Но потом, естественно, мне предстоит собирать осколки этих разбитых отношений в начале следующего сезона. Джейн и Маура уже не «лучшие подруги». Более того, они друг с другом даже не разговаривают. Пэдди Дойл, отец Мауры, умирает. Джейн тоже взбешена: а что ей еще делать? Дойл входил в список опаснейших преступников, разыскиваемых ФБР, и он угрожал ей пистолетом. Я подумала: «Как это исправить и как вернуть их дружбу? Как сделать так, чтобы это казалось реалистичным, а не откровенно телевизионным?»
Н. Л.: Это проявляется в каждой серии, потому что они равны и по уму, и по эмоциональности. Одна из них — интеллектуалка и ученая, а другая берет инстинктом, интуицией и мудростью.
Дж. Т.: Один руководитель сказал мне, что я не должна устраивать женских драк, что никто не захочет смотреть, как дерутся женщины. Возможно, где-то в глубине души я подумала: «Я покажу вам, как дерутся женщины, как это может быть увлекательно и чему это может научить мужчин». Одна из моих любимых сцен — как они в третьем сезоне дерутся в кабинете Мауры, тут заходит Пайк (Эд Бегли-младший) и называет это сварой. Да, мы многие вполне реальные вещи рассматриваем под забавным углом.
Если мы выполняем нашу работу как писатели и исследователи человеческих душ, то, надеюсь, нам удается создать что-то, что кажется одновременно сложным и простым, разрешимым и в то же время неразрешимым. Это, черт возьми, жизнь.
Н. Л.: Когда я обсуждаю со студентами пилотные серии часовых драм, я говорю им, что каждый сериал должен быть о семье — неважно, есть между персонажами родственные связи или нет. В вашем сериале есть оба типа семьи. У вас есть «рабочая семья», а также семья Джейн: ее брат — полицейский, а мать работает в кафе. Джейн и Маура словно сестры. Наставник Джейн, Винс (Брюс Макгилл), напоминает отца. Насколько важна для ваших сюжетов семейная динамика?
Дж. Т.: Первоначально агент ФБР Гэйбриэл Дин (Билли Берк) должен был сыграть куда более значительную роль, но я не хотела, чтобы образовался любовный треугольник — две главные героини, соперничающие за одного мужчину. Поскольку две эти женщины так привязаны к своей профессиональной деятельности, их семейные отношения тоже связаны с работой. Тем не менее, после того как я заполучила Лоррейн Бракко, мне пришлось искать способ вписать ее в их мир, чтобы не получилось так, что мы постоянно выходим из отделения бостонской полиции или кабинета судмедэксперта и отправляемся в гости к маме. Но я не задавалась специально вопросом: «Как мне сделать эту семью важной?»
Мы все — драматурги. Даже если ты вырос сиротой, у тебя все равно есть хоть какое-то подобие семьи. Мы все знаем архетипы, так что, наверное, приходим к этому естественным образом — к «семье», образованной либо кровными узами, либо собственным выбором. Мне кажется, что главный контраст между ними двумя в том, что мама Мауры была к ней не очень внимательна: давала ей читать книги, стимулировала интеллект, но была не из тех, кто бросается с объятиями и поцелуями. Анджела очень любит объятия и поцелуи, постоянно интересуется, как дела у дочки, но вот Джейн обниматься не любит. Почему? Потому что Джейн такая: природа победила в ней воспитание. Вот почему зрителям так нравится их контакт: он проникает через твердую раковину, которой себя окружила Джейн, и, надеюсь, выглядит реалистично. Одна из моих любимых сцен — когда Мауре очень больно, но она все равно не позволяет Анджеле себя обнять, и это ее очень огорчает.
Н. Л.: Один из неписаных законов телевидения — персонажи не должны меняться, потому что зрители хотят включить телевизор и увидеть старых знакомых, но в некоторых сериалах все по-другому. Например, в сериале «Во все тяжкие» Уолтер невероятно изменился, это смысл всего сериала. Вы считаете, что ваши персонажи должны развиваться со временем или оставаться прежними?
Дж. Т.: Мне кажется, поскольку эти женщины видят много мрачных вещей, они просто не могут не измениться. Так что, я думаю, они будут развиваться. Как и все люди, мы становимся все в большей степени либо такими, какие мы есть, либо такими, какими хотим стать. Мне, конечно, хочется придумать какой-нибудь способ сделать пять или десять сезонов, в течение которых они вообще не будут меняться. Тут дело еще и в ваших мыслях о том, кем вы хотите стать, нужно обращать внимание еще и на то, что говорит мир о вас, или, по крайней мере, думать, какое лицо вы ему показываете.
Еще мне кажется, что на них естественным образом влияет дружба, которая с каждым новым совместным приключением становится только крепче. Если честно, мне не хватает некоторой неуверенности Мауры из первого сезона. В какой-то степени так было проще. Но чтобы актерам было интересно работать, я должна поддерживать в них творческую жизнь, позволять им рисовать другими красками или работать другими мышцами.
