— Разве ты никогда не имел дела с актерами-любителями?
— Ты же знаешь, что нет.
— Ну, а я имела. И шанс, что все пойдет не так, как задумано, равен девяносто девяти к одному. Кто бы ни был Иосифом, он должен уметь импровизировать, чтобы справиться со случайностями, которые так часто возникают по ходу пьесы. Человек из Маленконтри, которого ты начинишь словами и движениями, сможет только, как попугай, повторять их. Ты единственный, кто способен импровизировать.
— Могу только сказать, что постараюсь сделать все, что в моих силах, когда придет время, но лучше бы тебе иметь в запасе кого-нибудь, кто сможет выступить. Возможно, я сумею с помощью магии внушить и тебе, и ему необходимые слова, если что-нибудь пойдет не так.
— Джим, разве мой голос похож на твой баритон?
— Я сделаю твой голос таким, как у Жозефа, он будет звучать баритоном. Но… позволь мне пока забыть об этом. У меня слишком много проблем, которые надо решить.
— Тогда все в порядке. Ты добьешься решения всех проблем. Я верю в тебя. Когда ты все уладишь, мы вновь вернемся к роли Иосифа. А сейчас забудь об этом. А в чем самая большая трудность с Мнрогаром и кабаном?
— В том простом факте, что Мнрогар — тролль, а кабан — боров.
— Ты имеешь в виду, что они хотят драться друг с другом?
— Не совсем. Самое сложное, что они не хотят делать одно и то же в одно и то же время. Полагаю, можно сказать, что они хотят драться. Но не хотят этого делать по чужой воле. Каролинус пытается уладить это с помощью магических способов. Когда он с ними разговаривает, неважно о чем, они идут за ним, как пара ягнят. Кабан становится красивым конем, Мнрогар превращается в громадного, но надежного Черного Рыцаря в доспехах и гарцует верхом. Но именно с этого мгновения все становится очень сложным. Кабан выглядит как конь, но этот конь все порывается вести себя как кабан. Мнрогар, в свою очередь, в доспехах выглядит, как рыцарь, но хочет действовать как тролль. Каролинус прав. Существуют базовые проблемы…
— Подожди минутку! — вскричала Энджи. — Я совсем забыла, что наверху тебя ждет Гоб Первый, он сказал, что спешит. Его дожидается Секох, который надеется получить от тебя сообщение. Гоб в камине нашей первой комнаты и, конечно же, невидим для Анны и кормилицы.
— Они не обидят его.
— Скажи ему об этом сам, — произнесла Энджи, — Он верит только мне, потому что я связана с тобой. Кстати, он хотел срочно поговорить с тобой, поэтому я и решилась спуститься и проверить, как ты тут… Хотя подумывала об этом и раньше.
— Это смешно! — возмутился Джим. — Гоблин чересчур много на себя берет. Он просто обязан ждать. Я решил не уходить отсюда, пока граф здесь. Кажется, он недолго продержится, но…— Внезапно Джим замолчал. — О нет! — воскликнул он.
— Что означает «о нет»? — Энджи повернулась, чтобы взглянуть в ту сторону, куда был устремлен взгляд Джима. — В чем дело? Я не вижу ничего, что нарушало бы порядок. Брайен сидит и спокойно беседует с мужчиной, который выглядит таким же трезвым, как и он.
— Это-то меня и беспокоит. Этот другой мужчина — сэр Гаримор. Помнишь его?
— О, — сказала Энджи. — Ты имеешь в виду рыцаря, который предложил сопровождать меня домой с соколиной охоты в один из первых утренников? Он действительно ехал вместе с Брайеном, сопровождая Геронду и меня в замок. Что плохого в том, что они разговаривают?
— Ничего, пока они только разговаривают. Но они не любят друг друга, и я думаю, им надоело ждать, когда кто-нибудь завяжет с ними ссору. Поэтому сэр Гаримор так приветлив с Брайеном, и все это может кончиться поединком на мечах… По обоюдному согласию, конечно.
— Но зачем им это? — удивилась Энджи. — Я полагала, они хотят встретиться на турнире в последний день праздников.
— Вероятно, так и есть, — сказал Джим, — но все это гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд. Ты же знаешь, как важно для Брайена получить на турнире приз, который он сможет продать, чтобы выручить деньги на ремонт и содержание замка Смит. А сэр Гаримор достаточно состоятелен, чтобы не беспокоиться о доходах, но он знает, что Брайен почти всю жизнь нуждается в деньгах. Каждый из них выиграл по два из четырех турниров, в которых они сражались друг против друга. И один из них готов заключить пари, что на сей раз выиграет,
— Пусть это будет Брайен. Ему скоро потребуются деньги. Мне об этом рассказала Геронда, но не сказала, зачем.
— Ему всегда нужны деньги. Во всяком случае, сэр Гаримор это знает. Гаримор сам из тех, кто всегда стремится быть лучшим. Помнишь, как во время вторжения морских змеев, когда сэр Джон Чендос был с нами в замке, во дворе внезапно разгорелась схватка?
— Помню.
— Так вот, ты помнишь, что эта схватка оказалась показной? — продолжил Джим. — Брайен во главе кучки воинов пытался пробиться к двери Большого зала, а сэр Джон возглавлял группу бойцов, которые стремились во что бы то ни стало не пустить их?
— Помню. Но что здесь общего?
— Тогда ты помнишь, что я остановил схватку своим появлением и оба, Брайен и Джон Чендос, принесли мне свои извинения, ведь я был их хозяином. Но, извиняясь, Чендос очень хвалил Брайена, назвав его, в частности, лучшим мечом королевства.
