— Останься, Амид, — Хэл отложил гитару в сторону. — Заходи, Блейз. Садись.
— Благодарю.
Он подошел и уселся на стул напротив Хэла. Сбросил плащ, оказавшись в темной куртке, брюках и рубашке. Амид по-прежнему сидел за своим столом.
Аманда отодвинулась в тень у стены, где ее почти не было видно.
— Ты можешь подойти и сесть с нами, Аманда ап Морган, — сказал Блейз. — Я здесь не для того, чтобы попытаться причинить Хэлу какой-то вред. Мы с ним знаем, что если один из нас или оба мы умрем, это не окажет никакого влияния на историю. Исторические силы находятся в движении. А мы всего лишь указываем каждой стороне ее цель.
— Возможно, да. Возможно, и нет, — ответил голос Аманды. — Благодарю, я останусь здесь.
— Все в порядке, Аманда, — Хэл не сводил глаз с Блейза, — я не думаю, что он попытался бы убить меня здесь — даже если бы мог.
— Пусть попробует, — голос Аманды звучал странно, как будто издали, — и сам не уйдет из этой комнаты.
— Все в самом деле в порядке, Аманда, — сказал Хэл, все еще не сводя глаз с человека, сидящего напротив. — Я в безопасности.
— Возможно, сейчас это и так — если ты сам так говоришь, — отозвалась Аманда. — А через пять секунд, кто знает? Я останусь здесь.
Блейз пожал плечами.
— Ты удивлен, увидев меня? — спросил он.
— Нет, — ответил Хэл. — Теперь ясно, что снимки, сделанные во время того облета, все-таки изучили.
— Да. Неужели ты ожидал, что можешь оставить Абсолютную Энциклопедию и отправиться на один из Молодых Миров без того, чтобы я в конечном счете не узнал об этом? — продолжил Блейз. — Вы не можете перекрыть все движение между Абсолютной Энциклопедией и поверхностью Земли; и независимо от того, насколько надежны люди, которые совершают эти рейсы, информация путешествует вместе с ними. Она утекает, рано или поздно достигает меня, так что мы всегда следим за вами, там, на Земле.
Амид встал со стула и добавил пару поленьев в огонь. В комнате, пока Хэл пел, собралось много народа, когда же дверь открыли, внутрь проник холодный воздух. И сейчас Хэлу казалось что этот холод исходит из складок плаща, сброшенного Бдейзом.
Невольно он отметил изменения, произошедшие с Блейзом со времени их последней встречи в туннеле, открытом для этой пели в фазовом щите. Стоило лишь коснуться молочной белизны одной из стен этого туннеля и тело было бы втянуто туда и разрушено, равномерно рассеявшись по всей Вселенной.
Сила, которая была невидима, но очень могуча, теперь исходила от него — подобно жару огня; она бросала вызов самим своим существованием и пыталась подчинить окружающих Блейза.
Большинство людей на десяти Молодых Мирах смотрели на него и слушали его так, как будто он был в каком-то смысле сверхчеловеком. Они внимали голосу того, кто пошлет их умереть и при необходимости уничтожить тот материнский мир, который, как они теперь верили, никогда не оставлял древнее желание завоевать и поработить их — Землю, поддерживаемую черной магией Абсолютной Энциклопедии и управляемую злым сверхдемоном по имени Хэл Мэйн.
Хэл попробовал собрать внутреннюю силу, чтобы противостоять Блейзу, но не находил ее в себе. Он не был напуган нынешней силой Блейза и не сомневался, что собственный разум, воля и воображение не слабее, чем у Иного. Но он не мог ощутить в себе подобную силу противостояния другому. Если он и обладал ею вообще, она была чем-то совершенно другим — хотя он и стоял напротив Блейза, как равной силы шахматная фигура на доске Истории.
В то же самое время он был благодарен, что не встретился с Блейзом, вот так излучающим мощь и уверенность, пару месяцев назад в Абсолютной Энциклопедии, когда он, Хэл, находился в самом глубоком упадке. Или даже, что эта встреча не произошла перед внезапной вспышкой откровения, которое пришло этим утром, когда солнце поднялось выше гор и капля росы взорвалась светом.
А теперь он смотрел на Блейза с точки зрения вечности и нашел, что то, чем обладает другой, бесконечно мало и преходяще в сравнении с той минутой.
— Что привело тебя? — спросил Хэл. — Ты же не можешь и в самом деле ожидать, что я как-то изменю свою позицию?
— Возможно, и нет. — Теперь от Блейза исходил не напор личной силы, а теплота. Он мог быть обаятельным и знал это; почти все его подобные качества были обязаны своим существованием гипнозу и другим методам, развитым теми же самыми экзотами, которых Блейз теперь пытался уничтожить.
— Возможно, и нет, — сказал он снова, — но я всегда верил, что ты в состоянии прислушаться к разумным доводам, и у меня есть для тебя предложение.
— Предложение?
— Да. Только позволь мне сначала кое-что разъяснить? Ты никогда не простишь мне гибель своих наставников.
Хэл покачал головой.
— Дело теперь не в прощении. Однако в то время их убийство подействовало на меня так же, как и другая, более ранняя смерть. Тогда я настолько же хотел уничтожить тебя, насколько и того — кто бы он ни был — кто отвечал за ту предыдущую смерть. И только когда мне пришлось пережить подобную потерю во второй раз, по твоей вине, я начал понимать, что возмездие не ответ. Но это ничего не меняет в том, что касается нас с тобой.
