едия, мешок не провалится.
Джим положил свой крошечный драконий паспорт на язык и сглотнул. Мешочек застрял в горле. Джим смыл его глотком вина. Энджи смотрела на него с легкой грустью во взоре.
— Что-то, — продолжал Каролинус, обращаясь к Джиму, — в последнее время тебе слишком многое сходит с рук. Ты должен учиться твердо стоять на своих собственных ногах. Учись. Учись. Практикуйся! Практикуйся!
Он резко поднялся.
— Ну, мне пора, — сказал Каролинус. — Кстати, Джеймс, если захочешь вынуть драгоценности, просто кашляни дважды, один раз чихни, а затем снова кашляни. Убрать обратно — кашляни один раз. Если понадобится достать энциклопедию — три кашля, два чиха и еще один чих.
Джим нащупал в кармане камзола футляр, извлек из него палочку угля и поспешно записал эти указания на крышке стола.
— Но вообще-то Энциклопедия Некромантии должна оставаться с тобой на всю жизнь — какую бы долгую жизнь ты ни избрал, — заключил Каролинус. — Засим, прощай!
Он повернулся и гордо направился к дверям Большого Зала. Джим и Энджи поспешили за ним.
Они нагнали мага на полпути к выходу. Несмотря на то что он был уже не молод и выглядел довольно ветхо, Каролинус двигался с удивительным проворством. Он шел широкими шагами.
— Ах, весна! — мечтательно сказал он, когда они появились по обе стороны от него. — Всегда она была моим любимым временем года. В этот короткий период мои цветы становятся еще красивее, да и время это лучше любого другого — клянусь Стрельцом!
Он шлепнул себя по лбу, не сбившись при этом с шага.
— Эдельвейсы! — выкрикнул волшебник. — Как же я не вспомнил об эдельвейсах? Единственные цветы, по которым я скучаю больше, чем по остальным. Эдельвейсы. Да, я их должен добыть во что бы то ни стало… Эдельвейсы, эдельвейсы…
Каролинус пропел последние слова хриплым неестественным голосом.
— Прекрасные цветы! Прекрасные! — продолжал он.
Они подошли к парадной двери. Джим толкнул рукой правую створку, та распахнулась, и они вышли во двор. Втроем они подошли к подъемному мосту. Каблуки звонко постукивали по доскам моста, когда они шли над рвом; туда сливались сточные воды, и потому из рва исходило невыносимое зловоние, несмотря на все усилия Джима и Энджи и приказы слугам. Джим и Энджи надеялись, что, продолжив углублять ров, изменив направление стоков и предприняв еще кое-какие действия, можно будет добиться успеха, и даже если купаться там будет нельзя, то хоть запаха не будет, Джим вновь благословил титул могущественного мага, которым его наградила молва. Не будь его, прислуга, засучив рукава, приготовилась бы к длительному сопротивлению тем нововведениям, которые пытались ввести Энджи и Джим.
Как только они сошли с моста на мягкую весеннюю землю, немного, правда, раскисшую и начисто лишенную травы на этом пятачке, шаги вновь стали неслышными.
— Ну, спасибо за гостеприимство. Рад был увидеть вас. Пожалуй, я просто дематериализуюсь в свой коттедж — так получится быстрее. — Каролинус поднял руки до уровня плеч и стал медленно вращаться, прямо у них на глазах превращаясь в маленькое облачко тумана.
— Прощайте! — Даже голос его как бы затуманился: звук его казался слабее, будто маг стоял куда дальше от них, чем это было на самом деле. — Ха! — воскликнул он.
Вдруг Каролинус перестал вращаться. Его тело уплотнилось, руки опустились по швам, а голос, когда он открыл рот, обрел прежнюю громкость и четкость. Голубые глаза впились в Джима.
— Я только что вспомнил, Джеймс, — сказал он, — зачем приходил к тебе. У короля Иоанна французского есть весьма могущественный министр; зовут его Мальвин.
— Да? Мне это пригодится? — спросил Джим.
— Возможно, — ответил Каролинус. — Он — маг. Три А, правда, без плюса, я думаю. Владеет большим поместьем на Луаре под Орлеаном. Будь благоразумен и держись от него подальше. Он превосходный магистр свободных искусств. Великолепно владеет искусством чернокнижия. Просто блестяще! В колледже мы звали его Вонючкой…
Джим вздрогнул. Впервые он услышал, что в этом мире существует какая-то школа, пусть даже один-единственный колледж.
— Мерзкое насекомое! — Каролинус взмыл в воздух. — Никогда терпеть его не мог! Остерегайся его!
Он снова поднял руки, стремительно закружился в тумане и исчез.
11
Пять дней спустя Джим и Брайен возглавили войско и направились к Гастингсу, ближайшему из Сен-Пор — в прежние времена так называли союз пяти морских портов, бывших главной базой для военных кораблей Англии в ту пору. В этом союзе главную роль играл именно Гастингс, а за ним — Нью-Ромни, Дувр и Сэндвич; Джим знал, что впоследствии к ним прибавятся Уинчелси и Райе.
Их выступление было почти праздником. В течение нескольких недель Энджи, казалось, ничуть не печалилась по поводу близкого ухода Джима. Но в ночь перед выступлением в постели она крепко прижалась к нему, зарывшись в гору шкур, и вдруг разрыдалась.
— Не уходи! — просила она.
