Она устремила на него призывный взгляд, и Барт недоверчиво вспомнил, что именно Тина впервые познакомила его с женской плотью. Это было сто девять лет назад, когда, по окончании школы, их класс отправился в поход. Тогда он гладил ее грудь через тонкую блузку возле…
– Бобровый ручей, – громко произнес он.
Она захихикала и зарделась.
– Да, вижу, ты не забыл.
Его взгляд машинально скользнул по ее груди, и Тина звонко рассмеялась. Он смущенно улыбнулся.
– Похоже, время уходит быстрее…
– Барт! – выкрикнул Уолли Хамнер, перекрывая гул голосов. – Привет, дружище! Я страшно рад, что ты сумел к нам выбраться!
Он протиснулся через толпу к Уолли и пожал его вытянутую руку. Уолли ответил крепким рукопожатием.
– Вижу, вы уже встретились с Тиной Уоллес.
– Да, вспомнили былое, – ответил он и снова смущенно улыбнулся, глядя на Тину.
– Только не вздумай рассказать моему мужу, проказник, – хихикнула Тина. – Извините, ребята, я вас оставлю. Еще увидимся, Барт?
– Конечно.
Она обогнула кучку людей, сгрудившихся вокруг стола с закусками, и вошла в гостиную. Проводив ее взглядом, он спросил:
– Откуда ты их выкапываешь, Уолтер? Это первая девчонка, с которой мы обжимались. Я просто глазам своим не поверил, когда узнал ее.
Уолтер скромно пожал плечами.
– Это одна из составных частей «Принципа неизбежного удовольствия», дружище Бартон. – Он кивком указал на бумажный пакет, зажатый у Барта под мышкой. – А это у тебя что?
– «Южный комфорт». Надеюсь, севен-ап у тебя найдется?
– Найдется, – кивнул Уолли, поморщившись. – Неужто ты собираешься пить эту тюленью мочу? Мне всегда казалось, что ты предпочитаешь виски.
– Наедине с самим собой я пью только «Южный комфорт» с севен-апом. Жизнь научила.
Уолли усмехнулся.
– Тут где-то была Мэри. Она уже давно тебя ждет. Налей себе выпить и пойдем на поиски.
– Хорошо.
Он снова двинулся через кухню, здороваясь с людьми, которых едва знал и которые отвечали ему недоуменными взглядами, а также отвечая «привет» и «здравствуйте» людям, которых точно не знал, но которые здоровались с ним первыми. В воздухе висел сизый туман сигаретного дыма. Со всех сторон доносились бессмысленные обрывки разговоров, словно голоса ведущих ночных радиостанций.
…но у Фредди с Джимом не оказалось при себе расписания, и мне пришлось…
…сказала, что у него недавно умерла мать, а сам он скоро сопьется, если не остановится…
…а когда соскреб краску, то увидел, что вещица и в самом деле старинная…
…я от этих коммивояжеров уже на стенку лезу…
…совсем рассорились. Но не разводятся из-за детишек, хотя он и пьет как лошадь…
…платье просто обалденное!
…так нализался, что блеванул прямо на бедную официантку…
Перед плитой и раковиной возвышался длинный стол, сплошь уставленный початыми и полными бутылками, стаканами и рюмками всевозможных размеров. Пепельницы уже были доверху заполнены окурками. В раковине теснились три серебряных ведерка со льдом. Над плитой красовался плакат с изображением Ричарда Никсона в здоровенных наушниках. Конец провода от наушников исчезал в ослиной заднице. Подпись гласила:
Слева от него какой-то мужчина в мешковатых брюках и с напитком в каждой руке (в левой он держал стакан с виски, а в правой кружку, до краев наполненную пивом) громогласно рассказывал анекдот:
– И вот приходит этот парень в бар, а рядом с ним на стойке сидит мартышка. Ну, он заказал себе пива, а потом спрашивает: «Это чья обезьяна?» – «Пианиста», – отвечает бармен. «Славная скотинка», – говорит он…
Он привычно смешал себе «Южный комфорт» с севен-апом и обернулся, высматривая Уолли, но тот уже поспешил к дверям встречать новоприбывших гостей – совсем молодую пару. Мужчина был в шоферской кепке со вздернутыми на темя круглыми очками и шоферском же плаще. На спине у него было написано:
Раздался взрыв хохота. Он навострил уши.
– …и тут он подходит к пианисту и спрашивает: «Вы знаете, что ваша чертова обезьяна только что напрудила в мое пиво?» – «Нет, не знаю, – отвечает пианист. – Но если вы напоете мне какую-нибудь мелодию, я ее мигом подхвачу».
Вокруг так и покатились со смеху. Довольный рассказчик залпом опрокинул в себя виски и тут же принялся запивать его пивом.
Кто-то поставил пластинку с записями рок-н-ролла 50-х годов, и пар пятнадцать уже лихо и неумело скакали под гремящую музыку, потешно выбрасывая ноги. Он разглядел Мэри, которая отплясывала с высоким и стройным мужчиной; он знал его, но вспомнить имя никак не мог. Джек? Джон? Джейсон? Он потряс головой. Бесполезно – совсем из головы вылетело. На Мэри было вечернее платье, которого он прежде не видел. С пуговицами на боку и узким разрезом, приоткрывавшим затянутую в нейлон ногу чуть выше колена. Он ожидал, что испытает укол ревности или хотя бы щемящее чувство потери, но так и не дождался. Он пригубил свой напиток.