— Правда, — сказала Энджи, — теперь я вспомнила. Брайена распирало от гордости, И я тоже гордилась им… и, конечно, Герондой…
— Так вот, эти слова пошли гулять среди рыцарей и достигли слуха сэра Гаримора, которому невыносимо думать, что люди считают Брайена лучшим бойцом, чем он. Поэтому он готов на что угодно, чтобы возвыситься над Брайеном. Вот почему я боюсь, что то, что выглядит спокойной беседой, на самом деле составление плана, как выбраться отсюда и тотчас же решить дело на мечах. Оба достаточно много выпили, чтобы отбросить обычную осмотрительность.
— Но они ведь не убьют друг друга? Во всяком случае, пока являются гостями замка? Я знаю, здесь происходит много страшного, но ведь гости обычно не убивают друг друга?
— Нет, — подтвердил Джим, — разумеется, нет. Это было бы, по меньшей мере, нарушением законов гостеприимства. Обычно этого не случается, но боюсь, Гаримор все продумал. Он только притворялся, что весь вечер пил, а потому может схватиться с подвыпившим Брайеном и ранить его… Не настолько серьезно, чтобы лишить возможности участвовать в турнире, но достаточно, чтобы получить перевес, когда они сойдутся в поединке через два дня.
— Но… может, тебе следует рассказать все, или…
Джим покачал головой:
— Нет, это никогда не срабатывало. Это поставит графа в неловкое положение, сделает сэра Гаримора моим смертельным врагом и, возможно, разрушит нашу дружбу с Брайеном. Но ты права. Я должен как-то остановить их…— Внезапно лицо его просветлело: — Энджи! Твой кошелек сейчас у тебя на поясе? Есть ли там бумага и ножницы, которые ты заказала у нашего кузнеца в Маленконтри?
Энджи, подобно многим дамам, носила кошелек на декоративном поясе вокруг талии. Среди прочего в этом кошельке всегда лежали бумага французского производства и несколько угольных палочек, которыми женщины обычно писали записки друг другу. Ножницы предназначались для того, чтобы отрезать кусок бумаги, на котором писалось сообщение.
— Тогда вынь их и пойдем со мной, — сказал Джим, вставая. — Полагаю, я знаю, как их остановить. С моей точки зрения, это настоятельно необходимо. Без Брайена мне ни за что не научить Мнрогара ездить на кабане-коне так, как положено Черному Рыцарю; кроме того, он должен владеть копьем. Поэтому надо остановить их.
И они направились к боковому спуску с возвышения, па котором стоял высокий стол, и, обогнув угол длинного стола, где беседовали Брайен и сэр Гаримор, прошли несколько шагов к двери, ведущей в коридор, тянувшийся вдоль зала и выходивший на двор.
— Сколько бумаги тебе надо? — спросила Энджи, пока они шли.
Джим посмотрел на жену. Она уже достала из кошелька ножницы и начала вытаскивать бумагу, свернутую в трубочку, шести дюймов шириной и футов трех длиной. Энджи уже вытянула из кошелька около шести дюймов бумаги. Джим размышлял всего мгновение:
— Около фута, пожалуй. Да, двенадцать дюймов.
— И что ты будешь с ней делать? Послушай, нельзя ли остановиться на минутку? Трудно резать бумагу на ходу.
— Ты права. Пожалуй, и мне надо хоть ненадолго сесть за стол. Здесь куча пустых стульев. Мы можем поговорить, не опасаясь, что нас подслушают. Никто сейчас ни на кого не обращает внимания.
Они остановились и сели. Энджи отрезала необходимый кусок бумаги. Джим взял ее и начал складывать гармошкой.
— Ты мне не ответил, — сказала Энджи. — Что ты собираешься делать с бумагой и почему ты ее так складываешь?
— Помнишь, мы складывали так бумагу, вырезали куклу, а потом развертывали гармошку и получали цепь держащих друг друга за руки кукол?
— Конечно.
— Так вот, я не могу производить в замке никаких магических действий из-за благословения епископа. Но, возможно, я смогу вызвать мысль о магии, которая поможет удержать Брайена и Гаримора от глупостей.
Он встал, сунул сложенную гармошкой бумагу и ножницы в кошелек на своем ремне и пошел к тому месту, где сидели Брайен и Гаримор, но их там не оказалось.
— Ушли!
— Они только что направились к двери. Взгляни!
— Вижу. — И Джим поспешил к выходу. — Мы перехватим их на дворе. Так даже лучше. Поспешим. Но не показывай вида, что торопишься.
— Хорошо тебе говорить! У тебя ноги длиннее, чем у меня!
— Скорей!
Брайен и сэр Гаримор, шедшие впереди, уже прошли в дверь. Коридор, который они миновали, был слабо освещен факелами, размещенными далеко друг от друга. Джим и Энджи прошли в дверь сразу за рыцарями. Те спустились только на полдюжины ступенек, которые вели в следующий коридор, не оборачиваясь на звук шагов сзади. Джим шел быстрее, оставив Энджи за своей спиной. Он попытался перехватить рыцарей, когда те проходили освещенный факелом участок:
— Господа! Остановитесь!
К тому времени, как он произнес последнее слово, Энджи поравнялась с ним, они были за спиной рыцарей. Те остановились. Джим тоже остановился. Рыцари повернулись одновременно, как поступили бы на их месте тренированные солдаты в более поздние века.