Я сообщил, что знаю толк в законах, он сделался малость податливей и признался, что у него есть инструкция на случай непредвиденных обстоятельств, что, если я не приму чек, он должен перечислить деньги какому-то фонду, а после уведомить об этом меня. Но названия его не сказал.
Я прекратил разговор и позвонил на «Кухню Эстель». Ответила Ллита. Она сразу же включила видео и заулыбалась:
— Аарон! Мы так давно вас не видели.
Я согласился с этим и добавил, что они там, должно быть, слегка свихнулись, оставшись без моего присмотра.
— Я тут получил какую-то чушь от адвоката и вместе с ней смешной расчет. Если бы я мог дотянуться до тебя, дорогуша, то отшлепал бы. Лучше дай-ка мне Джо.
Она радостно улыбнулась и сказала, что охотно разрешит мне отшлепать себя в удобное для меня время, а Джо придется чуть подождать, потому что он как раз закрывает заведение. Потом улыбка ее исчезла, и она с достоинством проговорила:
— Аарон, старый и самый близкий наш друг, это расчет не смешной. Есть долги, которые нельзя заплатить. Так вы учили меня когда-то. Но денежную часть долга отдать можно. И мы это сделали настолько точно, насколько смогли все рассчитать.
— Черт тебя побери, глупая сучонка! — возмутился я. — Ребятки, вы мне не должны ни пенни! — Или что-то в том же духе.
Она ответила:
— Аарон, дорогой наш хозяин…
При последнем слове «хозяин» во мне полетели все предохранители, Минерва. И я выразился так, что словами мог бы сжечь спину целой шестерки заупрямившихся мулов. Она дала мне выпустить пар, потом тихо сказала:
— Вы наш хозяин до тех пор, пока не освободите нас, приняв эту сумму… капитан.
Минерва, это заставило меня заткнуться.
— Но и тогда для меня вы в глубине души останетесь хозяином[49], — добавила она. — И для Джо тоже, я знаю. Благодаря вам мы стали гордыми и свободными. И наши дети, и те дети, которые у нас еще будут, никогда не узнают, что когда-то мы были… иными.
— Дорогая, — пробормотал я, — у меня на глазах слезы.
— Нет-нет! — воскликнула она. — Капитаны никогда не плачут.
— Много ты об этом знаешь, девка! — сказал я. — Я плачу. Но только в своей каюте, за закрытыми дверями. Дорогая, я не хочу препираться. Если это вам нужно, чтобы почувствовать себя свободными, я возьму. Но только исходную сумму, без процентов. Какие проценты с друзей?
— Капитан, мы больше чем друзья. И тем не менее долг всегда отдают с процентами — так вы меня учили. Но в глубине души я знала об этом, даже когда была невежественной рабыней. И Джозеф тоже об этом знал. Я пыталась заплатить вам проценты, сэр, но вы не захотели меня.
Я переменил тему разговора:
— А что это еще за неведомый фонд, который получит баксы, если я не приму их?
Ллита помедлила.
— Это мы намеревались предоставить вашему выбору, Аарон. Но мы подумали о сиротах, детях погибших космонавтов. Может быть, приют имени Гарримана?
— Вы свихнулись! Этот фонд и так лопается от денег, я знаю. Послушай, завтра я поеду в город, вы сможете на денек прикрыть свою тошниловку? Или может, на день Армстронга?
— В любой день и на столько, сколько вам понадобится, дорогой Аарон.
И я сказал, что еще позвоню.
Минерва, мне следовало подумать. С Джо проблем не предвиделось, как всегда. Но Ллита была упряма. Я предложил компромисс, но она не подумала уступить и на миллиметр. Эта жуткая сумма складывалась за счет процентов. Ее обещали выплатить двое упрямцев, начавших тринадцать лет назад с пары тысяч баксов, а теперь растившие троих детей.
Сложный процент — это смерть. Сумма, которую они считали своим долгом мне, сумма этого чека в два с половиной раза превышала исходную — а я не мог понять, как им удалось скопить ее. Но если бы Ллита согласилась оставить себе проценты, у них оказался бы вполне приличный капитал для нового расширения. И если бы они решили пожертвовать небольшую сумму космонавтским сиротам или возмущенным котам — ради собственной гордости, что ж, их можно было бы понять. Я же сам учил их этому. Однажды я потерял в десять раз больше, потому что не захотел спорить, кто снимает колоду, — а после ночевал на кладбище.
Я подумал: а что, если с женской изобретательностью она решила сквитаться со мной за то, что я выставил ее из своей постели четырнадцать лет назад? И что она будет делать, если я возьму основную сумму и разрешу оплатить проценты удобным для нее способом? Ерунда — она ляжет на спину, прежде чем я успею сказать: «контрацептив».
И это ничего не решит.
Поскольку она отвергла предложенный мной компромисс, мы вернулись к тому, с чего начали. Она намеревалась заплатить всю сумму — или выбросить деньги на ветер, а я возражал против обоих вариантов; я тоже умею быть упрямым.
Но нашелся способ добиться сразу и того и другого.
Вечером за обедом, когда прислуги не было рядом, я сказал Лауре, что мне нужно в город по делу, и спросил, не хочет ли она поехать со мной. Пусть походит по магазинам, пока я занят, потом поужинаем, где она захочет, а там — любые увеселения. Лаура вновь была беременна, и я подумал, что покупка тряпок развлечет ее.
