с гигантской повязкой, намотанной на большой палец. Они посмотрели на Арни, а потом стыдливо уткнулись в свои журналы.
– Давай, успокойся, – произнес он бессмысленно.
– Пустите меня, – сказал Арни. – Я должен на него посмотреть.
– Послушай…
– Пустите меня!
Он отпустил его. Арни Уокер завернул за угол и скрылся из виду, вслед за священником. Он остался сидеть на пластиковом стуле, размышляя, что же ему делать. Он посмотрел на пол, затоптанный грязными следами. Потом он посмотрел на пост медсестры, где женщина сидела у пульта. Потом он поглядел в окно и убедился в том, что снег совсем перестал.
Из коридора, оттуда, где были расположены палаты для осмотра поступающих больных, донесся приглушенный, рыдающий крик.
Все подняли глаза, и у всех на лицах появилось одно и то же болезненное выражение.
Раздался еще один крик, за которым последовал лающий горестный плач.
Все вновь уставились в свои журналы. Подросток со сломанной рукой громко сглотнул слюну, и этот звук прозвучал неожиданно отчетливо.
Он поднялся и быстро вышел, не оглядываясь.
В прачечной все рабочие окружили его, и Рон Стоун их не останавливал.
– Я не знаю, – ответил он им. – Я так и не выяснил, жив он еще или уже умер. Вы все услышите сами. А я ничего не знаю.
Он взбежал вверх по лестнице, ощущая внутри какую-то странную пустоту и безразличие.
– Мистер Доуз, вам что-нибудь удалось узнать о Джонни? – спросила у него Филлис. Впервые он обратил внимание на то, что Филлис, несмотря на умело подкрашенные синькой волосы, выглядит сильно постаревшей.
– Он очень плох, – сказал он. – Священник пришел, чтобы свершить над ним последние обряды.
– О, Господи, какой кошмар! И надо же такому случиться незадолго до Рождества.
– Кто-нибудь ездил на место аварии, чтобы подобрать уцелевший груз?
Она посмотрела на него с некоторым упреком.
– Том послал туда Гарри Джонса. Он вернулся с грузом около пяти минут назад.
– Хорошо, – сказал он. Но ничего хорошего не было. Все было просто отвратительно. Он подумал было спуститься в мойку и засыпать в стиральные машины столько «Гексолита», чтобы можно было сжечь все белье – когда отжимка закончится и Поллак откроет машины, там останутся лишь небольшие кучки серого пуха. Вот это было бы действительно хорошо.
Филлис что-то сказала, но он пропустил это мимо ушей.
– Что? Я не расслышал, извините.
– Я говорю: звонил мистер Орднер. Он просил, чтобы вы немедленно ему перезвонили, как только появитесь. А еще звонил какой-то человек по имени Гарольд Свиннертон. Говорил, что какие-то патроны уже поступили.
– Гарольд? – переспросил он. Потом он вспомнил. «Оружейный магазин „Харви“. Вот только Харви давно уже мертв, как дверной гвоздь. – Да, хорошо.
Он прошел в свой кабинет и закрыл дверь. Табличка на столе по-прежнему сообщала:
ПОДУМАЙ!
Это может оказаться для тебя внове.
Он взял ее со стола и бросил в корзину для бумаг. Он сел за стол, достал из коробки всю свежую корреспонденцию и отправил ее вслед за табличкой, не читая. Потом он выдержал паузу и оглядел кабинет. Слева от него на стене висели два диплома в рамке – один из колледжа, другой из Прачечного Института, который он посещал летом шестьдесят девятого и семидесятого года. Позади него висела большая увеличенная фотография, на которой он и Рэй Таркингтон пожимали друг другу руки на стоянке «Блу Риббон», только что заново заасфальтированной. Оба они улыбались. На заднем плане виднелась прачечная, три грузовика стояли задом к грузовому подъезду, дымовая труба все еще выглядела белой и очень чистой.
Он занимал этот кабинет с шестьдесят седьмого года, в течение шести лет. Стало быть, он вселился в него еще до Вудстока, еще до штата Кент, еще до прихода Никсона к власти. Годы его жизни миновали в этих четырех стенах. Миллионы вдохов и выдохов, миллионы биений сердца. Он снова огляделся вокруг, стараясь определить, чувствует ли он хоть что-нибудь.
Он чувствовал легкую грусть. И больше ничего. Ровным счетом ничего.
Он расчистил свой письменный стол, вышвырнул в мусорную корзину личные бумаги и личные бухгалтерские книги. Он написал свое заявление об увольнении (на обратной стороне отпечатанного на машинке листка с составом моющей смеси) и положил его в один из конвертов, которые обычно использовались для переписки с клиентами. Оставил он только вещи не личного характера – скрепки, клейкую ленту, толстую чековую книжку, скрепленную резинкой пачку незаполненных путевых листов и тому подобное.
Потом он встал со стула, снял со стены дипломы и тоже швырнул их в мусорную корзину. Стекло, покрывавшее диплом Прачечного Института, разлетелось на кусочки. Прямоугольники на тех местах, где все эти годы висели дипломы, были немного ярче, и это было все.
Зазвонил телефон, и он поднял трубку, ожидая услышать на другом конце голос Орднера. Но это оказался Рон Стоун. Он звонил снизу.
– Барт?
– Слушаю.
– Джонни умер полчаса назад. Похоже, у него даже не было шанса выкарабкаться.
