– Ты спускаешь свое будущее в унитаз, Винни. Пойми, жизнь для этого слишком коротка. Что ты скажешь своей дочке, когда она… Винни ударил его кулаком в глаз. Белая молния боли пронзила ему мозг, и он отшатнулся назад, взмахнув руками, чтобы обрести равновесие. Дети, сопровождавшие Санта-Клауса, бросились врассыпную. Все его покупки – куклы, солдатик, шахматы – полетели на пол. Он ударился о стойку с игрушечными телефонами и сшиб ее. Где-то заплакала маленькая девочка, словно раненое животное.
Не плачь, дорогая, – подумал он. – Это просто старый глупый дядя Джордж падает. В последние дни я часто падаю у себя дома.
В двух шагах кто-то разразился руганью – вполне возможно, это был старина Санта-Клаус – и стал звать на помощь дежурного полицейского. Потом он оказался на полу среди россыпи игрушечных телефонов со вставленными в них кассетами. Одна из трубок валялась у него прямо рядом с ухом, и записанный на пленку голос монотонно повторял:
Давай сходим в цирк. Давай сходим в цирк. Давай сходим в цирк. Давай сходим в цирк. Давай сходим в цирк. Давай сходим в цирк. Давай…
17 декабря, 1973
Пронзительный звонок телефона вытащил его из неглубокого и тревожного послеполуденного сна. Ему снилось, что молодой ученый сделал открытие, что, лишь незначительно изменив атомную структуру арахисовых орешков, Америка получит возможность производить неограниченные количества бензина с высоким октановым числом. Казалось, что это открытие все ставит на свои места – и в личном, и в общественном плане, и общее настроение сна можно было описать как нарастающее ликование. Единственным зловещим компонентом был звонок телефона, который разрастался и разрастался, заполняя собой сон до тех пор, пока тот не лопнул, впуская внутрь тягостную действительность.
Он встал с дивана, подошел к телефону и неуверенными пальцами снял трубку. Глаз уже не болел, но, посмотрев в зеркало над телефонным столиком, он убедился, что синяк пока еще остается.
– Алло?
– Привет, Барт. Это Том.
– Привет, Том. Как ты?
– Нормально. Послушай, Барт. Я решил, что надо тебе об этом сказать. Они собираются сносить «Блу Риббон». Завтра.
Глаза его расширились. Последний сон слетел с него в один момент. – Завтра? Не может такого быть. Черт! Они… Сейчас же уже почти Рождество!
– Именно поэтому.
– Но они же еще дотуда не добрались.
– Это последнее промышленное здание, оставшееся у них на пути. Они собираются сбрить его, прежде чем устраивать рождественские каникулы.
– Ты уверен?
– Абсолютно. Они сегодня показывали сюжет в утренней программе новостей. «День города».
– Ты будешь там?
– Да, – сказал Том. – Слишком большой кусок моей жизни прошел в этом бараке, чтобы я мог остаться дома, как ни в чем не бывало.
– Стало быть, там и увидимся.
– Скорее всего.
Он заколебался. – Послушай, Том, – сказал он неуверенно. – Я хочу попросить прощения. Вряд ли они снова откроют «Блу Риббон» в Уотерфорде или где-нибудь еще. Если я подставил тебя…
– Нет, со мной все в порядке. Сейчас я работаю в «Брайт-Клин», присматриваю за оборудованием. Работы меньше, а платят лучше. Так что можно сказать, что в куче дерьма я нашел розу.
– Ну и как роза?
Том вздохнул в трубку. – Да не так уж чтоб очень, – сказал он. – Но мне уже за пятьдесят. Трудно меняться в таком возрасте. Наверное, то же самое было бы и в Уотерфорде.
– Том, так вот, по поводу того, что я сделал…
– Я не хочу ничего об этом слышать, Барт. – Том явно чувствовал себя не в своей тарелке. – Это касается только тебя и Мэри.
– Ладно.
– Ну… И как ты там?
– Неплохо. Присмотрел себе кое-какую работу.
– Рад это слышать. – Том выдержал такую паузу, что тишина в трубке сгустилась до твердого состояния, и он уже было собирался поблагодарить его за звонок и кончить этот разговор, когда Том добавил:
– Стив Орднер звонил и спрашивал о тебе. Он звонил мне прямо домой.
– Когда?
– На прошлой неделе. Похоже, он страшно зол на тебя, Барт. Он все спрашивал меня, не знает ли кто, зачем ты продинамил корпорацию с уотерфордским заводом и кто тебе за это заплатил. Но разговор шел не только об этом. Он еще много чего о тебе спрашивал.
– Например?
– Например, уносил ли ты что-нибудь к себе домой, ну, там, порошок или что-нибудь из офиса. Брал ли ты деньги из ссудной кассы, не оставляя расписки. Вел ли ты какие-нибудь махинации за спиной у компании. Он даже спросил у меня, не брал ли ты взятки от хозяев мотелей.
– Вот это сукин сын, – сказал он удивленно.
– Короче, он ищет на тебя компромат, Барт, чтобы хорошенько отыметь тебя в задницу. Не удивлюсь, если он предъявит тебе уголовное обвинение.
– Он не сумеет. Это все дела семейные. А семья уже распалась.
