— Кузьма Федорович, — Осташков жестом показал, что я могу входить и занимать место за столом. — Садись, садись. В общем, так, техника кошачьих…
— Кошачьих лапок, — подсказал я.
— Да, эта самая кошачья техника вызвала живой интерес во всем мире. Министерство иностранных дел и МИБИ завалили письмами с просьбами и даже требованиями раскрыть тайну техники. И не только ее, но и всего комплекса развития и укрепления тела. С последним все неплохо, так как учебный курс есть и все ключевые страны в нем участвуют. А вот с техникой сложнее. Можно сослаться на клановые тайны и прочее, но выгоды в этом нет. Техника ведь специфическая и без особого развития недостижима и бессмысленна, так?
— Так, — подтвердил я.
— Поэтому предлагаю поучаствовать в большой игре. Мы создадим вокруг этой техники ажиотаж и выгодно продадим ее всем желающим, — он улыбнулся.
— Если честно, не понял, — я посмотрел на одного генерала, перевел взгляд на второго.
— Это будет блеф, — сказал Руднев. — Мы впарим им пустышку. Да не простую, а такую, которая потребует от противника нескольких лет упорного труда и усилий. Мы продадим им чемодан без ручки и с булыжниками, а скажем, что внутри золотые слитки. Пусть несут и надрываются. А когда через несколько лет они поймут, что их поимели, пусть предъявляют претензии. Мы все сделаем для того, чтобы весь мир начал считать укрепление тела фикцией и блефом. А сами будем развиваться и становиться сильнее.
— Ага, — я посмотрел на них совсем по-другому. Затем коварно улыбнулся, потер ладони в предвкушении. — Так если дурить в мировом масштабе, то я еще столько всего могу придумать. У меня этих техник как у дурака махорки, и я готов ими делиться.
— Энтузиазм — это хорошо, но блефовать всегда нужно очень тонко, — сказал Осташков. — С той стороны тоже не дураки сидят и все понимают. Но искушение получить технику, способную усилить самую большую группу одаренных, а именно экспертов, сыграет нам на руку.
— Но это может загубить одаренных, которые уже не смогут стать мастерами, — добавил я немного посерьезнев. — Это как-то звучит…
— Замечательно это звучит. Это лучшие слова, которые я слышал за целый день, — сказал Руднев. — Это уж точно поумерит военные амбиции некоторых стран. Таких, как Япония.
Последнее генерал произнес так, что я порадовался, что не японец. Потому что будь здесь таковые, он бы принялся собственноручно их душить.
— Боюсь, через пару лет меня начнут люто ненавидеть те, кого мы подставим?
— За что? — удивился Руднев. — За то, что они сами выпросили технику. Здесь все без обмана. Если она у вас не работает, это только ваши проблемы. А ненависть она всегда присутствует: и к слабыми, и к сильным. Даже если ты им пряники дарить будешь, они тебя все равно возненавидят рано или поздно. Мы ведь видим, ты сам пытаешься показать, что укрепление тела — это баловство, не больше. Одно из правил ведения войны — сделай так, чтобы противник тебя недооценил. Ну что, участвуешь? — он серьезно посмотрел на меня.
— Участвую, — кивнул я.
Если поразмыслить, то они говорили правильные вещи. И если все получится, то очень вероятно, что меня оставят в покое. Признаться, сам хотел провернуть подобное, только масштабом поменьше. Дурить весь мир мне как-то страшно. В одиночку, по крайней мере.
— Только как все это провернуть, чтобы не растягивать на пару лет? — спросил я.
— Запад нам поможет, — сказал Осташков. — После Нового года, в двадцатых числах января они планируют провести Международную конференцию высших учебных заведений мира. Пригласят всех: страны Европы и Америки, Индию, ЮАР, Россию и Китай. Оттуда мы и начнем. Думаю, мероприятие не обойдется без турнира выдающейся молодежи, где должна победить Соломина Алена. Ей это под силу?
— Хм, сложно сказать, — я ненадолго задумался, прикидывая шансы Алены. Наверняка там будет достаточно сильных юношей и девушек. — Она еще недостаточно подготовлена, но это можно определить на месте. А где все это будет проходить? Январь не самый теплый месяц в году.
— Пока не знаем, к нам попала только повестка и кое-какие реплики с закрытого совещания Североатлантического Альянса. После Нового года будет ясно.
— Сделаю все в лучшем виде, — подытожил я. — Чтобы лица одаренных во всем мире становились кислыми, когда слышали слова Укрепление тела.
— О нашей договоренности никому не рассказывай, даже Наумовым, — серьезно сказал Осташков. — Если это всплывет или раскроется, мы будем знать, что виноват один из присутствующих. После Нового года Руднев Дмитрий Леонидович с тобой свяжется. Он будет ответственным за эту операцию. И сейчас надо произнести магическую фразу. Государственное финансирование. Все расходы на время операции возьмет на себя государство. И если не злоупотреблять, наши казначеи не покончат жизнь самоубийством.
— Мы люди не бедные, сами справимся, — я пожал плечами. Мне показалась подозрительной подобная щедрость. Не думаю, что на время конференции могут быть большие расходы. Номера в отелях, перелет, питание, все это не такие уж и большие деньги, чтобы заставить толстокожего финансиста из правительства даже почесаться. — Я понял. Все, что мне в обмен на технику предложат, не отдам. Мне ведь за это ничего не будет?
