— Со мной почему-то ничего такого не случается, — вздохнул Доржи. — Ты вон какой храбрый.
Алеша снисходительно усмехнулся:
— Это что, со мной и не такое бывало. Потом расскажу.
— Расскажи сейчас.
— Надоело. Пойдем лучше в город. На базаре, наверно, народу много. Может, драка будет… Побежим скорей, а то еще дежурный привяжется.
Ребята шагают по песчаным улицам. Доржи с уважением и завистью посматривает на Алешу. Почему он, Доржи, ни разу не взял у отца ружье? Вот и нет у него ничего интересного.
По обеим сторонам улицы — покосившиеся домики с подгнившими заборами. У каждого дома, даже у самого плохонького, — большие красивые ворота. Иные с тонкой узорчатой резьбой по карнизу. «Это, наверно, обычай такой. Русские любят широко открывать ворота для дорогих гостей, вот и стараются, чтобы ворота были красивыми. Заходи, в доме найдется место для доброго человека», — думает Доржи. Он вспоминает родной улус. И у бурят такой же обычай! У юрты гостеприимной семьи всегда стоит прямая коновязь, будто приглашает: «Не проезжай мимо. Привязывай коня, в юрте есть чем тебя угостить».
Дома, дома, дома… «В котором из них живет Мария Николаевна?»
Мальчики вышли на площадь. Здесь большая белая церковь — русский дацан.
— Алеша, а что там внутри?
— Как — что? Молятся, а кругом иконы висят. Хочешь посмотреть?
— Меня же не впустят. Еще изругают.
— Со мной можешь не бояться. Зайдем. Там как раз служба.
Когда Доржи вошел в церковь, ему почудилось, будто он овца, попавшая в чужую отару, будто он в. чужом тесном халате… Он огляделся. Со всех сторон на него смотрели с икон изможденные, страдальческие лица. Это, наверно, русские боги. Доржи вспомнились бурятские боги — многорукие, многоголовые, с большими синими животами, с глазами на лбу, на ладонях, на ступнях ног. Изо рта у них пышет огонь. Есть, правда, и другие — золоченые, улыбающиеся…
В церкви гудит густой бас русского ламы — отца Онуфрия. Доржи видел его в школе — он преподает, в уездном училище. С виду отец Онуфрий совсем не похож на ламу Попхоя. У Попхоя шея тонкая, головка маленькая, с куриное яйцо, глаза узкие, будто в две щели налито по капле мутной воды. У Онуфрия же глаза большие и злые. Шея у него толстая, нос шишковатый, красный.
— Возблагодарите господа за судьбу свою, смирением и покорностью снищите любовь и благоволение божье. Терпите муки и страдания во славу царя небесного! Я поведаю вам притчу о святой мученице Харитине…
Доржи отгоняет от себя думы о бурятских богах, слушает притчу о маленькой девочке Харитине.
Отец Онуфрий молитвенно сложил руки, закатил глаза под мохнатые брови.
— Паства моя! Ни словом, ни делом не помышляйте претив господа бога и его наместника на земле — самодержца всея Руси, помазанника божия!
Служба кончилась.
— Ну как? — спросил Алексей, когда они шли домой. — Понравилось?
— Интересно. — Доржи помолчал и добавил: — Ламы тоже всегда говорят, что надо, белого царя и нойонов слушаться.
— А ведь правда. Я был в дацане, — нерешительно проговорил Алексей. Потом сказал задумчиво: — В церкви хорошо поют. На рождестве послушаем, красивая служба будет… Ну, кто скорей добежит! — вдруг выкрикнул он задорно и побежал.
Доржи припустился так, что прохожие шарахались и чертыхались. Но Доржи не до них — ему надо обязательно прибежать первым.
В комнате было темно.
Алеша стал зажигать свечу, нечаянно задел книги, которые так и. не убрал со стола. Доржи принялся собирать. их с полу.
— Как много у тебя книг! Неужели ты все прочел?
— Конечно.
— И помнишь — в какой про что?
— Ну да. Стихи наизусть помню. Слово в слово. Давай вот зажмурюсь, а ты по книжке следи. Пушкина, хочешь, по памяти расскажу? Нам в прошлом году учитель математики Давыдов о нем рассказывал… Ой, хорошо читает!
— Как же так, он ведь задачи должен задавать?
— Ну и что же? А он Пушкина любит и сам сочиняет.
— А почему я его не видел?
— Болеет. Ходить не может, ноги у него отнялись. Хочешь, как-нибудь пойдем к нему вместе, проведаем его?
— Хочу. А ты, правда, слово в слово можешь?
— Могу. Смотри. Вот тут… Эту книгу Пушкин написал.
Алеша раскрыл перед Доржи маленькую истрепанную книжку-. Доржи уткнул палец в страницу, а сам смотрит на Алешу. Алеша встал прямо, высоко поднял золотистую, как у Саши, голову и начал… Будто песню запел. Он то выкрикивал слова, точно Доржи глухой, то шептал, будто боялся разбудить кого-то. Алеша поднимал вверх сложенные ладони, словно ждал, что Пушкин положит на них золотые зерна своих улигеров.
Где, от кого слышал Доржи такие улигеры? Может, они снились ему?.. Нет, вспомнил Доржи, он слышал их от Борхонока. И у того слова плыли, как белые птицы.
Алеша замолк. Он кончил или остановился чуть отдохнуть?
— Алеша… Какой это улигер?
— Это поэма Пушкина. Называется «Руслан и Людмила». Руслан сражается со страшной головой, спасает княжну Людмилу.
