– Оливия, где вы?
– Я здесь. – В трубке что-то трещало, но голос все равно казался безумно далеким.
– Я очень рад, что вы позвонили.
– А я не думала, что вы согласитесь принять мой звонок.
– Я только что проснулся. Так вы там? В Лас-Вегасе?
– Да, – сухо ответила она. Ему показалось, что слово вырвалось у нее с каким-то тупым безразличием, словно щепка, упавшая на цементный пол.
– Ну и как там у вас? Чем занимаетесь?
Оливия испустила душераздирающий вздох:
– Не здорово.
– Что случилось?
– На вторую… нет – третью ночь я познакомилась с одним парнем. Он пригласил меня на вечеринку, где я наширялась до одури… В полном отрубе была.
– Химия? – осторожно осведомился он, сознавая, что их могут подслушать.
– Химия? – эхом откликнулась она. – А что же еще? «Дурь». Да еще смешали ее с каким-то дерьмом… Вдобавок меня, кажется, еще и изнасиловали.
– Что? – переспросил он, надеясь, что ослышался.
– Изнасиловали! – завопила она. – Это то, что случается, когда ты назюзюкаешься вдребодан и ни хрена не понимаешь, кто в тебя что засовывает. Поняли теперь? Или вы не знаете, что значит изнасилование?
– Знаю, – тупо ответил он.
– Ни хрена вы не знаете.
– Вам деньги нужны?
– А почему вы спрашиваете? Я же не могу с вами переспать по телефону. Даже подрочить не могу.
– У меня еще остались кое-какие деньги, – сказал он. – Я мог бы их вам выслать. Вот и все. Вот почему. У вас какой-нибудь адрес есть?
– Да, до востребования.
– Вы не снимаете жилье?
– Снимаю на пару с этим парнем. Только у нас все почтовые ящики взломаны. Но это фигня. Приберегите денежки для себя. У меня тут работенка имеется. А вообще-то плюну я на все и вернусь. Поздравьте меня с Рождеством.
– А что за работа?
– Гамбургерами в забегаловке торгую. В холле понаставили автоматов, так посетители всю ночь напролет дергают за ручки и жрут гамбургеры. Представляете? По окончании смены приходится отмывать и оттирать эти ручки. Они все заляпаны маслом, майонезом и кетчупом. И видели бы вы, что за народ здесь! Жирные все как свиньи. Дочерна загорелые или обгоревшие на солнце. А трахают все подряд, кроме разве что мебели. Ко мне и мужики, и бабы пристают. Слава Богу, мой парень по сексуальной озабоченности соответствует кусту можжевельника, не то мне пришлось бы… Впрочем, какого хрена я вам все это рассказываю? Я вообще даже понять не могу, зачем вам позвонила. В конце недели получу жалованье и уеду на фиг отсюда.
– Побудьте там месяц, – услышал он свой голос как бы со стороны.
– Что? – изумленно спросила она.
– Не пасуйте так быстро. Если уедете сейчас, то потом всю жизнь будете сожалеть, что так и не выяснили, из-за чего так мечтали туда попасть.
– Слушайте, вы в регби играли? Держу пари, что да.
– Меня даже мячи подавать не подпускали.
– Значит, вы ни хрена не понимаете.
– Я размышляю, не наложить ли на себя руки.
– Вы даже не… Что вы сказали?
– Что размышляю, не наложить ли на себя руки. – Он произнес это с ледяным спокойствием. Его больше не волновало ни разделявшее их расстояние, ни то, что их могут подслушать люди из телефонной компании, Белого дома, ЦРУ или ФБР. – Я пытаюсь кое-что сделать, но ничего не выходит. Должно быть, потому, что я уже слишком стар. Несколько лет назад случилась одна неприятность, но тогда я даже не подозревал, как она на мне отразится. Думал, переживу как-нибудь. Однако с тех пор становилось только хуже и хуже. Я уже заболел по-настоящему.
– У вас рак? – спросила она шепотом.
– Похоже, что да.
– Вы должны обратиться к врачам, выяснить…
– Это душевный рак.
– У вас просто мания величия.
– Возможно, – сказал он. – Впрочем, это не важно. Маховик уже раскручен, и механизм запущен. Одно только меня сейчас по-настоящему беспокоит. Порой мне вдруг начинает казаться, что я просто персонаж некоего скверного романа, автор которого уже заранее предрешил, кто какую роль играет и чем дело кончится. Мне проще думать так, чем валить все на Бога – за что он меня так наказывает? Нет, дело в этом скверном писателе; это он во всем виноват. Это он придумал, что мой сынишка погиб от опухоли мозга. Еще в первой главе. Самоубийство же, состоится оно или нет – ему место уже лишь перед самым эпилогом осталось. Совершенно идиотский роман. Дурнее некуда.
– Послушайте, – озабоченно промолвила она, – может, вам обратиться в какую-нибудь службу доверия…
– Там мне ничем не помогут, – ответил он. – Да дело и не в этом. Это я вам хочу помочь. Осмотритесь по сторонам, прежде чем решите все бросить и уехать. И с химией своей кончайте – вы ведь мне обещали…
– Нет, – перебила она. – Это только здесь так. В другом месте все будет иначе.
– Все места будут для вас одинаковы, пока вы сами не изменитесь. Когда вы сами относитесь к себе как к дерьму, вам и вокруг все дерьмом кажется. Поверьте – уж я-то это знаю. Газетные заголовки, даже рекламные щиты и плакаты – все мне кричат: «Смелей, Джорджи, вышиби себе мозги!» От всего этого сдохнуть можно.