Утешая жену, Джим объяснял, что с его стороны будет крайне неучтиво передумать в последний момент. Отказаться он мог только в самом начале, но тогда им бы пришлось заплатить за это слишком дорогую цену — презрение всех соседей, а возможно, и самого сэра Брайена обрушилось бы на их головы.
— Я должен идти, — твердил он Энджи.
Но буря чувств никак не желала утихать.
— Там Мальвин, о котором говорил Каролинус, — причитала она.
— Не глупи, — отвечал Джим, поглаживая длинные волосы Энджи. — Я буду за много миль от него. Да и с какой стати нам встречаться?
— Не знаю! — всхлипнула Энджи. — Я знаю только, что если ты все же уйдешь, то я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось после возвращения
— если ты вернешься!
На это ответить было нечего. Джим молча обнял ее, и в конце концов они уснули.
Наутро Энджи была весела как всегда. То ли она и вправду успокоилась, то ли притворилась, что ее уже не заботит поход, чтобы не расстраивать Джима, — не разберешь. Джим, однако, заподозрил, что веселость ее была напускной. Однако к сказанному ночью ему добавить было нечего. Изменить уже нельзя было ничего.
Так они и расстались; Джим с Брайеном ехали на своих скакунах, а оруженосцы вели за ними боевых коней. Отряд направлялся прямо на юг, но пришлось сделать крюк, чтобы обойти Лондон, поскольку Брайен опасался, что прелести столицы могут ввести в соблазн воинов. Многим из них никогда не доводилось бывать дальше Вустера или Нортгемптона. За Редингом они повернули на восток, пошли через Гилфорд, вышли на северное направление, затем двинулись прямо на юго-восток, в Гастингс.
Этот порт был построен там, где сходились две долины, тянущиеся вдоль моря; на протяжении всей береговой линии в окрестностях Гастингса топорщились меловые скалы. В основном все дома, включая и постоялый двор, на который сэр Брайен предусмотрительно отправил пару своих воинов еще недели две назад, чтобы заказать место для войска, теснились возле берега. Постоялый двор носил имя «У Сломанного Якоря»; и Брайен, и отец его, когда им случалось попасть в Гастингс, останавливались именно здесь.
Однако на постоялом дворе нашлось место только для Джима, Брайена и их оруженосцев. Прочим же воинам пришлось искать пристанища в конюшне постоялого двора или где-нибудь в соседних домах, поскольку и та была слишком мала, чтобы приютить всех. Как и предупреждал Брайен, Гастингс был битком набит английскими баронами и их отрядами, дожидавшимися отправки во Францию.
Хозяин трактира оказался крепким и дружелюбным, хотя и не без хитринки в глазах, мужчиной лет сорока на вид. Он вышел на порог, чтобы приветствовать своих гостей; хотя шевелюра его знала и лучшие дни, зато мышцы на полуобнаженных руках вздулись канатами, когда он скрестил руки на груди.
— Я очень рад, — обратился к нему Брайен, — что у тебя нашлась комната для нас, мастер Сел. Как мы и предвидели, город переполнен гостями.
— И в самом деле, сэр Брайен, — отвечал трактирщик, — но если комната есть, то она должна быть вашей, если и не ради вас лично, то по крайней мере в память о вашем отце. Он был достойным джентльменом, и его очень уважал мой отец, державший этот постоялый двор до меня.
Он повернулся к Джиму.
— А вы, должно быть, лорд Джеймс де Маленконтри, — сказал он, склонил голову, лишь слегка обозначив поклон. — Добро пожаловать. Сэр Брайен, милорд, извольте следовать за мной, я провожу вас в ваши апартаменты в верхнем этаже.
«Вот так апартаменты», — подумал Джим. Вся обстановка в довольно большой, но пустоватой комнате состояла из узенькой кровати, задвинутой в дальний угол. Зато два окна со ставнями выходили прямо на улицу.
— Беспокоить вас здесь не будут, сэр Брайен и милорд, — сказал хозяин. — Кровать, конечно, для господ, а на полу достаточно места и для ваших оруженосцев и для вещей, которые вы, должно быть, принесете. Что же до конюшни, то я смогу позаботиться о доброй половине ваших людей. Также я могу договориться кое с кем из соседей, чтобы они сдали свободные комнаты для остальных.
— Прекрасно, мастер Сел, — ответил Брайен. — Это не просто крыша над головой, но великолепная крыша.
— Я всегда стараюсь заботиться о своих постояльцах, — скромно отозвался хозяин и с поклоном вышел из комнаты. На двери, как заметил Джим, не было даже слабого намека на щеколду. Впрочем, он уже достаточно хорошо разбирался в этом мире и его обитателях, чтобы догадаться, что хозяин, верно, рассудил так: если его постояльцам есть что терять, то они позаботятся, чтобы кто-нибудь ни на шаг не отходил от их вещей.
— Побудь пока здесь, — сказал Брайен Джиму. — А мы с оруженосцем поищем наместника короля в этом городе и попытаемся разузнать у него, как бы нам побыстрее отплыть во Францию. Если хочешь отдохнуть, то кровать в твоем распоряжении.
Джим вежливо отклонил предложение отдохнуть на кровати под тем предлогом, что дал обет спать на полу, пока не предпримет чего-нибудь для спасения принца. На самом деле он заранее знал, что любая постель на любом постоялом дворе просто кишит вшами и блохами. Сэр Брайен, конечно, был привычен к этим насекомым, так что мог проспать всю ночь сном невинного младенца, не обращая никакого внимания на зуд от укусов, но Джим так и не смог научиться игнорировать их и в глубине души был уверен, что этого не случится никогда.