— Не будет, — вздохнул Осташков. — Ни стыда, ни совести не будет.
— У нас этого добра и не было никогда, чего зря переживать, — расплылся я в улыбке.
— Таша, ну же, — тихо сказал я, крепко сжимая ее ладони.
— Я не могу. Мне страшно, — она плотно сжала губы и попыталась вырваться.
— В первый раз всем страшно.
— Со стороны бы послушал, как звучишь.
— Я не кото, чтобы звучать.
— При чем здесь коты? — заинтересовалась она.
— Это национальная японская цитра. Таша, твою маму… позвать сюда надо. Если тебе нравится залипать, то так и скажи. Я пойду своими делами займусь. Сейчас, чтобы ты знала, турнир идет.
— Ага, держи в курсе, — проворчала она отворачиваясь.
— Ух, положить тебя через колено и отшлепать бы как следует.
— Пошляк, — фыркнула она.
— Таша, не серди меня.
— Ты просто не понимаешь…
— Не понимаю, но хочу помочь. Видишь, я рядом, за руку тебя держу. Ты не упадешь.
Девушка вздохнула, посмотрела на меня большими, немного блестящими глазами. Сегодня шел второй день соревнований, на которых я едва не уснул. Мои подопечные должны скоро выступать, но примчалась Алена, сказала, что Таша залипла. Повезло, что это случилось недалеко, в тихой комнате, где по идее должны готовиться к выступлению участники. Сегодня эту комнату отдали исключительно для императорских особ Цао. Интересно, как здесь очутилась Таша? В общем, как в прошлый раз сходу вытащить ее не получилось, пришлось немного постараться, чтобы найти падающую в пустоту девушку. И мне до сих пор казалось, что она сейчас не проваливается в ту же пропасть только потому, что я держу ее за руку.
— Просто расслабься, — сказал я мягко. — Представь что-нибудь приятное. Как будто падаешь спиной на мягкую перину.
— Давит что-то, — тихо сказала она. — Тяжело.
— Это доспех духа. Он не тяжелый, это обманчивое чувство. Просто очень крепкий, поэтому сознание и воспринимает его так, как будто он килограмм сто весит. Когда привыкнешь, уже и не замечаешь. Я с такой тяжестью на плечах постоянно хожу. Даже когда сплю. Точнее, когда раньше спал, кхм, один.
— Да? — она хитро прищурилась.
— Да, Кузьма в постели нынче беззащитен, можно его голыми руками брать.
Мне показалось, что она начала проваливаться, но я потянул ее на себя. Таша поморщилась, быстро заморгала, сжала мои ладони.
— Долго это длилось? — спросил я.
— Минут пять, — неохотно ответила она.
— Все еще долго…
— Помнишь, ты спрашивал, почему наши с Кириллом мамы живут отдельно? Точнее, моя мама не живет с папой.
— Я, вообще-то, не об этом спрашивал. Просто в Японии был знаком с несколькими главами кланов, у которых было по две, а иногда и по три жены. Тот же Фудзивара, многоженец, у него помимо прочего две любовницы и от которых сын внебрачный.
— И они все вместе, наверное, живут? — хмыкнула она. — Не знаю, я в Японии не была. Если все вместе живут, да еще с любовницами, могу их только пожалеть.
— Нет, любовницы живут отдельно. Я так, следил пару раз за ним, случайно узнал.
— Мы с Кириллом хорошо ладим, — она вздохнула. — Как самые родные брат с сестрой. Он ради меня все на свете сделает. Кирилл у нас дома чаще живет, чем с отцом. Я тоже иногда живу с отцом, когда мама в командировку уезжает. Любит она древний Китай так, что, если бы не папа, то давно туда переехала. И мама Лиля очень добрая, только иногда бывает строгой. Если честно, мне у них нравится жить.
Она ненадолго замолчала. Я так и не понял, к чему она этот разговор завела. Может, ей выговориться надо?
— Моя мама гораздо моложе мамы Лили. Почти как я и Таисия. Они характерами не сошлись. Ругались постоянно, даже на пустом месте. Мне лет семь было, когда разъехались. Мама всегда говорит, что Лиля хорошая, только характер у нее скверный. Но я сколько ни пыталась, ничего не замечала. Мама Лиля добрая и очень ответственная. С ней хорошо к серьезным мероприятиям готовиться, всегда знаешь, что ничего не упустишь и не забудешь. И папе она много помогает. Мне, когда тринадцать стукнуло, я бунтовала против глупых взрослых. Месяц дома жила, месяц с папой и мамой Лилей. Надеялась, что они одумаются и вновь съедутся.
Она снова замолчала, сжала мои ладони. Теперь мне показалось, что мы падаем вместе. Появилось неприятное чувство, словно тебя затягивает куда-то, даже лампочки замерцали. Посмотрел на Ташу вопросительно. Она пожала плечами, как бы говоря: «вот так это и бывает». Я немного усилил доспех, и неприятное чувство начало пропадать. Лампочки замерцали быстрее и довольно быстро все закончилось.
— Я что думаю, — тихо сказала Таша. — Что если бы… ну… все ведь может быть… Я бы не стала уезжать в другой дом. Лучше сесть, поговорить, обсудить проблему и понять, что мешает.