— Но зачем ей вообще идти на такой риск? На кой ей сдался Чикаго?
Леа нахмурилась так, что ее ало-золотые брови сдвинулись вместе.
— Не знаю. Однако же из тех, с кем можно заключать сделки, фомор едва ли не самый опасный партнер.
Я заломил бровь. С учетом того, от кого я это слышал, звучало зловеще.
— По моему суждению, — продолжала она, — единственная причина, по которой она пошла на сделку с фомором, — это возможность обосноваться здесь... не исключено, что в качестве их пользующегося относительной независимостью вассала.
Я насупился мрачнее тучи.
— Что ж. Значит, этому не бывать. Это мой город.
Крестная рассмеялась своим напоминающим звон серебряного колокольчика смехом.
— Правда? Даже сейчас?
— А то, — буркнул я и задумчиво провел рукой по подбородку. — Что случится, если она одолеет Морти?
Леа подняла на меня удивленный взгляд.
— Она победит. А что?
Я отмахнулся.
— Да нет же. Как мне выгнать ее из его тела?
Глаза ее чуть сощурились.
— Мне известен один-единственный метод, но его ты уже использовал.
— Черт. Значит, — тихо пробормотал я, — мне надо одолеть её прежде, чем она одолеет Морти.
— Если ты желаешь сохранить его жизнь — да.
— И — судя по разговору с парнем-Прислужником — мне лучше разбить её союз с фомором прежде, чем он успеет окрепнуть.
— Что ж, разумно, — согласилась Леа.
— Кстати о фоморах, — спохватился я. — Я хочу сказать, мне же о них почти ничего не известно. Почему это они здесь, в Чикаго, сейчас повсюду? И кто они вообще такие?
— Когда-то давным-давно они враждовали с нашим народом — и с Зимой, и с Летом, — ответила крестная, и ее изумрудные глаза уставились в какую-то неведомую даль. — Мы изгнали их в море. Теперь они скитальцы из мифов и легенд, последние боги и демоны всех земель, омываемых морями. Поверженные титаны, сброшенные с пьедестала боги, темные отражения порождений света. На деле это не один народ, но множество, объединившихся под знаменем фоморов ради общей цели.
— Отмщения? — предположил я.
— Именно так. И цель эта достижима только при наличии силы, а возможности к этому открыло падение Красной Коллегии. Полагаю, я более чем полно ответила на твой вопрос.
— Полнее не бывает. Я крайне признателен, крестная.
Она улыбнулась в ответ:
— Порой ты бываешь очень мил. На два вопроса я ответила. Третий?
Я подумал еще немного. Как-то я сомневался в том, что на прямой вопрос: «Скажите, кто меня убил?» — я получу какой-либо полезный для себя ответ.
С другой стороны, какого черта? Попытка — не пытка.
— Скажите, — произнес я, — кто меня убил?
Глава тридцать четвертая
Леанансидхе смотрела на меня сверху вниз, и взгляд ее зеленых миндалевидных глаз сделался отрешенным.
— О, дитя мое, — выдохнула она, выдержав небольшую паузу. — Ты задаешь опасные вопросы.
Я склонил голову набок.
— Вы согласились ответить.
— И я должна, — согласилась она. — И не должна.
Я нахмурился.
— Ерунда какая-то.
— Ну разумеется, детка. Ты же не сидхе. — Она скрестила лодыжки, хмурясь, и я увидел в ее глазах этакое бунтарское упрямство. — Хотя я в настроении ответить тебе и покончить с этой дурацкой шарадой.
— ТЫ НЕ ДОЛЖНА.
Голос Вечной Тишины звучал, конечно, не с той силой мозгодробительного артиллерийского залпа, что при первом нашем разговоре, но, возможно, только потому, что я схоронился в могиле как в окопе. Мощи его хватило, чтобы волосы Леа затрепетали как флаг на ветру, а голова ее дернулась, словно от пощечины. На дно могилы упала тень, и я, подняв взгляд, увидел выросшую над ее краем громаду изваяния.
И это при свете дня.
Из чего следовало... Из чего следовало, что кем бы ни была эта штука, только никак не призраком вроде меня. Стоило бы мне сейчас выглянуть из своей могилы, и меня разнесло бы в клочки дневным светом. Ну, в лучшем случае покалечило.
Вечная Тишина явно не испытывала с этим никаких проблем.
Леа с ледяным спокойствием повернулась к статуе.
— Мне прекрасно известно положение дел, — заявила она и склонила голову набок, будто прислушиваясь к неслышному мне ответу. Потом вздохнула. — Можешь не бояться, древнее создание. У меня нет намерения тревожить никого из вас.
Что? Что такое? Кого? Из кого?
Почему-то я мало сомневался в том, что на эти вопросы мне никто толком не ответит.
Блин.
Нет, мне определенно стоило выторговать не три, а минимум семь вопросов.
— Детка, — снова повернулась ко мне Леа, — я отвечу на твой вопрос, причем истинную правду. Но это будет не тот ответ, которого ты желал.
— Три правдивых ответа, — стоял я на своем. — Сделка заключалась обеими сторонами добровольно.
Леа недовольно фыркнула и изобразила руками изящный жест, при всем при том не уступающий эмоциональностью театрально воздетым рукам.
— Ты когда-нибудь прекратишь торговаться?
— Да ни за что.