– Послушайте…
– Нет, это вы послушайте! Спасайтесь, пока не поздно. Стареть – это все равно что ехать на машине по снегу, который с каждым ярдом все глубже и глубже становится. В конце концов вы увязаете по самую крышу, а колеса лишь беспомощно прокручиваются, буксуя на месте. И надеяться вам не на кого – никто вас не откопает. И это жизнь. Готовых рецептов вам не подарят. И ни один конкурс вы просто так не выиграете. И никто не будет сопровождать вас повсюду с камерой, чтобы запечатлеть каждый ваш шаг. Все только наблюдают, как вы барахтаетесь. Вот в чем закавыка. Понимаете?
– Но ведь вы даже не представляете, что здесь творится! – вскричала она.
– Верно. Но зато я слишком хорошо представляю, что творится здесь!
– Вы за мою жизнь не отвечаете.
– Я вам вышлю пятьсот долларов – на имя Оливии Бреннер, Лас-Вегас, почтамт, до востребования.
– Меня уже здесь не будет. Вам перешлют деньги назад.
– Нет, я не оставлю обратного адреса.
– Тогда лучше выбросьте их.
– Они вам пригодятся, чтобы найти работу получше.
– Нет.
– Тогда используйте их вместо туалетной бумаги, – отрезал он и положил трубку. Руки его дрожали.
Пять минут спустя телефон зазвонил снова. Телефонистка спросила:
– Вы примете звонок…
– Нет, – перебил он и положил трубку.
В тот день телефон звонил еще дважды, но звонили уже другие люди.
Около двух часов дня Мэри позвонила ему от Боба и Джанет Престон, которые почему-то всегда напоминали ему Барни и Вильму Флинстон[8]. Как он себя чувствовал? Прекрасно. Соврал, конечно. Что собирался делать вечером? Сходить в ресторан – отведать индейку. Опять соврал. А не хочет ли он лучше приехать к Престонам? У Джанет осталась куча всяких вкусностей. Нет, он не голоден. Правда, как ни странно. Поскольку он был уже навеселе, то вдруг ляпнул, что приедет к Уолтеру. Мэри обрадовалась. Спросила только, знает ли он, что к Уолтеру каждый приходит с собственной выпивкой? Он ответил, что это и ежу ясно, поскольку у Уолли иначе и не бывает, а она рассмеялась. Они распрощались, и он вернулся к неизменному коктейлю перед телевизором.
Телефон зазвонил снова уже в половине восьмого. К тому времени он был уже не просто навеселе, но почти в стельку пьян.
– Д-да?
– Доус?
– Доусс, – еле выдавил он. – А эт-та х-хтоа?
– Это Мальоре, Доус. Сэл Мальоре.
Он заморгал, тупо уставившись на свой стакан. Потом перевел взгляд на экран телевизора, где показывали какой-то дурацкий детектив про семейку, собравшуюся в канун Рождества у постели умирающего патриарха, в то время как кто-то поочередно убивал их всех. В самый раз к Рождеству.
– Мистер Мальоре, – старательно выговорил он. – С Рождеством вас, сэр! И наилучшие пожелания в Новом году!
– Если бы вы только знали, как я страшусь его наступления, Доус, – мрачно промолвил Мальоре. – В 1974 году страну захватят нефтяные бароны. Иначе и быть не может. Если не верите, посмотрите журнал моих продаж за декабрь. Только вчера я продал роскошный автомобиль «шевроле-импала» выпуска 1971 года всего за тысячу баксов. Представляете? За тысячу! За один год цены рухнули на сорок пять процентов. А вот «вегасы» того же года уходят за полторы тысячи, а то и за тысячу шестьсот. А что такое «вегасы», по-вашему?
– Маленькие автомобильчики? – осторожно спросил он.
– Жестянки из-под собачьих консервов! – заорал Мальоре. – Консервные банки на колесах. Так вот, эта дрянь у меня в минуты разлетается, а роскошный «шевроле-импала» причиняет убыток! А вы еще говорите – наилучшие пожелания в Новом году! О Господи Иисусе! Пресвятая Дева Мария! Старый Иосиф-плотник!
– Сейчас просто по времени принято поздравлять, – смущенно пояснил он. – Новый год на носу.
– Ладно, Доус, я вообще-то не за этим звоню, – усмехнулся Мальоре. – Я сам хочу вас поздравить.
– М-меня? – недоуменно переспросил он.
– Да. С вашим маленьким фейер-бах-бах-верком.
– А, вы имеете в виду…
– Не по телефону, Доус, спокойно.
– Ну да. Фейер-бах-бах-верк. Ха-ха! Ладно.
– Это ведь ваших рук дело, Доус?
– Вам бы и в дате собственного рождения не признался.
Мальоре громко расхохотался:
– Да, как это здорово. Вы молодец, Доус. Чокнутый, конечно, но хитрец. Это мне нравится. Люблю хитроумных людей.
– Спасибо, – сказал он и хитроумно опрокинул стакан с коктейлем себе на брюки.
– Заодно, Доус, я хотел вам сказать, что работы продолжаются с опережением графика.
– Что?
Стакан, который он успел подобрать, вывалился из онемевших пальцев.
– У них все продублировано, Доус. Причем кое-что даже многократно. Конечно, им придется потратиться на приведение в порядок бухгалтерии, но в остальном все тип-топ.