Мэри повернула голову и заметила его. Он небрежно отсалютовал ей пальцем, как бы давая понять: Закончи танец, но Мэри тут же остановилась и направилась к нему, увлекая за собой своего партнера.
– Я рада, что ты пришел, Барт, – сказала она, повышая голос, чтобы перекричать гул голосов, смех и музыку. – Помнишь Дика Джексона?
Барт кивнул, протянул руку и обменялся с Диком крепким рукопожатием.
– Помнится, вы с женой одно время жили на нашей улице. Лет пять… нет, даже семь лет назад. Да?
Джексон кивнул:
– Да, а сейчас мы в Уиллоуде обитаем.
– Что ж, прекрасно. А работаете на прежнем месте?
– Нет, теперь у меня свой бизнес. Служба доставки. Два грузовика. Кстати, если вашей прачечной нужно что-нибудь перевозить в дневное время… Порошки там стиральные или еще что…
– Я там больше не работаю, – прервал он Джексона, а краешком глаза заметил, что Мэри вздрогнула и поморщилась, словно кто-то случайно задел ее больное место.
– Вот как? А чем вы теперь занимаетесь?
– Я сейчас сам у себя на службе, – ухмыльнулся он. – А вы ненароком не участвовали в забастовке независимых транспортников?
Лицо Джексона, уже побагровевшее от поглощенного спиртного, потемнело еще больше.
– Вы в самую точку попали. Я лично одного штрейкбрехера проучил. Знаете, сколько эти козлы из Огайо сейчас за дизельное топливо дерут? Тридцать один и девять десятых! У меня прибыль мигом с двенадцати процентов до девяти упала. А из этих денег еще за обслуживание грузовиков платить надо. Не говоря уж об этом идиотском ограничении скорости…
Он продолжал распинаться о трудностях, которые преследуют независимых транспортников в стране, пораженной энергетическим кризисом, а Барт слушал, кивал и потягивал свой коктейль. Мэри извинилась перед мужчинами и отправилась в кухню за стаканом пунша. Молодой парень в шоферском костюме отплясывал чарльстон под старую песенку «Эверли Бразерс», а сгрудившиеся вокруг него зрители громко аплодировали и смеялись.
Подошла жена Джексона, пышногрудая рыжеволосая женщина крепкого телосложения; Джексон познакомил их. Она уже явно хватила лишку и теперь стояла, осоловело глядя перед собой и пьяно покачиваясь. Поздоровавшись с ним за руку, она икнула и, бессмысленно улыбаясь, пробормотала:
– К-кажется, я сейчас б-блевану. Где тут у них туалет?
Джексон проводил ее. Мэри что-то не возвращалась. Должно быть, кто-то пристал к ней с болтовней.
Он запустил руку во внутренний карман, достал сигареты и закурил. В последние годы он курил только на вечеринках. Он гордился, что сумел одержать над собой эту победу, ведь прежде, выкуривая три пачки в день, он был первым кандидатом в пациенты онкологов.
Он выкурил уже полсигареты, не сводя глаз с кухонной двери, когда, случайно потупив взор, заметил, до чего у него занятные пальцы. Каким-то образом указательный и средний пальцы правой руки знали, как держать сигарету, словно всю жизнь только это и делали.
Мысль эта показалась ему настолько потешной, что он улыбнулся. Некоторое время спустя он обратил внимание, что вкус во рту изменился. Не в худшую сторону, нет, но явно изменился. Да и слюна, казалось, загустела. А вот ноги… ноги слегка подергивались, словно только и дожидались приглашения пуститься в пляс. Более того, ему почему-то казалось, что лишь после танца ноги прекратят дрыгаться и снова станут обычными ногами, к которым он привык…
А вот следующая мысль его слегка напугала. Ему вдруг почудилось, что он потерялся в каком-то огромном и незнакомом дворце, а теперь поднимался по высокой хр-рр-рустальной лестнице…
Ага, наверное, это таблетка Оливии начала действовать, догадался он. А забавно прозвучало это слово – хрустальной, верно? Хр-рр-рустальной – трескучий такой звук, раскатистый, хрустящий, словно при движении застежки «молнии» на костюме стриптизерши.
Он довольно улыбнулся и посмотрел на сигарету, которая вдруг стала удивительно белой, удивительно круглой, самым удивительным образом символизируя американский табак и американское процветание. Ведь только в Америке делают такие вкусные сигареты. Он затянулся. Восхитительно! Да, мескалин начал действовать. Оливия была права. Похоже, он уже улетал. Знали бы люди, что он думал по поводу слова хрустальный (вернее – хр-рр-рустальный ), они бы наверняка сказали, качая головами: Ну дает парень! У него точно крыша поехала. Крыша поехала. Тоже забавное выражение. Он вдруг пожалел, что рядом нет Сэла Мальоре. Они бы с Циклопом Сэлом классно провели время. Про делишки мафии потолковали бы. Про старых потаскух. Он словно воочию увидел, как они сидят с Мальоре в небольшом итальянском ristorante, едят спагетти и слушают музыку из «Крестного отца». И все в красках – роскошных и сочных. В них можно было окунуться и плескаться, словно в ванне с пеной.
– Хр-рр-рустальный, – смачно произнес он и ухмыльнулся. Странно, он сидел и грезил тут едва ли не целую вечность, а вот пепла на кончике сигареты не прибавилось. Он поразился. Затянулся еще разок.