Доска Дионисия. Антикварный роман-житие в десяти клеймах — страница 19 из 41

«Рубикон перейден, дело пошло, теперь его не остановишь».

Мариан обнимал его, лепеча своими устами московского практического мистика-спекулянта:

– Теперь и ты, Федя, стал жуликом. И до тебя теперь когда-нибудь милиция доберется, недаром Брут над тобой так жалобно мяукал. Он попусту так мяукать ни над кем не будет, он вещий, как князь Олег, кот, своего рода жэковский медиум. Как начнет под чьей-нибудь дверью мяукать, обязательно в этой квартире кто-нибудь помрет, или инфаркт, или кондратий хватит. В него старухи кирпичами кидались и хотели сдать на живодерню. Чую, обдерут Брута на дамскую шляпку, будет какая-нибудь фифочка в нем щеголять, – Мариан горько заплакал.

Так состоялось приобщение Феди к московскому блатному миру. Федины пьянки и долгие отсутствия испортили и охладили его отношения с женой, перебравшейся от него спать в другую комнату к дочери. Жена считала, что Федор попал в плохую компанию и стал гулять и изменять ей. Федя сносил ее попреки с покорностью хорошо прирученного домашнего животного.

«Вот золотца тебе привезу, и на десять лет на побережье загорать уедем, тогда и заткнешься, кура домашняя по два шестьдесят семь».

С Аспидом, которому он звонил регулярно, как на службу, и которого он все не мог застать дома, он встретился вновь. Аспид подъехал к нему в условленное место на новеньких «жигулях». Правил коротко стриженный молодой и мрачный громила Джек.

Громила Джек был подобострастен и услужлив, как дореволюционный лакей. Он сбегал за водкой, открыл специальный заграничный погребец-холодильник с закуской. Выпили, закусили, не вылезая из машины. Аспид дал указание отправиться в научный зал Ленинской библиотеки и просмотреть все материалы о Спасском монастыре и о всех соборах и церквях уезда.

– Нам это не помешает, мы должны ставить дело научно.

Договорились и о времени проведения операции – на июнь.

– Ты, Федя, человек чиновный, служивый, тебе отпуск надо у начальства в месткоме испросить. Мы – птицы вольные, все месткомы в гробу по первому разряду видели, – при этих словах Джек призывно заржал. Аспид мрачно на него посмотрел, и тот сразу умолк. – Туго, брат Федя, на зарплату жить, по правде сказать? Сочувствую, сочувствую. Сам когда-то на государство батрачил. Ты на меня не смотри гордо, как младший научный сотрудник. Я ведь, Федя, прежде чем Аспидом стать, в архивном институте четыре года общественные науки о прибавочной стоимости изучал. «Отлично» по политэкономии всегда имел. Понял, что к чему. Теперь сам дела делаю. Вот тебе стольник, Федя, авансом за то, что ко мне сам пришел. Пропей за милую душу. Если тебе девочки понадобятся молоденькие лет по восемнадцать, здоровенькие, как на подбор, то позвони, Джек тебя отвезет, и бесплатно, за счет моей фирмы.

Джек за рулем опять призывно заржал.

Не по себе было Феде, ох как не по себе после выпивки в новеньких «жигулях» Аспида. «Истинно с Аспидом связался, недаром его Мариан боится».

Стал он усердно заниматься в Ленинской библиотеке, извлекая тома и старые журналы истории губернии, уезда и Спасского монастыря. Тщательно обработанный материал он отдал Аспиду. Тот одобрил дотошность и серьезность исследования.

– Видишь, теперь мы хоть знаем, куда сунуться. Кроме твоего монастыря мы прочешем и весь район. Я люблю комплексную работу. Весна наступает, скоро и в набег пойдем. Ты, Федя, тихоня, но ничего, в тихом омуте большие сомы водятся. Хе-хе-хе! А особенно сомихи яровиты! Икру царскими червонцами так и мечут! В набег! В набег пора!

Клеймо шестоеВ набег

Татарская облава на мирных жителей времен Ивана III – детская наивная работа рядом с набегами Аспида. Сколько случайностей и досадных неприятностей поджидает едущего в набег иконщика в наши дни. И инспектора ГАИ, и бдительные постовые, и настороженные недоверчивые крестьяне, и мало ли что еще. Сейчас ведь не благословенные пятидесятые годы, когда иконщиков встречали с распростертыми объятиями, тащили им с чердаков кучи родовых образов и медных складней. Те времена безвозвратно прошли и канули в Лету. Сейчас приходится крутиться и изворачиваться.

Аспид, в отличие от многих московских перекупщиков, фарцовщиков и спекулянтов иконами, предпочитал обходиться собственным штатом – так безопаснее. На «торговый дом» Аспида работало постоянно пять человек: двое шоферов-взломщиков, его личный телохранитель, тоже шофер, и двое наводчиков и посредников по продаже. Все они были в доле и в деле и все они были очень и очень проверенные Аспидом люди.

– Ребята у меня – во! – в этом Аспид был уверен.

