Впрочем, казалось, Джим ничем не рисковал. Брайен считался его лучшим другом, а Геронде ни к чему поднимать шум. Сэра Джеффри Джим освободил от проклятия, сэра Ренеля — от рабства.
И все же Энджи подошла к Джиму. Может, она посчитала, что ее муж попал в безвыходное положение. В безвыходное положение? Джим знал, таких положений не бывает, и очертя голову бросился вперед.
— Стойте! — повторил Джим. — Сэр Джеффри, расскажи своей дочери, почему ты не мог и думать о том, чтобы возвратиться в Англию, почему не мог распорядиться и толикой того богатства, которое окружало тебя в Пальмире.
Сэр Джеффри побледнел. Он не мог вымолвить ни слова.
— Расскажи ей все, рыцарь! Расскажи, или расскажу я!
Сэр Джеффри задергался, как марионетка на нитке, и наконец повернулся к Геронде.
— Я не мог вернуться в Англию, потому что надо мной тяготело проклятие, — сказал сэр Джеффри.
— Ты не мог собраться с силами? — воскликнула Геронда, чуть ли не презрительно скривив губы.
— Нет, я просто не смел.
— Не смел? Ты не смел вернуться в собственный замок?
— Расскажи ей все подробнее, — сказал Джим и, повернувшись к Геронде, пояснил:
— Сначала проклятие тяготело над Хасаном ад-Димри, а сэр Джеффри взял это проклятие на себя. Пусть скажет, зачем он это сделал.
— Хасан предложил мне в награду дом и богатство. И я не устоял. Я всю жизнь хотел разбогатеть. Но когда я взял на себя проклятие, Хасан рассмеялся мне в лицо.
— Почему? — жестко спросил Джим.
— Хасан сказал, что, если я сбегу из Пальмиры, проклятие настигнет меня даже на краю света и не я один стану его жертвой. — Сэр Джеффри замолчал.
— Расскажи дочери все, — попросил Джим, на этот раз мягче.
Сэр Джеффри опустил глаза. На Геронду он старался не смотреть.
— Хасан предупредил: если я сбегу, проклятие падет не только на меня, но и поразит моих потомков по седьмое колено. Он сказал мне: «Подумай о своих детях, о детях твоих детей. На каждого из них, рожденного по седьмое колено, падет проклятие». — Рыцарь тяжко вздохнул и, так и не подняв глаз, продолжил рассказ:
— Я верил, что мне удастся избавиться от проклятия и перевезти в Англию большую часть полученного богатства. Надеялся, что проклятие, наложенное на мусульманина, не представляет опасности для христианина. Но я ошибся, а когда понял свою ошибку, пути назад не было. Не мог я и вернуться в Англию.
— Ты сказал, что просто не посмел вернуться, — язвительно напомнила Геронда.
— Расскажи, что за проклятие ты на себя взял, — сказал Джим. Он повернулся к Геронде:
— Ты видела Ахримана, Геронда. Он представлял реальную угрозу. Проклятие, которое последовало бы за твоим отцом в Англию, тоже могло таить реальную опасность.
— Я не боюсь никаких проклятий! — заявила Геронда, гордо подняв голову.
— Расскажи все до конца, сэр Джеффри, — устало произнес Джим. — Может быть, Геронда изменит свое суждение.
Лицо сэра Джеффри исказилось от душевной боли.
— Думаю, не стоит... — выдавил из себя рыцарь.
— Разве ты не видишь, что Геронда не понимает тебя? — воскликнул Джим. — Скажи ей, что за проклятие тяготело над тобой.
Сэр Джеффри глубоко вздохнул, выпрямился и поднял глаза на дочь:
— Я не мог подвергать тебя опасности, Геронда. Я не мог привезти в Малверн проказу.
— Проказу! — разом вскричали Брайен и сэр Ренель.
Геронда молчала. Кровь отхлынула от ее лица. В Англии, как Брайен рассказывал Байджу, прокаженных не колотили палками и не прогоняли в пустыню, как в Пальмире, но и здесь с ними не церемонились: выставляли из дома, и те бродяжничали в поисках временного пристанища и случайного подаяния, оповещая встречных о своем приближении звоном подвешенного на теле колокольчика.
В средние века проказа наводила на людей ужас, и в Англии этой болезни боялись не меньше, чем на Ближнем Востоке.
— Вот, оказывается, почему сэр Джеффри не мог возвратиться в Англию, Геронда, — мягко сказал Джим.
Геронда посмотрела на Джима, хотела что-то сказать, чуть не задохнулась, перевела взгляд на отца, соскочила с помоста и бросилась к лестнице — наверх, в свою комнату.
В наступившей тишине раздался голос Энджи:
— Я думаю, ты поладишь со своей дочерью, сэр Джеффри. Но на все нужно время. Только надо потратить его с пользой.
Последовало долгое молчание.
— Да поможет мне Бог! — наконец произнес сэр Джеффри.
Глава 31
Джим и Энджи возвращались в Маленконтри по воздуху.
— Ты уверен, что сэр Ренель остался в Малверне по своей воле? — спросила Энджи.
Джим кивнул. Должно быть, со стороны это любопытное зрелище, пронеслось в голове у Джима, пребывавшего, как и Энджи, в обличье дракона.
— Сэр Ренель поступил правильно, — сказал Джим. — Он чужой в здешних краях, и ему лучше коротать время со своим старым другом. Обстановка в Малверне изменилась к лучшему, и думаю, в доме сэра Джеффри постепенно воцарятся мир и согласие.
— Надеюсь, — сказала Энджи, поднимаясь, как и Джим, с восходящим потоком воздуха. — Нет, я даже уверена, все так и случится.