– Мне ужасно жаль. Пожалуй, я отдам распоряжение о конце работы на сегодня.
Рон вздохнул.
– Да, пожалуй, так было бы лучше всего. Но ты уверен, что наши гребаные боссы тебе потом не накостыляют?
– Я больше не работаю на гребаных боссов. Я только что написал заявление об увольнении. – Ну вот, все. Теперь это стало фактом.
На том конце линии воцарилось мертвое молчание. Ему даже был слышен отдаленный гул стиральных машин и шипение гладильного пресса. Каток – так они его называли, очевидно думая о том, что случится с человеком, если его затянет внутрь.
– Я, наверно, тебя неправильно расслышал, – сказал, наконец, Рон. – Мне показалось, что ты сказал…
– Ты все правильно расслышал, Рон. Я ухожу. Было очень приятно работать с тобой, с Томом и даже с Винни, во всяком случае, когда ему удавалось держать язык за зубами. Но все кончилось.
– Эй, послушай меня, Барт. Не принимай все это так близко к сердцу. Я знаю, что этот случай произвел на тебя угнетающее впечатление, ты расстроился…
– Это не из-за Джонни, – перебил он, сам не зная, правда это или нет.
Может быть, если бы не этот случай, он еще бы сумел собраться и сделать усилие, чтобы спасти себя, спасти свою благополучную жизнь, которая текла под защитным колпаком рутины в течение последних двадцати лет. Но когда священник быстро прошел мимо них по коридору, едва ли не сбиваясь на бег, торопясь к тому месту, где лежал умирающий или уже умерший Джонни, и когда у Арни Уокера вырвался из глотки этот необычный, хриплый, скулящий стон, он перестал бороться. Это похоже на то, как ведешь машину в гололед, и ее заносит, а ты все крутишь руль, и думаешь, что еще можешь восстановить контроль, или убеждаешь себя, что думаешь, а потом просто отпускаешь руль, закрываешь глаза и ждешь.
– Это не из-за Джонни, – повторил он.
– Хорошо, но… Послушай… Я хочу тебе сказать… – Голос Рона звучал очень расстроено.
– Хорошо, Рон, спасибо тебе, я поговорю с тобой позже, – сказал он, не зная, сдержит ли свое обещание или нет. – Пойди, выстави их всех за дверь.
– О'кей. О'кей, но… Он осторожно повесил трубку.
Он вынул из ящика телефонную книгу и просмотрел графу «Оружейные магазины». Найдя то, что искал, он набрал номер «Оружейного магазина Харви».
– Алло, магазин Харви.
– Это Бартон Доуз.
– Ааа, отлично. Эти патроны поступили вчера поздно вечером. Я же говорил вам, что вы получите их до Рождества, сколько потребуется. Двести штук.
– Просто прекрасно. Послушайте, единственная трудность в том, что сегодня днем я буду ужасно занят. Вы будете открыты сегодня вечером?
– Да, мы открыты до девяти часов каждый день вплоть до самого Рождества.
– О'кей. Попробую заехать к вам часиков в восемь. А если не получится, то завтра после полудня точно буду у вас.
– Я вас жду. Послушайте, а вы выяснили, это Бока Рио или нет?
– Бока что? – Ах да, как же он мог забыть, Бока Рио – местность в Мексике, куда его двоюродный брат Ник Адаме вскоре отправится на охоту. – Бока Рио, точно. Да, мне кажется, так оно и есть.
– Господи, как я ему завидую. Я там провел лучшие дни в моей жизни.
– Хрупкая договоренность о прекращении огня пока соблюдается, – проговорил он. Неожиданно в голове у него возник образ головы Джонни Уокера, установленной на каминной полке Стивена Орднера, прямо над электрическим бревном. И небольшая полированная бронзовая табличка с надписью:
ЧЕЛОВЕК СТИРАЮЩИЙ
28 ноября 1973 года
Подбит на дикменском перекрестке
– Простите-простите, что вы такое сказали? – недоуменно спросил Гарри Свиннертон.
– Я говорю, я ему тоже завидую, – сказал он и закрыл глаза. Волна тошноты прокатилась по всему телу и подступила к горлу.
Я схожу с ума, – подумал он. – Вот так вот и сходят с ума.
– А, ну ладно. Тогда я вас жду.
– Разумеется. Еще раз большое спасибо, мистер Свиннертон, и до свидания.
Он повесил трубку, медленно открыл глаза и снова оглядел свой осиротевший кабинет. Потом он протянул руку и нажал кнопку интеркома.
– Филлис?
– Да, мистер Доуз.
– Джонни умер. Я отдал распоряжение закончить работу на сегодня.
– Да, я видела, как люди уходят, и подумала, что Джонни уже нет. – Голос Филлис звучал так, словно она совсем недавно плакала.
– Могу я вас попросить попробовать соединить меня с мистером Орднером перед тем, как уйти.
– Конечно.
Он развернулся на своем вращающемся стуле и выглянул из окна. Дорожный грейдер ярко-оранжевого цвета с грохотом проезжал мимо, звеня цепями, которые были одеты на его огромные колеса. Это их вина, Фредди. Они виноваты во всем. Со мной было все в порядке, пока эти ребята из городского совета не решили пустить мою Жизнь под откос. Ведь со мной было все в порядке, верно, Фредди? Эй! Фредди, ты где, отзовись? Фред?