На случаи провала для каждого из них была разработана во всех деталях легенда. Но провалов пока не случалось. Были кое-какие неприятности. Например, их машину обстрелял крупной дробью сторож пустующей церкви, которую они взломали: в другом же месте рассерженные их неучтивостью при изъятии икон у пожилой вдовы соседи – двое братьев-механизаторов – сломали одному из ребят ногу, а второму существенно надорвали ухо, но в общем все обошлось благополучно. Правда, был один действительно прискорбный случай в Горьковской области – их обыскала милиция, и при обыске изъяли весь груз, сто пятьдесят икон, но документы: паспорта, водительские права, талоны техучета были, как всегда, поддельные, не на их имя, так же как и номер машины. Списав все данные, горьковская милиция отпустила их с миром.

Инвентарем и инструментом для взломов и грабежей их снабжал постоянный поставщик дядя Вася по кличке Печной Горшок.

Дядя Вася любил начинать фразы так:

– Я вам не печной горшок, чтобы фуфлом заниматься.

Дядя Вася фуфлом и не занимался. Дома, на нескольких им самим сработанных с ювелирным совершенством миниатюрных токарных станках он вытачивал наиболее современные образцы отмычек, ломиков, фомок – все необходимое для их работы. Дядя Вася – Печной Горшок был идеальный кустарь-одиночка. В молодости он учился на рабочего-станочника, но работать по специальности на заводе не стал и более сорока лет подвизался в мастерской по срочному изготовлению ключей. Трудись дядя Вася на государственной ниве, быть бы ему большим человеком и новатором производства – от природы он, несомненно, талантлив, но частная жилка в нем велика, толщиною в руку, а рука у дяди Васи очень загребущая.

Отец его был в прежней России первейшим мастером по ремонту банковских сейфов. Таланты у дяди Васи наследственные. Папаня его однажды так «отремонтировал» один сейф, что только революция вызволила его из Бутырской тюрьмы.

Кое-кому дядя Вася помогал в молодости в благословенные времена нэпа и немного попозже, но эти «кое-кто» где-то попались и схлопотали вышку. Дядя Вася отделался чудом, о нем попросту забыли, раза два вызвали к следователю, попугали как следует и забыли. Слишком много, видно, было тогда спешных дел. Дядя Вася, в те голубые годы франтоватый юноша с усиками и отцовскими часами с брелоками в жилетном кармане, здорово струхнул и решил завязать: «Я вам не печной горшок, чтобы фуфлом заниматься».

Завязка длилась очень долго. Когда широко пошли в ход холодильники, дядя Вася переключился на них, благо часто портились, ходил по домам и «починял». Зарабатывал на этом отменно. Потом появились телевизоры – новая халтурная индустрия, потом появился Игорь-Аспид. С его острым нюхом на людей он откопал дядю Васю на рынке, где тот вытачивал в стеклянной, как аквариум, будке ключи, и передал eму образцы новейших европейских инструментов с инструкцией к ним, переведенной с английского и перепечатанной на машинке. Дядя Вася стал исправно работать на фирму Аспида.

Сидя в темноватой квартире дяди Васи, Аспид ему доверительно с почтением объяснял:

– Понимаешь, дядь Вась, нам нужно такое сверло, такая дрель, чтобы могла взять метровую кирпичную стенку. Понимаешь сам, какой длины делать и сколько победита ставить.

Аспид любил серьезных и мастеровитых людей, не работающих принципиально на государство. С дядей Васей он был сыновне почтителен. В комнатах, темноватых от цветов, цветов разных – ползучих, вьющихся, пресмыкающихся – было уютно и домовито. На полу – деревенские коврики и половики. Не менее пятидесяти канареек оживленно суетились в своих отъединенных мирках. Зa откинутой занавеской, разгораживающей комнату, станки поблескивали почти что праздничным неземным светом.

Выпив по хрустальной стопочке, Аспид и дядя Вася – Печной горшок дружески расстались. Особая сверхмощная дрель для Спасского монастыря была обеcпeчена.

Для набегов Аспид держал на даче своей интимной подруги Ниночки козла[6] – прекрасную, универсальную для всех дорог машину. Она была куплена за прибавочную стоимость у одного тюменского нефтяника. На ней Аспид выезжал со своей командой в лесную местность и занимался тренировкой. Он поучал:

– Иконщик должен быть идеальным шофером – раз. Иконщик должен быть идеальным взломщиком – два. Иконщик должен быть вежливым и ласковым, как администратор из «Националя» – три.

Козла водили по продольно-пересеченной местности через бугры, ямы и болота.

– Не жалко машины, вас, дураков, жалко, – поучал Аспид. – Будете хорошо водить – не попадетесь.

Водили они действительно прекрасно. Сколько раз проводили тяжело груженную иконами машину боком по склону оврага, диагоналями сквозь непроходимые грязи и болота!

Другой обязательной тренировкой был Закон Божий. По учебнику церковно-приходской школы они гнусаво пели псалмы и молитвы, крестились не слева направо, а как положено, справа налево и со слезой в голосе рассказывали о скором пришествии Антихриста и конце света.

– Как про Антихриста заговоришь, тут бабки расчувствуются и образа тащат, – поэтому темам об Антихристе уделялось особое внимание.

Пить водку, курить – чтоб не пахло «диаволовым зельем» – во время набега запрещалось. Особенно налегал Аспид на курение, когда ехали в старообрядческие селения. У него был милицейский прибор по определению алкоголя – выпить рюмку без разрешения строжайше запрещалось.