– Она распалась давным-давно, – спокойно произнес Том. – Еще когда умер Рэй Таркингтон. Я не знаю никого, кроме Орднера, который бы имел на тебя зуб. Эти ребята с сорокового этажа… Для них мы только доллары и центы. Они не знают ничего о прачечной и не желают знать.
Он не знал, что сказать в ответ.
– Ну вот… – Том вздохнул. – Просто я подумал, что надо тебе позвонить, рассказать. Что еще? Думаю, о брате Джонни Уокера ты уже слышал.
– Об Арни? Нет, я ничего не слышал. А что с ним такое случилось?
– Покончил жизнь самоубийством.
– Что?
На другом конце линии раздался такой звук, словно Том всасывал слюну через верхнюю вставную челюсть. – Надел шланг на выхлопную трубу своей машины, всунул его в заднее окно и закрылся там. Его нашел мальчик, который разносит газеты.
– Господи помилуй, – прошептал он. Он подумал об Арни Уокере, сидящем на стуле в комнате ожидания, и содрогнулся, словно гусь проковылял над местом его будущей могилы [11]. – Это просто ужасно.
– Дааа… – На другом конце линии снова раздался этот сосущий звук. – Ну ладно, Барт. Надеюсь, завтра мы с тобой еще увидимся.
– Да-да, спасибо, что позвонил.
– Да ладно, чего уж там. Ну, счастливо. Он медленно положил трубку, все еще думая об Арни Уокере и вспоминая тот странный, скулящий звук, который вырвался у него из горла, когда священник торопливо прошел по коридору и скрылся за углом.
Господи, у него же с собой была дарохранительница! Ты видел?
– Да, ну и история, – сказал он, обращаясь к пустой комнате. Трупики слов, сорвавшиеся с его губ, упали на пол и остались лежать там, а он отправился на кухню, чтобы приготовить себе выпить.
Самоубийство.
У слова этого было свистящее, приглушенное звучание. Похожий звук издает змея, скользящая в небольшой расщелине в скале. Это слово выскользнуло у него в просвет между небом и языком, словно приговоренный к смерти, сумевший бежать накануне казни.
Самоубийство.
Он взял бутылку «Южного Утешения» и принялся за приготовление своего любимого напитка. Руки его дрожали, и горлышко бутылки то и дело позвякивало о край стакана. Объясни мне, Фредди, зачем он это сделал? Подумаешь, они ведь были всего лишь парой старых пердунов, живших в одной комнате! Господи Иисусе Христе, как вообще хоть кто-нибудь может решиться на такой безумный поступок? Почему? Зачем?
Впрочем, ему показалось, что он знает ответы на эти вопросы.
18-19 декабря, 1973
Он был у прачечной в восемь часов утра. Работы начались только в девять, но уже к восьми собралась небольшая толпа народа. Они стояли на морозе, засунув руки в карманы, и облачка пара вырывались у них изо рта, словно воздушные шары для реплик у персонажей комикса. Здесь были Том Гренджер, Рон Стоун, Этель Даймент – девчонка, которая гладила рубашки и имела обыкновение принять на грудь во время ленча, после чего множество безвинных воротничков погибало под ее руками, Грейси Флойд и ее двоюродная сестра Морин – обе они работали на утюжном прессе, и еще десять-пятнадцать человек.
Управление дорожных работ выставило вокруг желтые заграждения с красными фонарями и таблички, на которых черным по оранжевому было написано:
ОБЪЕЗД
Движение теперь шло вокруг квартала. Тротуар перед прачечной также был закрыт для прохода.
Том Гренджер помахал ему издали, но не подошел поздороваться. Остальные лишь бросили на него любопытные взгляды, а потом отвернулись.
Сон параноика, Фредди. Кто первый подойдет ко мне и крикнет мне в лицо:
Я обвиняю?
Фред в разговоры вступать не желал.
Без четверти девять подъехала новенькая «Тойота Королла» модели семьдесят четвертого года, и из нее вышел Винни Мэйсон, великолепно смотрящийся в своем новом пальто из верблюжьей шерсти и кожаных перчатках. Впрочем, в движениях его сквозила некоторая неловкость. Винни бросил на него кислый взгляд – если бы взгляд обладал способностью жалить, он был бы уже мертв – и направился туда, где Рон Стоун стоял в компании Дэйва и Поллака.
Без десяти девять к прачечной подъехал огромный кран. Со стрелы его свисало ядро, похожее на сосок негритянской богини. Кран двигался очень медленно на своих десяти колесах высотой с человеческий рост, и непрерывный грохот его выхлопа долбил по серебристому холодку утра, словно молоток ремесленника, изготовляющего скульптуру, значение которой пока не ясно.
Человек в желтой каске направил кран на тротуар. Громадная махина медленно выползла на автостоянку. Ему было видно, как высоко в кабине водитель переключает передачи и давит на педаль ногой в квадратном сапоге. Из трубы над кабиной вырывался коричневый дым.
Странное, призрачное чувство то и дело охватывало его с тех пор, как он запарковал микроавтобус в трех кварталах отсюда и пришел пешком к прачечной. Все это что-то ему напоминало, но он никак не мог понять, что. Теперь, наблюдая за тем, как кран остановился у длинного кирпичного здания прачечной, чуть левее того, что в прошлом было воротами для грузовиков с грязным бельем, он, наконец, понял природу своих ощущений. Все это было похоже на последнюю главу у Эллери Куин, когда все персонажи наконец-то собрались в одном месте, и можно начать объяснение механики пр