И мы погрузились в сочинительство.
Обращение предложил Кейн.
— Почтеннейший босс, — произнес он, и я с готовностью это написал, ибо именно так Тамблти называл Эбберлайна.
— Не забывайте, он американец, — напомнила Сперанца.
— Буду иметь в виду, не знаю только, как донести этот факт до понимания инспектора. С помощью американизмов? И вот еще: может быть, стоит использовать анатомические термины, которые в ходу у докторов?
— Я думаю, да, — сказала Сперанца, — В конце концов, они ведь должны искать именно Тамблти.
— Правильно, — подтвердил Кейн. — И мы должны намекнуть, более чем намекнуть, на его безумие.
— Но никакого упоминания о демоне, — сказала Сперанца. — Это чересчур для людей из Скотленд-Ярда. Просто сумасшедший, просто убийца — вот то, что им надо.
— Все это замечательно, — сказал я. Мои соавторы тесно обступили меня, глядя на перо с вожделением, словно собаки на кость. — Но сейчас нужны конкретные слова.
Я указал на все еще чистый лист:
— Слова, пожалуйста.
Кейн начал расхаживать взад и вперед, видимо подбирая эти самые слова. Леди Уайльд медленно опустилась на новый малиновый ковер, наверно, надеясь, что в этом положении словам не будет так тесно, как ее бывшей талии в корсете. Беспокоилась она напрасно, ибо, когда Сперанца предложила первую строчку, она тут же была одобрена. Речь здесь шла о многочисленных подозреваемых в жестоких убийствах, задержанных полицией:
«Я слышал, будто бы полиция меня поймала, хотя они меня еще даже не нашли».
— О да, — одобрил Кейн, — Замечательно, особенно «еще даже не нашли». Не забыть бы намекнуть на еврея, который у них в руках, или они его уже отпустили?
— Ты имеешь в виду Кожаный Фартук?[216]
И я расправил пальцы, чтобы рука напряглась и мой почерк мог показаться… каким? Нормальным?
— Да, Кожаный Фартук, — сказал Кейн. — Как насчет такой фразы: «Я покатывался со смеху, видя, как они воображают себя умниками и думают, будто напали на верный след»?
Я подчеркнул красным слово «верный», как Тамблти свои «ха-ха».
«От этой шутки насчет Кожаного Фартука я чуть вусмерть не ухохотался».
— Хорошо, — подала голос с пола Сперанца. — А вы, мистер Стокер, часом нигде не учились писать по-простонародному?
— Да как-то не пробовал.
— Давай дальше, но только без излишеств, — сказал Кейн. — Немного ловкости, и дело будет сделано. Нам сейчас нужно что-то американское? Что-то… хвастливое и пахнущее кровью. А, Брэм?
И я написал следующую строку:
«Терпеть ненавижу потаскух и не перестану потрошить их, покуда меня не остановят».
Оборот «терпеть ненавижу» предложила Сперанца: кажется, очень уместно.
Дело пошло, мы сочиняли письмо в неведомой нам прежде гармонии. Появились следующие строки:
«В последний раз работа была сделана великолепно. Я не дал ей времени заорать. Как могут они меня поймать? Моя работа нравится мне, я хочу взяться за нее снова, и скоро вы опять услышите о моих маленьких веселых проделках. Я сохранил чуток крови в бутылочке из-под имбирного пива, чтобы написать это как следует, да только вот незадача: все загустело, как клей, и для пера не годится. Ладно, сойдут и красные чернила. Ха-ха».
Эта последняя строчка была обязана своим появлением моему наблюдению, что высохшие красные чернила с кровью никак не спутаешь. Во всяком случае, если это понятно мне, то и полиции тоже.
Я продолжил:
«В следующий раз я откромсаю у женщин уши и пошлю вашей полицейской братии. Просто для хохмы, правда ведь забавно?»
Кейн сказал, что слово «откромсать» в данном контексте не самое удачное, поскольку звучит не совсем по-американски. Я не согласился, и мы призвали в третейские судьи Сперанцу, которая встала на мою сторону. После чего мы продолжили, согласившись на том, что письмо должно быть написано и отправлено с таким расчетом, чтобы в следующую пятницу его прочел Эбберлайн.
«Попридержите это письмо, вы попомните меня, когда я поработаю еще. Мой ножичек такой хороший, такой острый и мне так нравится моя работенка, что я стараюсь выполнять ее при всякой возможности. Желаю удачи!»
И хотя я был против упоминания о ноже, ибо не хотел привлекать внимание к моему кукри, оставшись в меньшинстве, я вынужден был сохранить эту строчку. Теперь нужно было подписать письмо, что я и сделал, написав сначала машинально «искренне ваш», а уж потом, по наитию, быстро дописав: «Джек Потрошитель».
— Отлично! — заметил Кейн. — Джек, это из-за «Дж.» — одного из инициалов Тамблти?
Я пожал плечами:
— Да, наверно.
— Но мы нигде не указали на его знакомство с медициной, — заметил Кейн, всматриваясь через мое плечо во вторую страницу, после чего добавил: — К тому же письмо слишком аккуратно написано для психа. Ты бы его чуток подпортил, а, Брэм.
