– Я? – Горбаш застонал так, словно сильная рука огра ударила его в солнечное сплетение. – Я? Я беден, как вошь. За всю жизнь я не набрал и мало-мальски достойного дракона сокровища…
– Ты лжешь! – закричал Секох. – Ты ближайший и единственный родственник покойного дядюшки. Твой дядюшка как родственнику сообщил тебе, где запрятал сокровища. Он умер стариком и был очень богат. За долгие годы жизни он сколотил колоссальное состояние. Не прибедняйся, Горбаш! Ты богатый дракон.
– Но я… – начал Горбаш.
– Горбаш, – сказал Арагх, – долгие годы я был твоим единственным другом, не считая, разумеется, твоего дядюшки; его ты потерял сегодня. Ты в долгу перед Джеймсом и всеми теми, кто сделали твою жизнь безопасной и коснулись тебя аурой своего мужества и храбрости. Самое меньшее, что ты можешь сделать, чтобы отдать хотя бы малую толику долга, – это перестать ныть о крохах, которые выложишь трактирщику. Откажешься – забудь о дружбе и загнивай в свое удовольствие один.
– Арагх, – начал было Горбаш, но волк уже повернулся к нему спиной. – Обожди, Арагх! Разумеется, я не… Разумеется, я с удовольствием устрою пир в честь моего дядюшки, который убил огра Башни Гормли и сегодня почил самым вечным из крепких снов. Что еще я могу сказать? Хозяин, лучшие вина и яства на стол! Я расплачусь с тобой золотом до отъезда.
Как во сне Джим вошел за Даниель на постоялый двор. Дэффида уложили в кровать, разожгли камин и оставили на попечение Даниель. В другой комнате Джим вел сражение с кипой одежды, которую услужливая прислуга принесла из подвала. Он одержал победу и вышел на двор в богатом облачении. Энджи держала, его под руку. Столы и скамейки были убраны скатертями и приготовлены к пиру.
Пока Джима не было, солнце закатилось за горизонт и наступила ночь. Огромные факелы в подставках образовали пещеру тепла и света. Они трещали и искрились над длинным столом. Тот ломился от запеченного мяса, ветчины, фруктов, сыра и других кушаний, а на дальнем его конце красовался пузатый бочонок – загодя пробитый и снабженный краном – и шеренга кружек, больших – для драконов и поменьше – для людей.
– Превосходно! – весело воскликнул Брайен. Джим и Энджи обернулись и увидели выходящего из дверей рыцаря, взгляд которого был прикован к столу.
– Дик отослал слуг к Геронде. Она скоро присоединится к нам. Дик потрудился на славу. Как считаешь, Джеймс?
Брайен переоделся. Он снял доспехи, и теперь на нем красовался алый плащ, которого Джим ранее никогда не видел. Он подозревал, что рыцарь воспользовался гардеробом трактирщика. На широком узорчатом поясе, обернутом вокруг узкой талии, висел кинжал в золоченых ножнах, украшенных костью. Сэр Брайен Невилл-Смит поражал благородством и величием. Один его вид напомнил Джиму о собственных недостатках.
– Брайен… – неловко начал Джим. – Выслушай меня. Я не владею ни мечом, ни копьем, ни щитом. Я многого не знаю. И не представляю, какую пользу ты можешь извлечь из дружбы со мной. Я не обучен тому, что ты считаешь обычным и повседневным. Увы, я лишился тела Горбаша, с его прекрасной мускулатурой…
Брайен улыбнулся.
– Джеймс, – сказал он. – Я буду счастлив обучить тебя искусству владения оружием и всему тому, что полагается знать джентльмену твоего ранга. Что касается мускулов… Человеку с таким ростом и телосложением будет несложно достойно проявить себя.
– Ростом и телосложением? – переспросил Джим и понял, что Брайен вкладывал в эти слова.
Он видел, как изменилась Энджи, оказавшись в этом мире. Он сравнил себя с Брайеном и увидел, что рыцарь вряд ли превзойдет ростом четырнадцатилетнего подростка.
Он понял все.
Он позабыл об одном факте. Или точнее о нескольких фактах: средневековые доспехи в музеях, чертежи средневековых кораблей, здания и мебель… В средние века средний рост человека был гораздо меньше роста человека двадцатого века. В свое время Джим был самым заурядным человеком. Здесь он оказался гигантом.
Он открыл было рот, чтобы пуститься в разъяснения, но почувствовал, как рука Энджи предостерегающе сжала его локоть. Начали появляться остальные. Из двери вышли Даниель и Жиль Волдский, а следом за ними Каролинус. Подоспели двое сыновей хозяина Дика и расставили на столе деревянные тарелки и кубки. На террасе виднелись очертания Горбаша и Секоха; Арагх незаметно улизнул и присоединился к ним. На сломанную лапу волка уже была наложена чистая повязка.
– Трактирщик говорит, что все готово, – прорычал он.
– Возблагодарим Господа! – воскликнул Жиль. Изъеденное ветрами и выдубленное солнцем лицо разбойника расплылось в улыбке. – В самом конце мы чуть не проиграли сражение из-за нехватки мяса и вина.
– Аминь! – сказал Брайен. И, чуть прихрамывая, первым подошел к столу. – Присаживайтесь, друзья, и да будем веселы! Мы пережили столько боли и Мучений! Так неужели у нас не хватит воли, чтобы получить наслаждение от пира и застольной беседы, честно заработанных всеми нами?!