Я не собирался приглашать ее на переговоры с Ллитой. Официально Джозеф и Эстель Лонг вместе со своим старшим сыном считались уроженцами Валгаллы, и мы познакомились во время путешествия на моем корабле. Все это я выдумал и втолковал ребятам по дороге к Единогласию, заставив изучать видеозвуковые ленты Торхейма. Короче, я сделал из них фальшивых валгалльцев. Слава богу, пока они не встречались с настоящими.
Такое мошенничество не было так уж необходимо, поскольку на Единогласии практиковалась политика открытых дверей; иммигрант мог даже не регистрироваться. Он или тонул, или выплывал. Ни тебе платы за посадку корабля, ни подушного налога, ни большого налогообложения в любой форме, ни заметного правительства. Нью-Канаверал, третий по величине город планеты, обходился только сотней тысяч жителей… В те годы Единогласие было приятным местечком.
Но я хотел, чтобы Джо и Ллита все сделали сами — ради себя и своих детей. Я хотел, чтобы они забыли, что были рабами, никогда не вспоминали об этом, не упоминали при детях… и одновременно хотел похоронить тот факт, что они каким-то странным образом были братом и сестрой. Нет ничего постыдного в том, чтобы родиться рабом (во всяком случае, для раба!), и нет никаких оснований отказывать диплоидным комплементам в праве на брак. Но забудьте об этом — и начните сначала. Джозеф Лонг женился на Стьерне[50] Свенсдаттер (в англизированной форме — «Эстель»; с детства откликается на имя «Ллита»); они поженились, когда он закончил учебу у повара, и мигрировали после рождения первого ребенка. История простая, не подкопаешься. Она изящно завершала мою единственную пробу на роль Пигмалиона. Я не видел причин сообщать моей молодой жене версию, отличающуюся от официальной. Лаура знала, что они — мои друзья, и потому была с ними приветлива, а потом и сама привязалась к ним.
Лаура моя была хорошей девочкой, Минерва: с ней было хорошо и в постели, и вне ее. Кроме того, говардианская добродетель, умение не угнетать супруга выработались в ней еще тогда, когда она была замужем в первый раз, — большинству говардианцев приходится вступать для этого в брак не один раз. Она знала, кто я таков — Старейший. И наш брак, а позже и дети были зарегистрированы в архивах, как и мое супружество с ее бабушкой и наши с ней отпрыски. Но она не относилась ко мне как к человеку, который старше ее на тысячу лет, и никогда не выпытывала подробностей моих прошлых жизней — просто слушала, если у меня было желание поговорить.
Я не виню ее за ту тяжбу — ее затеял Роджер Сперлинг, жадюга-поросенок.
— Если ты не против, дорогой, — сказала Лаура, — я, пожалуй, останусь дома. А тряпками займусь, когда похудею. Что касается ужина — во всем Нью-Канаверале не найдешь повара, который умел бы готовить, как наш Томас. Ну хорошо, может быть, только в «Кухне Эстель», но это закусочная, а не ресторан. А ты не забежишь на этот раз к Эстель и Джо?
— Возможно.
— Найди время, милый; они чудесные люди. К тому же я хочу послать гостинчик своей крестной дочери. Аарон, если хочешь сводить меня в ресторан, когда мы будем в городе, сперва уговори Джо открыть его. Джо готовит не хуже нашего Томаса.
(Лучше, чем Томас, заметил я про себя, к тому же Джо не ворчит в ответ на невинную просьбу. Минерва, проблема со слугами состоит в том, что хозяевам в свой черед приходится служить им.)
— Я зайду к ним, хотя бы затем, чтобы передать твой гостинец Либби.
— Поцелуй их всех от меня. Я, пожалуй, пошлю что-нибудь всем их детям. И не забудь сказать Эстель, что я снова беременна, обязательно поинтересуйся, может быть, и она тоже, а потом не забудь рассказать мне… Когда ты отправляешься, дорогой? Я должна проверить твои рубашки.
Лаура была искренне убеждена, что, невзирая на столетия жизненного опыта, сам я не умею упаковывать чемодан. Ее способность видеть мир именно таким, как ей хотелось, позволяла ей уживаться со мной, несмотря на все мои капризы, целых сорок лет; я ценю ее. Была то любовь? Безусловно, Минерва. Лаура всегда заботилась обо мне, а я — о ней, и нам было хорошо вместе. Это любовь… просто она не такая, от которой у тебя словно живот болит. На следующий день я отправился на своем джамп-багги в Нью-Канаверал.
<Опущено>
…планировал «Дом Лонгов». Ллита была намерена мгновенно разбить меня в пух и прах. Я сентиментален, она это знала и подготовила сцену. Когда я пришел, ставни были уже закрыты — пораньше… двое старших пошли укладываться, а крошка Лаура уже спала. Джо впустил меня и велел подождать: ужин вот-вот будет готов, а сам он явится через минуту-другую. И я отправился в жилые комнаты искать Ллиту.
Я обнаружил ее одетой в саронг и сандалии, которые приобрел для нее через час после того, как купил ее. Вместо изысканного макияжа, который она сейчас использовала, на ее лице не было никакой косметики, волосы были расчесаны до блеска, уложены просто на пробор и свободно спадали вниз, до пояса или ниже. Да, это была не испуганная, невежественная рабыня, не умевшая даже умыться. Эта невозмутимая и прекрасная молодая леди была чиста, как простерилизованный скальпель, от нее исходил аромат духов под названием «Весенний ветерок» — впрочем, они скорее должны были называться «Оправдание насилия» и отпускаться лишь по рецепту врача.