты думаешь, зеленоглазая. Жоли вопросительно посмотрела на него:
– И о чем же, Жордан?
– Я знаю, о чем ты думаешь, – снова повторил Джордан. – Но я не апачи, Жоли, и не испытываю перед золотом священного трепета. Я просто знаю, что, имея много золота, могу и многое себе позволить. Моя жизнь изменится, Жоли!
– И как же она изменится? Ты купишь себе новую одежду, новую лошадь, построишь новый дом? Разве, получив все это, ты изменишь свою жизнь, Жордан?
– Я куплю себе ранчо, Жоли, и начну жизнь с чистого листа. – Джордан обнял девушку за плечи и притянул к себе. – Я много думал об этом, Жоли, и решил: в Мексику я не поеду! Что мне там делать? Валяться кверху пузом на солнышке? Пусть лучше у меня будет свой клочок земли, лошади, коровы… то есть я хотел сказать, у нас. Нарожаем детей, Жоли, если ты их так хочешь, и будем жить в свое удовольствие – долго и счастливо… А, Жоли?
Девушка молчала. Джордан слегка отстранил ее от себя и удивленно посмотрел ей в лицо. В чем дело? Неужели она передумала становиться его женой?
– В чем дело, Жоли? – недоуменно спросил Джордан. – Или ты уже передумала выходить за меня замуж?
– Нет, Жордан, я не передумала. Я хочу быть nighaasdza— очень хочу, – ответила Жоли дрожащим голосом. – Но мне хочется, Жордан, чтобы это было как надо… – Она не договорила.
Джордан снова притянул девушку к себе и нежно поцеловал в щеку.
– Все будет так, как ты захочешь, любимая, – ласково прошептал он.
– Извините, что мешаю вам любезничать, – вмешался Эймос, – но мне все же хочется выбраться из этой чертовой пещеры, а свет, что падает из проема, слабеет. Это означает, что там, на поверхности, наступает вечер. Хочется все-таки выбраться из этого приятного местечка до утра, особенно если учесть, что масло в наших фонарях уже на исходе.
– Не хватало еще, чтобы они погасли! – недовольным тоном добавил Гриффин.
– Без паники, приятель! – успокоил его негр. – Нытьем делу не поможешь. Понеси-ка пока этот фонарь!
Поднявшись с земли и взяв фонарь, Гриффин последовал за остальными.
Блуждать, однако, им пришлось еще дня полтора. Не один раз казалось, что впереди виден выход – но тоннель снова приводил их в тупик или в очередной подземный зал. Несколько раз они обнаруживали, что блуждают по кругу, возвращаются на то место, где уже побывали. Совсем обессилев, они решили устроить передышку.
Гриффин в изнеможении прислонился к стене, чувствуя, что от усталости и голода у него кружится голова.
Что толку от всего золота мира, если ему, Гриффину, суждено навек остаться погребенным в этом бесконечном лабиринте подземных тоннелей, петляющих, похоже, по всей территории штата Нью-Мексико?
Гриффин скользнул рукой по стене – и вдруг похолодел от ужаса. Вместо холодного камня – иного Гриффин и не ожидал – он вдруг ощутил что-то мягкое, волосатое, похожее на шкуру животного. Присмотревшись, Гриффин обнаружил, что это «что-то» и вправду было старой бизоньей шкурой, которая покрывала высокий, в человеческий рост, штабель каких-то металлических слитков. На золото, однако, они были непохожи – с виду металл скорее напоминал чугун. Но когда Гриффин, вытянув один из «кирпичей» из кладки, потер его о свою рубашку, тот заблестел так, что сомнений уже не оставалось – перед ними было чистое золото.
– Господа, – торжественным голосом произнес Гриффин, – и вы, милая дама, – поздравляю вас с находкой!
Ответом парню была гробовая тишина – утомившись не меньше его, остальные, очевидно, просто не расслышали его слов. Гриффин повторил свои слова еще раз, уже громче. Выражение восторга было довольно вялым, но это объяснялось лишь сильной усталостью «господ и милой дамы». Гриффин высоко поднял слиток над головой.
– Похоже, Жоли, – произнес он, – ты знала, что говоришь, когда рассказывала нам о золоте падре Ла Рю! Да здесь тысячи слитков, тысячи!
– Да, – коротко ответила Жоли. В этот момент золото меньше всего занимало ее мысли. Она понимала, что, вероятно, должна разделить всеобщий восторг, но чувствовала себя слишком уставшей для этого. Ступни ее были избиты от долгого хождения по камням, ноги гудели. Волдыри Джордана вскрылись и причиняли ему боль, но он ни разу не пожаловался. Эймос тоже умудрился где-то достаточно сильно поранить ногу, и Джордану пришлось пожертвовать ему свою рубашку, разорвав ее на бинты.
Жоли ощущала себя словно в бреду. Мысли ее кружились, как в калейдоскопе, и она тщетно пыталась собрать их воедино. Ей все время казалось, что она забыла какую-то маленькую, но важную деталь. Но какую? Как ни напрягала Жоли память, вспомнить ее не могла. Мысль все время ускользала. В какой-то момент девушка впала в оцепенение, а когда очнулась от него, то увидела, что мужчины увлеченно считают золотые слитки.
«Когда же наконец они насытят свою жадность?» – с горечью подумала Жоли. И тут ее вдруг осенило. Золото! Когда-то, много лет назад, она уже видела эту картину – штабели золотых слитков, прикрытые старой бизоньей шкурой… И от этого места шел тоннель, выходящий наружу у пика Хембрилло!