Хэл увидел, как глаза Блейза слегка сузились при упоминании о более ранней потере, и почувствовал легкое раздражение — возможно, он таким образом выдал себя острому разуму Иного.
Никто не мог соперничать с Блейзом в умении уловить и использовать неосторожную обмолвку. Но потом раздражение испарилось. Не было никакого способа — даже с помощью развитым Блейзом собственным эквивалентом интуитивной логики — проследить существование Хэла назад, к жизни Донала Грима.
— Более ранняя утрата? — мягким эхом отозвался теперь Блейз.
— Как я и говорил, теперь это не имеет значения, — ответил Хэл. — А что относительно моих наставников?
— Один был дорсайцем. Он наверняка ознакомил тебя с фактами военной истории за все времена существования цивилизации?
Хэл кивнул.
— Он когда-либо упоминал человека, который жил в четырнадцатом столетии, одного из первых наемных военачальников, которых итальянцы назвали кондотьерами — по имени сэр Джон Хоквуд....
Хэл внутренне вздрогнул, хотя и сохранил на лице спокойствие. Какая черная магия заставила Блейза произнести именно это имя? Потом он взял себя в руки. Их умы по необходимости шли параллельными путями к общей цели. И не настолько невероятным, как казалось, могло быть то, что оба они заинтересовались одной и той же исторической фигурой. И то, что Блейз упомянул о ней теперь, могло совершенно ничего не значить. Кроме того, у Блейза была склонность идти извилистыми путями. Он едва ли сразу сообщил о главной цели своего визита. Лучше всего подождать и посмотреть, что же стоит за упоминанием этого имени.
— О, да, — ответил Хэл.
— Я так и думал, — усмехнулся Блейз. — Он ведь был кем-то вроде средневекового Клетуса Грима, не так ли?
— Полагаю. Можно сказать и так. И что же?
— Имеется связанная с ним история — по сути, что-то вроде ядовитой сплетни; и важна она только потому, что ее повторяли и ей верили некоторые люди, кому следовало бы проявить больше здравого смысла — даже после нескольких сотен лет. Я лишь задавался вопросом, знал ли о ней ты — о том, как он якобы обнаружил, что двое из его солдат ссорятся из-за монахини, которую они захватили...
— ...и он разрубил ее пополам, а потом заявил, что теперь каждому из них досталась своя часть? — продолжил Хэл. — Да, мне известна эта лживая история!
— Я не могу ее понять. — Тон Блейза был едва ли не задумчивым. — Это физически невозможно, что же этот Хоквуд аккуратно разрубил жертву поперек пояса одним взмахом меча, затем, обратившись к двум солдатам, произнес свою единственную фразу и ушел прочь? Ни один из тех, кто повторил эту историю, наверняка не имел дела со скотом в пищу. А я сталкивался с этим подростком на Гармонии и не верю в то, что можно вот так, одним ударом меча четырнадцатого столетия разрубить сразу столько плоти и костей. Даже если жертва помогала как могла, каким-то чудесным образом оставаясь стоять на ногах, не двигаясь с места, пока он не закончит, а солдаты наблюдали за этим, застыв на месте с раскрытыми ртами, это просто невозможно. В действительности потребовалось никак не меньше нескольких минут.
— Больше чем несколько минут, — сказал Хэл, — притом, что сталь в то время была довольно мягкой и меч должен был затупиться после прошедшего боя. Только самые худшие из пьяных и обезумевших от крови после взятия города или замка солдат могли бы решиться на подобную выходку. Случай абсолютно нереальный.
Блейз смотрел на него с легкой улыбкой.
— Нереальный?
— Да, — ответил Хэл. Знания, накопленные в Абсолютной Энциклопедии, приходили ему на память. — Хоквуда не напрасно назвали первым современным генералом. Он был наиболее деловым человеком из ранних кондотьеров. Он знал людей, против которых он сражался, и не исключал такой возможности, что за них он будет сражаться завтра. Так что он всегда делал так, чтобы его солдаты никогда не оскорбляли чувства местного гражданского населения — кроме как в условиях открытой войны. Это было одной из причин его успеха, поскольку он соблюдал и другие правила. Он так же поддерживал строгую дисциплину среди своих наемных солдат и вешал любого из них за нарушение даже малозначащих местных законов.
— Но ведь это, — заметил Блейз, — судя по твоим словам, могло случиться во время разграбления только побежденного города.
— А тогда он вообще не присутствовал бы при таком инциденте, — ответил Хэл. Воспоминание о том, как он сам был Хоквудом, одновременно идя по кругу, снова вернулось к нему. — Он был человеком четырнадцатого столетия и профессиональным воином. Это все равно, если бы современный дорсаец участвовал бы в пытках или резне пленников.
— Пытки и резня имели отношение к той более ранней утрате, о которой ты упомянул?
— Нет, — ответил Хэл.
Пытки не имели отношения к смерти Джеймса. Но теперь проницательность Блейза пробудила воспоминание о Море, старшем брате Донала, умершем от пыток, после того как он попал в руки потерявшего разум Уильяма Сетанского. И ему, Доналу, следовало предвидеть, что возврат к этому воспоминанию неизбежен при любой, похожей на нынешнюю, беседе с Блейзом. Он слишком углубился в лес, чтобы видеть все деревья. И ему никогда не избежать знания того, что он — по крайней мере частично — ответственен за ужасную смерть Мора.