— Алеша, а где живет этот Пушкин?
— В Петербурге. Новые книги пишет… Слушай дальше.
Доржи старался представить себе русский город Петербург, который, наверно, еще больше Кяхты. В красивой светлой комнате сидит в русском халате Пушкин. У него, как и у Борхонока, седая борода, в руках — маленький желтый хур. Доржи слышит его голос, видит богатыря, скачущего на сказочном скакуне-хулэге. А ученый кот ходит и ходит на золотой цепочке вокруг высокой сосны, которую русские называют дубом.
Доржи вздохнул.
— Что, надоело? — Алеша замолчал.
— Нет, что ты!
Лицо у Алеши то радостное, то строгое. Доржи не может понять: как это Алеша целую книгу в голове носит? Может быть, он над ним шутит и того, что он говорит, в книге нет. Просто хвастается, что такой умный… А может быть, и в самом деле запомнил. А что, если книга как круглый камень? Толкнешь — он и покатится с горы, до самого подножия. И эта книга так же: только начнешь, скажешь несколько слов — остальные сами придут тебе в голову.
Доржи поглаживает книгу рукой. Страницы у нее желтоватые, буквы маленькие, ровные. Нет ни одной картинки. Слова стоят по четыре, по пять в ряд. Не так, как в букваре, — там слова под картинками или в тесных клеточках, как бараны в загородках.
Сердце у Доржи замерло: неужели и он научится читать вот так, даже без книги?
— Алеша, подожди!
Алеша не услышал, не остановился, будто он один в комнате и разговаривает с тем далеким русским улигершином Пушкиным, у которого белая борода, а в руках желтый хур.
— Читай, Алеша, медленнее.
— Ладно.
— Нет, постой. Скажи-ка, а вот здесь что написано? — Доржи наугад раскрыл другую книгу.
— Здесь? Нет, я из поэмы еще одну песню скажу.
Доржи спохватился. Никогда нельзя перебивать, когда рассказывается улигер. Хорошо, что Алеша не рассердился, не ушел. Он повторял за Алешей певучие, не всегда понятные ему слова.
Глава седьмая
НОВЫЙ ЧИТАТЕЛЬ
Доржи готовился к урокам. Он старательно выводил русские буквы, ему хотелось, чтобы они были крупными и красивыми. Буквы же заваливались, чернила расплывались.
К комнату вошел Алеша. Лицо у него, как всегда, веселое, в зеленоватых глазах — задорные искры Он положил ранец на стол, вытащил книгу в красивом переплете.
— Что это у тебя за книга? — заинтересовался Доржи.
— Сочинения Сумарокова. В библиотеке взял.
— Биб… би… — Доржи споткнулся на незнакомом слове.
Алексей добродушно рассмеялся. Доржи обиделся.
— Друг не должен смеяться… Ты лучше объясни: что это? У нас в Ичетуе такого нет. Магазин?
— Нет, в библиотеке книги не продаются. Их дают на время читать. Прочтешь — верни и бери другую книгу.
— Где же она?
— Да у нас же, в уездном училище.
— А мне туда можно?
— Почему же нельзя? Пойдем.
Уроки в уездном училище кончились, классы стояли пустыми. Алексей открыл дверь. Доржи остановился у порога, удивленно раскрыл глаза. Никогда раньше ему не приходилось видеть столько книг. Они были всюду — в шкафах, на длинных полках вдоль стен, на столе, даже на полу.
Доржи шагал так осторожно, будто под ним хрупкая и шаткая льдина. Из-за шкафа вышел старичок, поздоровался с ребятами. Старичок в холщовой рубашке, на голове торчком стоят белые легкие волосы. «Как у Суворова», — подумал Доржи. Старичок быстро моргал глазами и перелистывал книгу, которую держал у самого носа.
— За книгами пришли? — спросил он.
— Этот мальчик хочет записаться в библиотеку, — и Алексей показал на Доржи. — Фамилия его Банзаров.
Доржи с обидой посмотрел на товарища: «Я и сам бы мог ответить. Не немой ведь».
Алексей взял со стола книгу, перелистывает страницы. Доржи через плечо товарища разглядывает картинки и по ним догадывается, что в книге написано про сиротку. Вот она собирает грибы. Вот баюкает ребенка. Тащит тяжелый самовар. Может, это Сэсэгхэн. Хорошо, если бы нарисовали, как приходит Мария Николаевна, уводит сиротку, дает ей красивые игрушки. Но о Марии Николаевне в книжке ничего нет.
— Как много здесь книг! — с восхищением проговорил Доржи.
— Какое там много, — отозвался старик и закашлялся. — Здесь все старые, никому не нужные книги. Вот, например, эти толстые, на верхних полках — ими только печи топить… А полезных мало. Все лучшее — подарки Алексея Орлова, штаб-лекаря таможни.
Доржи смотрит и смотрит… Разные мысли пробудили в его голове слова библиотекаря. Теперь он заметил, что здесь есть книги, похожие на богатых нойонов. Толстые и важные, они одеты в красные, синие, зеленые халаты. Есть книги, нарядившиеся в желтую кожу. Они лениво дремлют на верхних полках красивых шкафов… На груди у них золотые буквы, узоры, звездочки. Они горят, будто медали, ордена или золоченые пуговицы на мундирах чиновников… Ниже этих толстых и важных книг пристроились книги попроще, а еще ниже — совсем тощие и растрепанные. Они как бедные слуги. На кор