Так я и сделал, размазав кое-где чернила, насажав красных клякс и приписав:
«…было бы не слишком умно отправлять его до того, как я смою с рук эти проклятые красные чернила. А еще толкуют, будто я доктор, — ха-ха».
На этом я закончил, с облегчением избавившись и от пера, и от чужой личины.
— Ну, теперь все готово? — спросила Сперанца. Это заставило нас с Кейном поднять ее с ковра. — В пятницу оно будет отправлено Эбберлайну?
— Даже не знаю, — пробормотал я, переосмысливая свою первоначальную идею. — Вы не находите, что посылать его Эбберлайну — это как-то… слишком нарочито, слишком предсказуемо?
— Тогда кому же? — спросил Кейн.
Я ответил не задумываясь: не зря ведь моими стараниями четыре сотни журналистов получили анонс нашего нового сезона, открывавшегося «Джекилом и Хайдом».
— Мы отправим его в Центральное агентство новостей.
Для публикации? — уточнил Кейн. — Я не думаю, что…
Вовсе нет. Оно попадет к Эбберлайну через Центральное агентство новостей.
Да, согласилась Сперанца, — мне кажется, сумасшедший убийца мог бы предпринять что-нибудь в таком роде, это будет выглядеть правдоподобно. Иметь дело со Скотленд-Ярдом напрямую было бы довольно рискованно. Но что, если, упаси господи, газетчики его опубликуют?
Они не станут этого делать, — заявил я. — Я знаю газетчиков и могу сказать: в большинстве своем они так же честны, как и люди других профессий. Если это письмо предназначено или, скорее, кажется предназначенным инспектору Эбберлайну — а на конверте будет пометка: «Лично для босса», — они позаботятся о том, чтобы он его получил. Ясно же, поскольку дело касается кошмара в Уайтчепеле, кого еще могут называть боссом? Конечно, Эбберлайна, больше некого.
— Брэм, — промолвил со вздохом Кейн, — я сам причастен к работе прессы и отнюдь не разделяю твоего высокого мнения о журналистской братии. Однако, судя по тому, как леди Уайльд покачивает головой, она на твоей стороне. Стало быть, я остался в меньшинстве и потому уступаю… Пошлем письмо в Центральное агентство новостей в пятницу утром. Пошлем и будем надеяться на небеса, на все силы небес и ада, на то, что оно будет прочитано вовремя, и что вся полиция будет поднята по тревоге в следующую субботу, и что он, Тамблти, будет арестован прежде, чем заметит угрозу.
О состоянии дел в настоящее время: письмо написано и готово к отправке.[217]
ПисьмоБрэм Стокер — Торнли Стокеру
25 сентября 1888 года[218]
Дорогой Торнли!
Огромное спасибо Ноэлю за его записочку на прошлой неделе.
Я, конечно, просил его об этом в своем письме, но подзатыльник от дядюшки Торнли вместе с несколькими словами о том, как много эти каракули значат для «старого папочки», уверен, повлияли на мальчика куда больше. А Флоренс? Мне так их не хватает, но им нужно оставаться в Дублине, и, пока дело не будет сделано, придется довольствоваться письмами.
Письма. С письмами, не теми, что от любимых и близких, я в последнее время имел более чем достаточно дел. Не могу объяснить всего на этой странице, но сделаю это сразу же при нашей встрече. Сейчас сообщаю только, что твое последнее письмо привело план в действие, и мы трое действительно взялись за перья. Следи за прессой, и скоро увидишь результаты.
P. S. Торнли, я молю Бога о том, чтобы наше письмо попало по назначению. О том, чтобы оно возымело действие. Ибо, если его не остановят, в следующую субботу мы увидим еще две жертвы.
ТелеграммаБрэм Стокер — Леди Джейн Уайльд
29 сентября 1888 года
Новости из Ярда. Письмо прибыло на день позже, чем нужно. Они думают, это розыгрыш. Ожидается ночной кошмар. Мы с К., как стемнеет, отправимся в Уайтчепел. Когда будут новости — сообщим.
Дневник Брэма Стокера
29 сентября 1888 года
Дурачье! Ничего не понимают! Считают, что и вправду — розыгрыш! Мы с Кейном взываем снова и снова: ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ! Остается лишь молиться, чтобы они наконец так и сделали. Взять открытку — и скорее на почту![219]
Дневник Брэма Стокера
30 сентября, 5 часов утра
Он забрал нас в ад.
Вырезка из газеты «Ллойдс Уикли»,от воскресенья, 30 cентября 1888 года
Сегодня (в воскресенье), примерно в 1.35, следы убийства, заставляющие вспомнить о недавних отвратительных злодеяниях в Уайтчепеле, были обнаружены дежурным полисменом лондонской полиции на Митра-сквер, Олдгейт, у пересечения улиц Леденхолл и Фенчерч. Женщина, с виду лет тридцати пяти — сорока, была найдена лежащей в правом (юго-восточном) углу площади, полностью выпотрошенная. Одежда была задрана на голову, что открывало взгляду глубокий разрез, идущий по правой части ее тела до самой груди. На обеих щеках — резаные раны, а нос погибшей отрезан полностью.