– Но это вовсе не обязательно. В том смысле, что вам ни к чему…
– Мне бы тоже не хотелось сегодня оставаться одной, – сказала она. – А голосовать на дорогах ночью я не люблю. Я боюсь. Мне страшно.
Подкатив к будке поста, он приостановился и опустил стекло; в салон ворвался холодный воздух. Он протянул сборщику свою карточку и доллар девяносто. Медленно отъехал. Справа остался освещенный щит с надписью:
– Ну ладно, – осторожно произнес он, понимая, что уговаривать ее ни к чему – возможно, этим он добился бы противоположного, – однако ничего не мог с собой поделать. – Просто мне самому слишком одиноко в пустом доме. Мы поужинаем, а потом, если хотите, посмотрим телевизор и погрызем воздушную кукурузу. Вы будете спать наверху, а я лягу…
Они уже сворачивали в город. Девушка негромко рассмеялась, а он взглянул на нее с легким недоумением. В сгустившихся сумерках он уже едва различал очертания ее фигуры. Кто знает, а вдруг она настоящая красавица? Мысль эта его немного взволновала.
– Послушайте, – сказала она. – Лучше я вам сразу все объясню. Тот пьяница, который меня до вас подвозил… Я с ним переспала. Такова была его цена, чтобы подбросить меня до Стилтона, где вы меня встретили…
Тем временем он остановил машину на красный свет перед перекрестком.
– Моя соседка по комнате предупредила, что именно это меня ждет, – бесстрастно продолжила девушка. – Но я ей не поверила. Я не собиралась расплачиваться за дорогу собственным телом, уж поверьте мне. – Она искоса посмотрела на него, но он по-прежнему не мог разглядеть ее лица. – И дело даже не в том, чтобы меня кто-то принуждал. Просто все дело в полной оторванности от обычной жизни – словно выходишь в открытый космос. Попадая в огромный город и видя там всех этих людей, я просто теряюсь. Это меня так достает, что мне проще провести ночь с каким-нибудь нытиком, лишь бы чувствовать рядом живую душу.
– Меня абсолютно не волнует, с кем вы спите, – сказал он, трогаясь на зеленый сигнал. Чисто машинально он свернул на Гранд-стрит, направляясь к своему дому мимо строящейся автострады.
– Этот коммивояжер, что меня подвез, – снова заговорила она, – женат уже четырнадцать лет. Во всяком случае, трахая меня, он повторял это почти не переставая. Четырнадцать лет узды, Шарон, говорил он. Четырнадцать лет. И кончил как раз секунд через четырнадцать. – И она хохотнула. Коротко и горько.
– Вас так зовут? Шарон?
– Нет. Это, наверное, имя его благоверной.
Он подкатил к тротуару.
– Зачем вы тут остановились? – подозрительно осведомилась она.
– Да так, – ответил он. – Я всегда этой дорогой домой возвращаюсь. Можете вылезти, если хотите. Я вам кое-что покажу.
Они выбрались из машины и прошли на трибуну, где в этот час не было ни души. Он оперся ладонями на обжигающе холодную сталь ограждения и посмотрел вниз. Ага, «подушка» почти готова. В последние три дня рабочие укладывали гравий и щебенку. Брошенные машины – грузовики, бульдозеры и желтые скреперы – безмолвно стояли в сумеречных тенях, словно музейные динозавры. Вот вегетарианец стегозавр, вот плотоядный тираннозавр, а это – свирепый дизельный экскаватор, пожиратель земли. Приятного аппетита!
– Что вы на это скажете? – вырвалось у него.
– А что я должна сказать? – переспросила она, пытаясь понять, куда он клонит.
– Но ведь что-то вы об этом думаете, – промолвил он.
Она пожала плечами:
– Так, обычные дорожные работы. Они прокладывают дорогу через город, в который я скорее всего никогда больше не попаду. Что вы хотите от меня услышать? Конечно, это выглядит безобразно.
– Безобразно, – эхом откликнулся он, довольный.
– Мое детство прошло в городе Портленде, в штате Мэн, – добавила она. – Мы жили в огромном многоквартирном доме, а прямо напротив строили торговый центр…
– Рабочие что-нибудь ломали, чтобы его возвести?
– Что?
– Они ломали…
– А, вот вы о чем. Нет, строительство велось на пустыре. Мне тогда было всего лет шесть или семь. Мне казалось, что стройка будет тянуться целую вечность. Визг, лязг, грохот. А знаете, что я при этом думала? Это очень потешно. Я говорила себе, что они ставят бедной земле клизму, а она упирается. Беднягу даже не спросили, нужна ли ей клизма, да и диагноз толком не поставили. Я тогда как раз страдала от какой-то кишечной инфекции, поэтому здорово разбиралась в клизмах.
– Понятно, – кивнул он.
– Как-то раз в воскресенье мы отправились на строительную площадку; там было удивительно тихо, словно в покойницкой. Фундамент к тому времени был уже почти завершен, а из цемента торчали эти странные желтые прутья…
– Арматура.
– Возможно. Повсюду были навалены трубы и мотки проволоки, покрытые прозрачным пластиком, и кругом была непролазная сырая грязь. Забавно, конечно – ведь о вареной грязи никто не слыхал, – но именно так выглядела та грязь. Сырой. Мы играли там в прятки с моей младшей сестренкой, а потом пришла мама и надрала нам уши. Сказала, что маленьким детям на стройку ходить нельзя. Моей сестренке было всего четыре, и она орала на весь квартал. Забавно, что я все это помню, да? Может, вернемся в машину? Я замерзла.
