— То есть, хотите устранить Красную Коллегию руками Совета, не замарав своих? — поинтересовался я.
— Можно подумать, вы ни разу не служили орудием в их руках.
— Для того, чтобы оказаться орудием, Совету не нужна моя помощь, — буркнул я.
— И все же отказ будет противоречить вашим понятиям о справедливости, требующим отмщения. Особенно с учетом того, что они сделали со Сьюзен Родригез, — он склонил голову набок. — Ведь ей еще можно помочь, вы знаете? Если кому-то и известны способы избавить ее от последствий общения с вампирами, так это Падшим.
— Почему бы вам сразу не предложить мне плавучих замков и мира во всем мире, если это в ваших силах, Ник?
Он развел руками.
— Я всего лишь констатирую открывающиеся перед вами возможности. Однако одно совершенно очевидно: у нас с вами множество общих врагов. Я хочу помочь вам сражаться с ними.
— Позвольте мне уточнить, — произнес я. — Вы говорите мне, что хотите, чтобы я работал с вами, и что я при этом останусь одним из хороших парней. Так?
— Добро и зло — понятия относительные. Вы и сами это уже знаете. Однако я никогда не предложу вам действовать против вашей совести. Мне нет необходимости поступать так, чтобы использовать ваши способности. Просто прикиньте, скольким людям вы сможете помочь, обладая силой, которую я вам предлагаю.
— Угу. Похоже, вы просто настоящий филантроп.
— Я уже сказал, я хочу работать с вами, и говорю это совершенно искренне, — он встретился со мной взглядом. — Загляните мне в душу, Дрезден. Сами увидите.
Мое сердцебиение участилось до тысячи ударов в секунду, и я в ужасе опустил взгляд. Я не желал видеть того, что скрывалось за темными, спокойными, древними глазами Никодимуса. Там могло обнаружиться что-то чудовищное, что-то, что порвало бы в хлам мой рассудок или просто оставило бы на нем след — словно мазок жирной копоти.
Или это могло оказаться еще хуже.
Что, если он говорил правду?
Я оглянулся на дом Карпентеров, ощущая себя ужасно замерзшим и ужасно усталым. Усталым от всего. Вообще от всего. Я опустил взгляд на свой наряд с чужого плеча, на торчавшие из-под штанин голые лодыжки, припорошенные уже снегом.
— Я не имею ничего лично против вас, Дрезден, — заявил он. — Я уважаю вас за цельность. Я с удовольствием поработал бы с вами. Но не заблуждайтесь: если вы попытаетесь встать у меня на пути, я смету вас вместе со всеми остальными.
Наступила тишина.
Я думал о том, что я вообще знаю о Никодимусе.
Я думал о моих друзьях и о шепоте за спиной. Я думал о умолчаниях и недоговорках.
Я думал о том, во что может превратиться мир, если Никодимусу удастся обратить Иву.
Я думал о том, как, возможно, страшно девочке именно в эту минуту.
И я думал о старике с Окинавы, который в буквальном смысле этого слова отдал свою жизнь ради моей.
— Вы и я, — произнес я негромко, — оба готовы жертвовать ради достижения своей цели.
Никодимус выжидающе склонил голову набок.
— Основная разница между нами заключается в выборе того, кто будет жертвовать, и кем пожертвуют, — я тряхнул головой. — Нет.
Он сделал медленный, глубокий вдох.
— Жаль, сказал он. — Спокойной ночи, Дрезден. Удачи вам в новом мире. Но я подозреваю, что в этой жизни мы с вами больше не увидимся.
Он повернулся, чтобы уходить.
И мое сердце снова заколотилось быстрее.
Широ говорил, я буду знать, кому отдать меч.
— Постойте, — сказал я.
Никодимус задержался.
— У меня есть еще кое-что предложить вам помимо монет.
Он повернулся. Теперь уже его лицо застыло как маска.
— Вы отдаете мне Иву, а я отдаю вам одиннадцать монет, — тихо сказал я. — Плюс «Фиделаккиус».
Никодимус застыл. Его тень беспокойно дергалась.
— Он у вас?
— Угу.
Снова послышался этот противный шепчущий звук, на этот раз громче и напряженнее. Никодимус покосился на свою тень и нахмурился.
— Предположим, вы удержите у себя Иву, — сказал я. — Предположим, вам удастся обратить и контролировать ее. Это само по себе непросто. Предположим, вы получите свой апокалипсис и свой новый Темный Век. Вы думаете, это остановит Рыцарей? Вы думаете, постепенно, один за другим, новые мужчины и женщины не возьмут Мечи и не начнут биться с вами? Вы думаете, Небеса не будут вмешиваться в то, что вы задумали и творите?
В том, что касается маски игрока в покер, Никодимус превосходил меня на голову, но я взял его за живое, точно. Он слушал.
— Сколько раз Мечи срывали ваши планы? — спросил я. — Сколько раз они заставляли вас сдавать одну позицию за другой? — я сделал выпад в темноту, которая казалась наиболее подходящей для этого. — Вам не надоело просыпаться от кошмаров, в которых вам протыкают мечом сердце или горло? Превращают вас в еще один брошенный кубок из черепа для Падших? Или в ужасе от того, с чем вам придется столкнуться, как только вы лишитесь смертного тела?
— У меня есть Меч, — заявил я. — Я хочу обменять его вместе с монетами.