Мы практически не видели Мауру разгневанной. В конце третьего сезона она грубит своей биологической матери. Она говорит такое, что в обычных обстоятельствах не сказала бы. Мне очень трудно было работать над этой сценой, потому что мы никогда не видели, чтобы Маура так поступала. Соответствует ли это ее характеру? Да, черт побери. Она просто раньше еще не попадала в такие обстоятельства. Да, я знаю, что не всем зрителям это нравится, особенно тем зрителям, которые смотрят сериал время от времени. Они хотят каждый раз видеть одно и то же. Но вот в чем дело: настоящие люди полны противоречий. Мне нравится узнавать что-нибудь новое о людях, которым, кажется, уже нечем тебя удивить.
Н. Л.: Вы работали в штате «CSI» и «Костей». Какие навыки, по вашему мнению, жизненно необходимы шоураннеру?
Дж. Т.: Это моя вторая профессия. Мои навыки как репортера оказались бесценными, как и умение писать очень быстро, когда шансов что-то исправить уже не будет. Еще у меня большой опыт производства и пост-продакшна. Мне очень повезло, потому что не все сценаристы с этим сталкиваются. Когда я зашла в монтажную комнату «Риццоли и Айлс», у меня уже были необходимые десять тысяч часов опыта, и это оказалось огромным бонусом. Мне кажется, что многие сценаристы не понимают, почему им нужно разбираться в пост-продакшне, а научиться этому можно, только если сесть в монтажной и долго смотреть за работой. Во время пост-продакшна над сюжетом уже практически не работают (да и не должны работать), тем не менее для сценариста будет большой ошибкой считать, что пост-продакшн — это просто «какие-то ребята, жмущие на кнопочки» и что это не его епархия. Иногда именно на этом этапе удается спасти провальную серию.
Кроме того, я еще и очень прагматична. Я знаю, какой у меня бюджет, что я могу сделать и чего не могу. Я предпочитаю писать только такие сценарии, которые точно можно будет снять с нашими возможностями. Это командная работа. Продюсеры — не враги, а союзники, и чем больше они знают и чем раньше об этом узнают, тем лучше у нас все получается. Нужно уметь справляться с критикой и проблемой и быстро придумывать новые идеи и решения. Мне кажется, я хорошо приспособлена к лихорадочной работе шоураннера, потому что здесь зачастую нет возможности раздумывать над проблемой в сценарии несколько дней или даже часов. Кроме того, нужно еще уметь очень быстро переключаться между разными режимами работы. Так что мне кажется, что моя первая профессия стала для меня бесценной подготовкой. Я хочу даже сказать, что сценаристы, которые прошли только через систему драматических сериалов или работали чьими-то ассистентами, многое потеряли. Мне очень интересны сценаристы, которые до этого работали кем-то еще. У меня сегодня собеседование со сценаристом, который был профессором философии. Такие люди для меня невероятно ценны, потому что у них совершенно другая подготовка. Их работы менее подражательны. Я обнаружила, что некоторые телесценаристы в качестве точки отсчета берут только телевидение. Но я не хочу, чтобы какой-нибудь сценарист подражал мне. Я хочу, чтобы они делали то же, что и я: ходили, смотрели, чувствовали, нюхали, ощупывали, а потом приносили мне то, что я еще никогда не видела. Я не говорю, что нужно так делать в каждой сцене, но мы всегда стремимся к этой цели. Каждый раз, когда я что-то пишу, моя цель — дать зрителям какой-нибудь новый опыт. Даже если это просто общение с кем-то, кого они никогда не встретят в реальной жизни. Вот по этому аспекту профессии журналиста я больше всего скучаю: я ходила повсюду и общалась со всеми. У меня словно был пропуск везде по жизни.
Н. Л.: Во время производства вы работаете семь дней в неделю?
Дж. Т.: Семь с половиной.
Н. Л.: Есть ли какие-то правила по поводу того, сколько дается дней на подготовку к съемке и сколько на отдых?
Дж. Т.: Я пытаюсь быть гибкой. Некоторые серии просто требуют трехдневного отдыха после съемок.
Все зависит от того, насколько хорошо спланирована работа над сезоном и насколько удалось опередить график. Мы обычно уделяем на серию один-два дня. Бюджет ограничен, права на ошибку нет. Важны абсолютно все. Если вы делаете свою работу плохо, это обязательно отразится еще на ком-нибудь. Главное — найти людей, которым по плечу такие задачи. Я даже представить не могу, что нам удалось бы сделать, будь у нас куча времени и денег. Это было бы просто здорово. Но есть что-то очень приятное и в том, когда ты знаешь, что денег у тебя на это не хватит, но все равно получается это сделать благодаря командной работе. Мой мозг любит загадки, и я очень придирчива. Это значит, что мне нужно найти способ получить то, что я хочу. Если мы не можем позволить себе воплотить какую-то идею, то нужно найти способ сделать что-то другое — или даже что-то совсем непохожее, но не менее хорошее. А когда тебя окружают люди, которых трудности только заводят, — это лучшая творческая атмосфера.
Глава 21. Заставьте нас смеяться
В комедии есть одно незыблемое правило: она должна быть смешной — а это понятие очень субъективное. Не все будут истерически смеяться над одной и той же шуткой. Черные комедии, сатирические комедии или комедии абсурда одних заставят кататься по полу от хохота, а у других вызовут отвращение, обиду или недоразумение. Сдержанный, утонченный «британский» юмор одних смешит, а другим приходится не по нраву. Если шутку рассказать плохо, то, насколько бы она ни была сама по себе хороша, она не будет иметь успеха. И наоборот, если плохую шутку рассказать хорошо, она может стать забавной.