Гордон Руперт ДиксонРыцарь-дракон
1
Морозным мартовским утром над лесом Маленконтри занималась заря… Несмотря на то что имя это более пристало бы, пожалуй, французскому, а то и итальянскому лесу, Маленконтри находился в Англии.
Однако никто из обитателей этих мест, от ежей, сбившихся в клубок в своей устланной палой листвой спальне под живой изгородью, до сэра Джеймса Эккерта, барона де Буа де Маленконтри-и-Ривероук, почивающего со своей супругой леди Энджелой в замке, не удосуживался в беседе хоть раз произнести это квазифранцузское название. Его дал лесу прежний владелец замка; нынче, лишившись земель и титулов, он пребывал в изгнании, где-то на континенте. Ну и поделом ему.
А поскольку сэру Хьюго де Маленконтри в настоящее время не очень светило вернуться в свои владения, то все местные жители предпочитали звать лес его настоящим именем — Хайбремблская Чаща.
Все это не вызывало ни малейшего интереса путника, продирающегося сквозь заросли леса к замку Маленконтри; он проходил, пожалуй, слишком близко от пробудившихся уже ежей, но, к счастью, они были надежно укрыты от его глаз…
В безразличии путника нет ничего удивительного, ведь это — не кто иной, как Арагх. Английский волк считал своей территорией не только Маленконтри, но и другие леса; потому-то ему и было наплевать на то, как их называют другие.
Арагха вообще мало что волновало. Например, холод раннего весеннего утра говорил ему лишь о том, что в такую погоду запах стелется ближе к земле. Фактически ветер, дождь, ежевика, люди, драконы, огры и тому подобные вещи интересовали волка ничуть не больше утренних заморозков. Если бы он столкнулся с такими явлениями, как землетрясение, извержение вулкана или цунами, то остался бы столь же равнодушным, но пока ничего подобного на его веку не случалось. Потомок свирепых Волков, Арагх размером был с маленького пони, а жизненная философия его сводилась к тому, что в тот день, когда что-нибудь окажется ему явно не по зубам, он умрет, и это в любом случае избавит его от всех проблем.
Арагх остановился и взглянул на прямоугольную башенку замка с застекленными, что было в новинку, стрельчатыми окнами, в которых играли первые блики утренней зари. Несмотря на неприязнь к стеклам в окнах, волк по-прежнему испытывал самые нежные чувства к сэру Джеймсу и леди Энджеле, которые теперь, насколько ему было известно, сладко спали в башенке наверху. Эти лежебоки теряли возможность насладиться живительной свежестью утра.
Привязанность к ним родилась еще в те времена, когда Арагх с сэром Джеймсом и еще несколькими Соратниками были вовлечены в потасовку с огром и прочими вредными тварями на болотах у Презренной Башни. Тогда сэр Джеймс, хотя и не по своей вине, вселился в тело дракона по имени Горбаш, друга Арагха. Волк на мгновение предался ностальгическим воспоминаниям о былых, но весьма примечательных и по сей день событиях.
Безотчетное чувство тревоги за хозяев Маленконтри — и за Джеймса в особенности — пробудило волка от сладких раздумий. Ощущение было недолгим, но Арагх всегда обращал внимание на то, что сообщало ему подсознание, поэтому сосредоточился и напрягся.
Необъяснимая тревога не исчезала. Потянув носом воздух и не почуяв ничего подозрительного, волк прогнал это чувство, однако взял на заметку, что, когда он будет пробегать мимо дома мага у Звенящей Воды, ему обязательно надо воспользоваться случаем и рассказать обо всем С.Каролинусу. Тот скажет, в чем тут дело, посоветует Арагху, что надо делать, хотя вообще-то вряд ли случилось что-то серьезное.
Итак, благоразумно выбросив из головы тяжкие думы, волк поспешил дальше. К огромному облегчению ежей, темная тощая фигура Арагха растворилась среди стволов деревьев пробуждающегося леса.
2
Джеймс Эккерт, ныне сэр Джеймс Эккерт, барон де Буа де Маленконтри и пр. (он, правда, редко ощущал себя обладателем этих титулов), проснулся на заре, когда спальня в замке де Буа де Маленконтри, которую он делил со своей женой, Энджелой, еще была погружена во мрак.
Возвещая близкий рассвет, сквозь тяжелые шторы, закрывавшие застекленные окна, сочился бледный ранний свет. Рядом с Джимом, под грудой шкур и покрывал, делавших терпимым пребывание в неотапливаемой комнате с каменными стенами, ровно дышала во сне Энджи.
Еще не пробудившись толком, пребывая где-то на полпути между сном и явью, Джим не понимал, что разбудило его, да и не хотел понимать. Он смутно догадывался, что произошло нечто неприятное, ведь в течение нескольких недель он находился в состоянии депрессии, подобном затишью перед грозой.
Последние дни были так тоскливы, что Джим обнаружил: он уже почти жалеет о своем решении остаться в мире драконов, магии и средневековых законов, вместо того чтобы вернуться вместе с Энджи на обыденную, зато хорошо знакомую Землю XX века, в каком бы из возможных миров она сейчас ни находилась.
Несомненно, время года лишь усиливало его уныние. Зима наконец-то отступила, что поначалу радовало и возбуждало, но теперь казалось, что время тянется бесконечно, — ранние сумерки, оплывшие свечи, заиндевевшие стены.