— Невозможный ребенок. Ох, ну ладно. Если это хоть немного наполнит тот бездонный колодец, что вы зовете любопытством... — Она тряхнула головой, снова покосилась на Вечную Тишину и повернулась ко мне. — Первая истина состоит в том, что ты знаком со своим убийцей.
Я поперхнулся. Единственное, что не подлежит сомнению в сидхе, — это то, что они, будь то Летние или Зимние, не могут сознательно солгать. Они просто физически не способны на это. Из этого вовсе не следует, что они не могут обманывать — более того, по части обмана они великие мастера. Однако они не могут произносить слов, которые были бы неправдой.
Из чего следовало, что — если источники информации заслуживали доверия — круг потенциальных подозреваемых можно сократить примерно на шесть миллиардов. А источники информации, которой пользовалась Леа, как правило, Доверия заслуживали.
Леа кивнула мне — так легонько, что, возможно, это мне просто показалось.
— Второе — это то, что твое убийство — всего одно из тысяч, лежащих на совести твоего убийцы.
В это я тоже поверил, попробовав обмозговать с разных сторон. Среди моих знакомых есть люди и другие создания, готовые убить, не моргнув, однако таких, что проделали это тысячекратно, кот наплакал. Лучшие снайперы мировых войн записали в свой актив по нескольку сотен уничтоженных врагов. Серийные убийцы, орудовавшие на протяжении нескольких десятилетий, — и того меньше. Однако сверхъестественные хищники, особенно древние, на протяжении столетий могут оперировать и четырехзначным количеством жертв.
И кстати, я делал все, что в моих силах, чтобы число таких хищников сократилось. Да, круг подозреваемых стремительно сужался.
— И последняя истина, — продолжала Леа, которая сразу показалась ужасно усталой. — Твой убийца действовал лишь по наущению другого — куда более могущественного и опасного, чем он сам.
«Он». Мужского рода. Значит, как ни крути, круг подозреваемых сужается ровно вдвое.
И это значит...
И это значит, что кроме того перца, что меня грохнул, мне надо остерегаться еще и его босса.
Класс!
— Более этого я тебе поведать не могу, крестник, — вздохнула Леа.
— ТЫ И ТАК СКАЗАЛА СЛИШКОМ МНОГО.
Леа подняла руку, словно прикрывая лицо от порыва ветра, и нахмурилась, глядя в направлении Вечной Тишины.
— Твои познания о мире смертных ограничены. Дело сделано. И прекрати свои завывания. — Леа снова склонила голову набок, помолчала немного, потом напряженно выпрямила спину и без особого энтузиазма кивнула. — Как тебе будет угодно.
Безмолвная фигура перевела взгляд с крестной на меня, и хотя легких, в которые она могла бы набрать воздуха, у нее не имелось по определению, я каким-то образом ощутил, что она собирается заговорить.
— Знаю, — поспешно произнес я. — Знаю, знаю. Мой путь. Совершенно не обязательно выносить мне мозги, повторяя это еще раз.
Вечной Тишине это, похоже, понравилось не очень. Я ощутил нечто такое... ну, такое, что вполне могло бы сойти за недовольный вздох. А потом статуя повернулась и скрылась из виду.
— Ф-фух, — выдохнул я, выждав несколько секунд, чтобы она отошла подальше. — Что это, черт подери, вообще такое было?
— Глашатаи, — пробормотала Леанансидхе едва слышно. — Вечно Глашатаи. И знак почтения.
— Чего?
Она посмотрела на меня в упор, и мне показалось, что она говорит что-то, лишенное конкретного смысла.
— Глашатаи, дитя мое. Те, кто вещает от лица другого, не имеющего возможности здесь присутствовать. Так же, как я долгие годы служила глашатаем моей королевы, а случалось — она моим. — Леа тряхнула головой и оперлась рукой о землю, собираясь встать. — Мне пора, дитя мое.
— Подождите. — Я поднял руку и дотронулся до ее ноги.
Моя призрачная плоть не прошла сквозь ее. Рука не ощутила ничего, кроме странного сопротивления движению. Я не проник в нее, как это произошло с Молли или Морти. Я удивленно заморгал.
— Я принадлежу к двум мирам, — пояснила она, заметив мое удивление. Или услышав мои мысли? — Естественно, на ощупь я не похожа на смертную плоть.
— А... — пробормотал я. — Э... послушайте, я просто должен быть уверен в том, что вы заботитесь о Молли.
Она склонила голову набок и некоторое время молча смотрела на меня.
— Но... детка... В твои обязанности вовсе не входила забота о молодой женщине.
— Еще как входила, — возразил я. — Она была моей ученицей.
— Разумеется. Той, которую ты обязался обучать — но не заботиться. Дитя мое, ты что, вообще не понял цели наших с ней занятий?
Я открыл рот, подумал и снова закрыл.
— Не исключено. А что должно было произойти?
— По-хорошему, это тебе полагалось бы научить ее заботиться о себе, — заявила Леа как о само собой разумеющемся факте. — То, что тебе не удалось этого сделать... — Она нахмурилась. — Признаю, у меня весьма ограниченные представления о том, что вы считаете добром и злом. В эмпирических ситуациях разница между этими понятиями представляется мне чисто семантической. И все же мне кажется, то, что ты был с ней мягок, не принесло ей особого добра.