— Я тоже, — согласился Джим.
Он был счастлив и знал, что Энджи тоже счастлива. Наконец-то они вернутся домой, увидят Роберта, смогут побыть наедине.
Они с Энджи сделали все возможное, чтобы помирить Геронду с отцом. Джим мысленно содрогнулся, представив, какой шок пережила Геронда. У нее и в мыслях не было, что сэр Джеффри готов на самопожертвование ради дочери. Долгие годы Геронда судила своего отца слишком строго. Теперь она станет понимать его лучше.
Слава Богу, у Джима с Энджи никогда не было разногласий. Вот и сейчас они вместе возвращаются домой, летят бок о бок. Небо над головой почти безоблачно, а солнце, похоже, светит даже ярче обычного. И хотя внизу чернели еще не распустившиеся деревья, а земля вдали казалась тускло-коричневым ковром из слежавшихся прошлогодних листьев с разбросанными по нему там и сям пятнами талой воды, в воздухе чувствовалась весна, и Джим с удовольствием — ноздрями дракона — вдыхал этот живительный воздух.
Джим был доволен, что сэр Ренель в конце концов решил остаться в Малверне. Правда, рыцарь принял приглашение сэра Джеффри лишь после того, как его дружно уверили, что ему действительно рады и он никому не доставит ни малейшего беспокойства. Джим подумал, что, если бы Геронда не убежала к себе, она бы, пожалуй, поддержала своего отца.
Сэр Ренель остался в Малверне, и надобность в лошадях отпала. Само собой, Джим с Энджи решили добираться до Маленконтри по воздуху, обернувшись драконами.
— Я действительно рад, что мы возвращаемся домой, — сказал Джим.
— Я тоже, — вторила мужу Энджи. — Надеюсь, с Робертом все в порядке.
— Не сомневаюсь, — ответил Джим.
Минутой позже Джим и Энджи опустились на башню Маленконтри.
Караульный издал громкий возглас, мало похожий на обычный легкий показной крик, которым люди Маленконтри встречали своего хозяина в обличье дракона.
Джим и Энджи обернулись людьми.
— Мы вернулись, Гарольд, — сказал Джим.
— Да, милорд, — коротко ответил караульный. Его лицо было непривычно бесстрастным.
— Радостного блеска в глазах Гарольда я не заметил, — вполголоса сказал Джим, спускаясь вместе с Энджи по лестнице.
У дверей господской комнаты не было слуги. В комнате топился камин, правда, огонь в нем еле теплился. Слуги просто по обыкновению боролись с сыростью. По их глубокому убеждению, одежда, оставленная на ночь в холодной комнате, к утру обязательно сделается влажной, а то и покроется плесенью. Тому был резон: в большинстве средневековых замков сыро почти круглый год.
Джим огляделся по сторонам. Что может быть лучше собственного дома!
— Пойду взгляну на Роберта, — сказала Энджи. Идти далеко ей не пришлось — комната Роберта находилась за перегородкой.
Через минуту Энджи вернулась:
— Он уже заснул, спит, как младенец.
Джим кивнул и принялся подбрасывать дрова в камин.
Энджи тронула Джима за руку.
— Ах да, — буркнул Джим, сообразив, что в комнате вот-вот появятся слуги.
Крик караульного наверняка услышали во дворе, и весть, что хозяева вернулись домой, несомненно, уже облетела весь замок. Увидев, что лорд сам топит камин, слуги смутятся.
Действительно, слуги не заставили себя ждать. Едва Энджи сняла плащ, а Джим вылез из порядком надоевшей ему кольчуги и уселся в изготовленное по его заказу кресло, как в комнату, легонько постучав для приличия в дверь, торопливо вошли слуги.
Один занялся камином, другой принялся вытирать пыль.
Бет, служанка лет тридцати, остановилась посреди комнаты, держа в руках поднос с вином и пирожными.
— Поставь поднос на стол, Бет, — сказал Джим. Есть он не хотел, как, вероятно, и Энджи, но счел за благо не обижать служанку отказом.
— Слушаюсь, милорд, — ответила Бет, даже не подняв глаз на Джима.
Выполнив свою работу, слуги попятились к двери, монотонно повторяя друг за другом: «С разрешения милорда», «Извините за беспокойство, милорд и миледи».
Джим и Энджи остались одни.
— Ты ничего не заметила? — спросил Джим. — Слишком уж они вежливы. Мне кажется, за этим что-то кроется.
— Похоже, что так, — ответила Энджи. — Не пойму, в чем дело.
— Если они решили таким странным для себя образом ознаменовать наше возвращение, то, по-моему, переборщили. Может, слуги роптали, что нас обоих не было в замке?
— С чего бы им... — попыталась ответить Джиму Энджи, но ее прервал стук в дверь.
— В чем дело? — громко спросил Джим.
— Прошу прощения, милорд, — раздался из-за двери голос слуги. — Управляющий Джон просит разрешения поговорить с милордом.
— Пусть войдет, — сказал Джим. Он посмотрел на Энджи:
— Если что и произошло в замке, то лучше всего узнать об этом у Джона.
Дверь открылась, и в комнату вошел Джон.
Это был высокий широкоплечий мужчина лет за сорок, суровый на вид. Он был управляющим у трех последних владельцев замка и гордился тем, что за долгие годы своей нелегкой службы потерял всего лишь два передних зуба. Улыбался он редко, то ли не решаясь лишний раз показать некоторый изъян своего рта, то ли считая, что серьезное выражение лица более подходит человеку, занимающему в замке высокий пост управляющего. Несомненно, он считал с