– Хорошо, – кивнул он.
Они уже ехали, когда она сказала:
– Я до самого конца не верила, что им удастся возвести торговый центр на месте этого бардака, однако он вырос буквально на глазах. Как сейчас помню день, когда они асфальтировали автостоянку перед входом. А еще пару дней спустя уже и всю разметку желтой краской сварганили. Потом устроили грандиозную тусовку по случаю открытия. Какой-то крупный босс перерезал ленточку – и началось. Народ валом повалил. Как будто всю жизнь все только там и отоваривались. Торговый центр назвали «Мамонт»; моя мать там дневала и ночевала. Когда же она брала туда нас с Энджи, я почему-то сразу вспоминала про эти оранжевые прутья. Мысли о них просто преследовали меня; будто навязчивая идея.
Он кивнул. Уж он-то знал, что такое навязчивая идея.
– А что это для вас означает? – спросила она.
Он пожал плечами:
– Сам еще не знаю.
Он уже собрался размораживать готовый ужин, когда она заглянула в морозильник и, обнаружив там вырезку, сказала, что может приготовить отбивные. Если хозяин не против, конечно.
– Это будет чудесно, – сказал он. – Тем более что я все равно даже понятия не имел, что с ней делать.
– Вам, наверное, здорово недостает вашей жены?
– Не то слово, – вздохнул он.
– Только из-за того, что вы не знаете, как приготовить вырезку? – спросила она.
Однако он не ответил. Она запекла картофель и разогрела замороженную кукурузу.
Они поужинали, причем она уплела три отбивные, две картофелины и полтарелки кукурузы.
– Господи, целый год уже так не пировала, – сказала она, закуривая и глядя на опустевшую тарелку. – Теперь у меня небось заворот кишок будет.
– Чем же вы прежде питались?
– Звериным печеньем.
– Чем? – недоуменно переспросил он.
– Печенье такое, в виде всяких зверюшек.
– А, понятно.
– Оно дешевое, – пояснила она. – И питательное. К тому же напичкано витаминами и прочей полезной ерундой. Если верить надписи на коробке, конечно.
– Чушь собачья! Скорее у вас от этого заворот кишок случится. Да и потом – вы что, ребенок, одно печенье лопать? Ступайте-ка за мной.
Он провел ее в столовую и раскрыл дверцы серванта. Взял серебряную салатницу и вынул из нее пухлую кипу денег. Девушка вытаращила глаза.
– Вы кого-то укокошили, мистер?
– Никого. Я вернул свою страховку. Вот, держите. Здесь двести долларов. Это вам на еду.
Но девушка даже не прикоснулась к деньгам.
– Вы, видно, чокнутый, – промолвила она. – Что, по-вашему, я должна сделать, чтобы отработать такую сумму?
– Ничего вы не должны, – отрезал он. – Мне ничего от вас не нужно.
Она рассмеялась, но ничего не сказала.
– Ну ладно. – Он положил деньги на буфет, а салатницу поставил в сервант. – Если вы не заберете деньги утром, я спущу их в унитаз. – В глубине души он, правда, не слишком в это верил.
Девушка пристально посмотрела на него.
– Что ж, вы, пожалуй, на такое способны.
Он промолчал.
– Посмотрим, – сказала она. – Утром.
– Посмотрим, – эхом откликнулся он.
Он сидел и смотрел по телевизору передачу «По правде говоря». Три участницы наперебой уверяли, что являются непревзойденными чемпионками по родео, причем две из них отчаянно врали, а вот третья говорила правду. Какая именно – предстояло определить жюри, в состав которого входили разные телезнаменитости. Гарри Мур, бессменный ведущий этого шоу в течение уже лет трехсот, улыбался, острил и звонил в колокольчик, когда отпущенное каждой из участниц время истекало.
Девушка смотрела в окно.
– Слушайте, а на вашей улице еще хоть кто-нибудь живет? Нигде света нет.
– Остались только я и Данкманы. Они пятого января переезжают.
– Почему?
– Из-за дороги, – ответил он. – Выпить хотите?
– Что значит – из-за дороги?
– Она проходит как раз по нашей улице, – пояснил он. – Мой дом, насколько я могу судить, окажется как раз посреди разделительной полосы.
– Вот, значит, почему вы показали мне, где ведутся эти дорожные работы?
– Наверное. Я ведь еще недавно работал на прачечном комбинате, что в двух милях отсюда. «Блю Риббон» называется. Чертова дорога и его поглотила.
– Поэтому вы и потеряли работу? – уточнила она. – Вашу прачечную закрыли?
– Не совсем так. Я должен был заключить контракт на покупку завода, чтобы открыть новый комбинат в местечке, которое называется Уотерфорд, но не сделал этого.
– Почему?
– Не мог я этого вынести, – просто ответил он. – Выпить хотите?
– Вам вовсе не обязательно меня подпаивать, – сказала она. – Я и так согласна.
– Господи! – Он всплеснул руками и закатил глаза. – У вас все мысли об одном.
Воцарилось неловкое молчание. Наконец она сказала: