Хэл с Амандой последовали за ним.
Он пересек место, где стоял дом, и вышел на лужайку, которая была уставлена множеством точно таких же горшков.
Растения в них были в разном состоянии — от совершенно голых до покрытых листьями и цветами. Поставив свою ношу, человек, пройдя дальше, выбрал растение, изобиловавшее цветами. Так же осторожно он вернулся с горшком обратно к пруду и поставил его на освободившееся место слева от цоколя. За все это время он никак не показал, что замечает присутствие Аманды и Хэла.
— Мы ничего не можем для него сделать, — сказала Аманда. — Нам можно уходить.
Они повернулись и пошли по направлению к горам. Дорога теперь превратилась в узкую тропинку и начала извиваться вокруг небольших, но достаточно крутых холмов.
Теперь у них на пути перемежались открытые участки и густо поросшие лесом склоны, полянки были сплошь покрыты разновидностью папоротников.
Процион стоял высоко в небе над ними, а последние клочки облаков, казалось, сгорали в нагревшемся воздухе. Хэл видел все это, но думал о другом. Он попытался вообразить себя человеком, которого только что повстречал.
Эта привычка началась с детской игры, потом превратилась в упражнение и, наконец, сделалась почти необходимостью. И он стал считать неудачей, когда ему не удавалось вообразить себя видящим все вокруг глазами другого человека.
Сейчас это оказалось более трудным, чем когда-либо еще. Встреченный ими человек явно был безумен. Но Хэл считал, что при достаточном усилии он и здесь добьется успеха.
Человек, вероятно, пришел в такое состояние, когда орда оккупантов разрушила его дом; и именно потому, что он был так явно безумен, солдаты не потрудились с тех пор переселить его в город, как это они делали с другими экзотами.
Теперь Хэл сосредоточил свое внутреннее зрение на мысли, что это он сам обрывает лепестки цветов.
Для этого понадобилось много времени, но в конце концов он мысленно представил себе эту сцену.
Для того чтобы по-настоящему понять кого-то, необходимо почувствовать себя этим кем-то. Полное сопереживание. Сопереживание — хорошее слово для описания состояния, когда воображаешь себя другим существом. Хорошее... и необходимое. Полное сопереживание приводит к полной ответственности. А полная ответственность становится, в конце концов, абсолютной и инстинктивной — автоматической оценкой последствий перед любым действием, в которое вовлекаются другие.
Теперь, для себя, Хэл сделался безумцем; и для нею уничтожение цветов означало уничтожение того, что разрушило его разум. Он мало-помалу пытался вернуться назад, сделаться тем, кем он был раньше. Но дорога, которую он выбрал, замыкалась в кольцо. Ему никогда не добиться успеха. Если только... возможно, если только Хэлу не удастся найти Созидательную Вселенную — для него, да и для всех других людей.
Каким-то образом все это — безумный человек, Ибан, экзоты, Энциклопедия, война, Земля, Молодые Миры — стало сходиться в одну точку, и Хэл почти физически ощущал этот процесс. Как ни странно, ему представлялось, что эта точка находится в месте, которое он никогда не видел; месте, к которому он сейчас направлялся. В новой Гильдии Придела.
Странно, что и легче всего, и одновременно труднее всего Хэлу было вообразить себя одним человеком — Блейзом.
Внутренним взором Хэл следил за более важным — за тонкими пальцами, бросающими оторванные лепестки в темную воду. Его мысли ушли далеко, в далекое детство Донала Грима, за сто лет до нынешнего дня.
— Ты задумался, — через некоторое время сказала Аманда.
Хэл, вздрогнув, очнулся и возвратился из мысленного мира в реальный.
— Да, — сказал он. — Тот человек... однажды я был таким, как он.
Они продолжали идти. Хэл следил взглядом за тропой, но краем глаза заметил, как Аманда повернула голову и с серьезным видом смотрит на него.
— Ты? — спросила она. — Когда?
— Когда мы получили известие о смерти Джеймса — моего самого младшего дяди. Я однажды рассказывал тебе, ведь так?
— Да, — кивнула она. — Тебе было одиннадцать лет; и Кейси, придя позже, нашел тебя в конюшне — в холодной ярости. Что бы ты сделал, если бы виновный оказался там, в этой конюшне? Попытался убить его — ты, одиннадцатилетний?
— Вероятно, — Хэл не отрываясь глядел на горы впереди. — Чистая разрушительность — как замкнутый круг. Тогда, когда я был Доналом, она захватила меня; и я всю жизнь потратил на то, чтобы перерасти это состояние.
— Я знаю, — мягко отозвалась она.
— Видишь ли, — сказал он, переведя взгляд на нее, — этой разрушительности некуда направиться. Она может только вернуться к самой себе. Творчество противоположно, оно — прямая линия, уходящая вперед в бесконечность. А затруднение в том, что стремление к разрушению — глубокий инстинкт, полезный для проверки способности человека управлять окружающей его средой. Дети, что попало уничтожающие в школе, делают точно то же самое, что и человек, которого мы видели недавно. Этот инстинкт проявляется в каждом новом поколении, когда оно, начиная осознавать ход времени, хочет уничтожить все старое и создать все заново. Инстинкт говорит им, что все в прошлом шло не так; и с этого момента они хотят направить все на верный путь.
— Но цикличность разрушения оказывается ловушкой для тех, кто поддается ей; и в конце концов они оказываются виноватыми с точки зрения последующих поколений. Именно поэтому, даже притом, что исторические силы постоянно стремятся к равновесию, Блейз и Иные в конечном счете обязательно проиграют; потому что останутся позади, в то время как люди творческие движутся вперед. А тогда-то и происходит развитие.
— Ты утверждаешь, — сказала Аманда, — что для Блейза уничтожение Земли, всего лучшего, созданного другими культурами лишь заменитель того, что он в действительности хочет уничтожить? Наподобие человека, который обрывает цветочные лепестки?
— Не совсем, — ответил Хэл. — Если принять его исходные посылки, то его философия достаточно разумна; прежде всего в том, что человечество в прошлом позволило технологии вырваться на свободу и зайти слишком далеко. Нет, здесь в нем проявляется не закоснелая, инстинктивная реакция, а ошибочные рассуждения — потому что ему недостает сопереживания, а потому и чувства ответственности. Дело просто в том, что для Блейза, возможно, отправной точкой стала такая же бесцельная ярость, как и у меня — или у человека с цветами. Блейз, возможно, начать превращаться в то, чем он стал, из ярости на вселенную, которая дала ему все — блеск ума, волю, моральную и физическую силу, — а потом, словно оставшаяся без приглашения на крестины ведьма из сказки, сделала сверх того так, чтобы он никогда не смог найти ни одного человека, чтобы разделить с ним все это.
— Ты так думаешь? — спросила Аманда.
— Я не уверен, — пожал плечами Хэл. — Но так могло бы быть. И это может оказаться важным.
Он почти сразу снова погрузился в свои мысли. А вывело его из них выражение, которое, как показалось ему, на мгновение мелькнуло на лице Аманды. Он пристально взглянул на нее.
— Ты улыбнулась? Почему?
— Улыбнулась ли я? — переспросила Аманда. Ее лицо теперь было совершенно серьезным. Она взяла его под руку. — Если я и улыбнулась, то потому, что я люблю тебя. Знаешь, нам пора где-нибудь остановиться и поесть. Помоги мне подыскать подходящее место.
Глава 13
Вскоре они нашли небольшую, поросшую папоротником полянку, где крошечный ручеек с чистой холодной водой пересекал тропу. С того места, где они уселись, им открывался вид на долину, поросшую лесом, метрах в ста под ними. Аманда достала сушенные фрукты, куски кукурузной лепешки и ломти хлеба, по вкусу напомнившие Хэлу то растение, которым Аманда угощала его вчера. Все это хорошо пошло с ледяной водой из ручейка.
Они потратили на еду не больше двадцати минут. Примерно через час Процион должен был показаться над вершинами гор, и благодаря прозрачному воздуху казалось, что они находятся всего в нескольких сотнях метров. Они с Амандой продолжили путь.
— Мы уже давно не видели никого, если не считать человека у пруда, — сказал Хэл. — А бывают ли здесь люди вообще?
— Насколько я знаю, нет. Именно поэтому Гильдия Придела здесь и обосновалась. Просто в этих местах не слишком много возможностей прокормиться, — ответила Аманда. — Да, на горных лугах можно пасти скот, но экзоты никогда не были пастухами — даже когда только-только обосновались на планете; они и не испытывали в этом необходимости. Даже до оккупации ты не увидел бы в горах никого, кроме какого-нибудь путешественника. Но теперь оккупанты не позволяют местным жителям совершать путешествия без особой причины — и особого разрешения. Так что пока мы не доберемся до Гильдии Придела, мы не должны никого встретить.
Дорога давно уже сделалась тропой, а теперь и совсем исчезла. Казалось, будто Аманда ориентируется по памяти или по каким-то незаметным ему знакам. Хэл внимательно смотрел под ноги. Следопытство входило в то многое, что ему преподали наставники, так что глаз у него был достаточно наметан, чтобы заметить даже незначительные признаки того, что кто-то проходил здесь до них. Время от времени такие признаки действительно попадались — крохотная отметка на земле или сломанная ветка, — но они были редки и неприметны.
Поэтому он прекратил их поиски и позволил себе просто наслаждаться прогулкой по горам.
А она понравилась бы любому, выросшему в горах — что вдвойне относилось к Хэлу. Как Донал, он вырос в горах на Дорсае, где находился его дом, Форали, а как Хэл он до шестнадцатилетнего возраста жил в Скалистых Горах Северной Америки, на Земле. Так что возвращение в горы теперь пробудило в нем такой восторг, какого он не испытал бы ни в какой другой местности. Его ноздри вдыхали чистый, ясный воздух, а походка сделалась размашистей.
— Ты можешь теперь замедлить шаг, — сказала Аманда. — Мы некоторое время будем идти вдоль реки, а местность здесь почти ровная.