Он блеснул зубами.
— Нет, не хотите.
— Мне этого хочется не больше, чем вам — отдавать Архив, — буркнул я. — Я дарю вам возможность, Ник. Шанс навсегда уничтожить один из Мечей. Как знать, может, если все сложится для вас удачно, вы смогли бы попытаться убрать и два остальных меча.
Шепот снова сделался громче и выше тембром.
Никодимус смотрел на меня. Я не мог прочесть его лица, но правая рука его медленно сжималась и разжималась, словно ей не терпелось схватиться за оружие, и ненависть исходила от него как жар от плиты.
— Ну, — произнес я как мог небрежнее, — где вам хотелось бы произвести обмен?
Глава ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Я вернулся в дом спустя несколько минут. Мыш шел рядом со мной. Майкл говорил правду: прежде, чем мы вошли, пес старательно отряхнулся. Я решил последовать его примеру и хорошенько потоптался на крыльце, стряхивая с почти онемевших от холода ног максимум снега.
Я вошел в гостиную и обнаружил там всех, ожидавших моего возвращения: Люччо, Майкла, Молли, Саню и Мёрфи. Все вопросительно смотрели на меня.
— Он купился на наши условия. Через пару минут нам придется хорошенько пошевеливаться. Но прежде мне надо поговорить с вами, Майкл.
Майкл повел бровью.
— О, конечно.
— С глазу на глаз, — тихо произнес я. — И захватите с собой меч.
Я повернулся и пошел через дом, через открывавшуюся с усилием после того, как ее покорежил бебека, дверь на двор — и через двор в мастерскую. Я не задерживался, чтобы оглянуться. Мне не нужно было оглядываться, чтобы знать: все многозначительно переглядываются за моей спиной.
Если Никодимус и держал людей в домике на дереве, они наверняка ушли. Впрочем, с этого ублюдка хватило бы и наврать мне про них с три короба — просто чтобы наверняка вытащить меня из дома. Я вошел в мастерскую и положил посох на верстак. Я вложил в него много сил и денег. Одних инструментов для резьбы по дереву пришлось купить целый набор, а сколько я потратил на его обработку шкурки… а терпения…
Майкл молча вошел за мной минуту спустя. Я повернулся к нему. Он снова переоделся в свою подбитую цигейкой джинсовую куртку; на ремне, перекинутом через плечо, висел в ножнах «Амораккиус».
Я снял ветровку и положил ее на верстак рядом с посохом.
— Достаньте его из ножен, будьте добры.
— Гарри, — произнес Майкл. — Что вы делаете?
— Подхожу к делу серьезно, — ответил я. — Просто сделайте, как я прошу.
Он нахмурился, но меч вынул.
Я добавил к вещам на верстаке свои энергетические перстни. Потом браслет-оберег. Последней я снял с шеи доставшуюся от матери серебряную пентаграмму на цепочке и тоже положил в общую кучу. Потом повернулся и подошел к Майклу.
Я спокойно встретился с ним взглядом. Я уже заглядывал в душу Майклу. Я знал, чего стоит его душа, а он знал то же самое о моей.
Я протянул левую руку, осторожно взял «Амораккиус» за клинок и, приподняв его, приставил кончик к моей шее, чуть ниже уха. К яремной вене. Или сонной артерии. Все время их путаю.
Майкл побледнел.
— Гарри…
— Заткнитесь, — сказал я. — Последние два дня вы старательно избегали разговора со мной. Можете помолчать и еще чуть-чуть, пока я не исполню свою партию.
Он покорился и стоял очень, очень тихо, со встревоженным взглядом.
Что я могу сказать? Ну, умею я привлечь чье-то внимание.
Я смотрел на него вдоль сияющего стального клинка. Потом медленно, очень медленно опустил руку, оставив Меч упираться в пульсирующую на шее жилку. Я развел руки в стороны и остался стоять в этой позе.
— Вы мой друг, Майкл, — произнес я тихо, почти шепотом. — Я вам доверяю.
Глаза его блеснули, и он опустил веки.
— И вы хотите знать, — с усилием сказал он, снова поднимая взгляд, — могу ли я сказать вам то же самое.
— Слова недорого стоят, — я чуть повел подбородком в сторону Меча. — Я хочу знать, готовы ли вы показать мне это.
Он осторожно отвел меч от моей шеи и опустил его. Руки его чуть дрожали. Зато мои — ни капельки.
— Все не так просто.
— Куда уж проще, — возразил я. — Я или ваш друг, или нет. Вы или доверяете мне, или нет.
Он убрал Меч в ножны и отвернулся к окну.
— Ведь именно поэтому вы не хотели сразу подхватиться и броситься на динарианцев, как я хотел от вас. Вы опасались, не веду ли я вас в западню.
— Я не лгал вам, Гарри, — сказал Майкл. — Но я соврал бы сейчас, если бы не признался, что да, такая мысль мелькнула у меня в голове.
— Почему? — спросил я абсолютно спокойным голосом. — Разве я когда-либо подавал вам повод к такому?
— Все не так просто, Гарри.
— Я дрался и проливал кровь, защищая вас и вашу семью. Я сунул голову в петлю ради Молли, когда Совет едва не казнил ее. Я даже не могу сказать, сколько выгодных дел я упустил, тратя время на ее обучение. Что же именно подтолкнуло вас к мысли о моем коварстве?
— Гарри…