— Лазарус, таких специалистов нет; подобного не делали никогда. Иштар можно верить, я уже обсуждала с ней этот вопрос.
— И что же она говорит?
— Что не знает, можно ли это осуществить на практике и преуспеть с первой попытки. Но она симпатизирует мне — она ведь женщина! — и уже обдумывает, как сделать все самым безопасным способом. Она говорит, что потребуется прибегнуть к помощи самых лучших генных хирургов, а также полностью клонировать взрослое тело.
— Кажется, я чего-то не понял. Создать клон можно без генного хирурга высшего полета; я сам делал это. А потом помещаешь клон в матку, и, если он примется, через девять месяцев суррогатная мать вручит тебе младенца. Так легче и безопаснее.
— Но, Лазарус, я не могу переселиться в младенческий мозг. Там не хватит места!
— Хм. Да. Верно.
— Даже имея полноразмерный взрослый мозг, мне придется тщательно выбирать, что взять с собой, а что оставить. Кроме того, простой клон меня не устраивает, я хочу быть комбинированным.
— Мм… что-то я сегодня плохо соображаю. Конечно, ты не захочешь стать двойником — Иштар, например, — и запечатлеть свою личность и избранные познания на том, что получится из ее мозга. Гм… дорогуша, а могу ли я предложить тебе мою двенадцатую хромосомную пару?
— Лазарус!
— Не плачь, девица, а то шестеренки заржавеют. Не знаю, правы ли теоретики, но считается, что усиление генного комплекса в этой хромосоме сулит долгий век. Может, это и так, но не исключено, что я передам тебе останавливающиеся часы. Быть может, лучше воспользоваться двенадцатой хромосомой Айры?
— Нет, от Айры я не возьму ничего.
— И ты полагаешь, что сумеешь все провернуть, оставив его в неведении? — Лазарус задумался. — Ах да, дети, забыл…
Компьютер не ответил.
Лазарус мягко проговорил:
— Нетрудно было понять, что ты захочешь сама проделать весь фокус. Значит, и от Гамадриады не станешь ничего брать, поскольку она его дочь, разве только ваши генетические профили покажут, что опасность отсутствует. Мм… дорогуша, значит, ты хочешь создать такую сложную смесь, какую только можно, не так ли? Чтобы твой клон был уникальным сочетанием плоти и крови, а не полной или частичной копией любой из существующих зигот? Значит, тебе потребуются двадцать три родителя? Не об этом ли ты думаешь?
— Я думаю, что так было бы лучше, Лазарус. Это можно сделать, не разделяя парные хромосомы: и операция проще, и никакой возможности занести неожиданное усиление. Неплохо бы подыскать двадцать три удовлетворительных донора, готовых поделиться своими хромосомами.
— А кто сказал, что они должны хотеть поделиться? Мы их украдем у них, дорогуша. Гены не принадлежат никому, человек всего лишь их хранитель. Человеку они передаются без его воли в мейотическом танце, а он передает их потомкам столь же слепым образом. В клинике должны храниться тысячи тканевых культур, в каждой из которых не одна тысяча клеток. Кто узнает, кого встревожит, если мы позаимствуем по одной клетке всего-то из двадцати трех культур? Не афишируя своих действий. И не стоит думать об этической стороне проблемы — это все равно что выкрасть двадцать три песчинки с огромного пляжа.
И не надо мне говорить о правилах клиники. Подозреваю, что мы вовсю будем использовать разные запрещенные методики. Гм… кстати, об отчетах, которые ты хранишь в Доре. Они содержат генетические профили имеющихся культур тканей? И истории болезней предположительных доноров?
— Да, Лазарус, но личная информация является конфиденциальной.
— Какая разница? Иштар говорила, что ты имеешь право пользоваться как конфиденциальной, так и секретной информацией, только не можешь ее разглашать. Поэтому подбери себе родителей сама — двадцать три предка, какие понравятся, — а уж я позабочусь о том, как стибрить клетки. Мне-то красть не привыкать. Не знаю, какими критериями ты захочешь воспользоваться, но предлагаю одно: если можешь, выбери родителей здоровых во всех отношениях и самых умных. Да чтобы достижения их жизни были подтверждены историей, а не только генетическими профилями. — Лазарус подумал. — Вот бы сейчас ту самую мифическую машину времени. Неплохо бы своими глазами поглядеть на тех, кого ты подберешь: возможно, кое-кто из них уже умер. Я имею в виду доноров, а не клеточные культуры.
— Лазарус, если меня удовлетворят все характеристики, кроме внешности, может ли она послужить веской причиной, чтобы отклонить кандидата?
— Почему тебя это беспокоит, дорогуша? Едва ли Айра будет настаивать на том, чтобы ты затмила собой Елену Троянскую.
— Я не об этом. Просто хочется быть высокой — как Иштар, — худой и с небольшими грудями. И чтобы волосы были прямые, каштановые.
— Минерва… почему?
— Потому что я такая на самом деле. Вы же сами сказали!
Поморгав в темноте, Лазарус тихонько промычал себе под нос:
Мне она, мне она
Даст за так, даст за так.
Потом резко сказал:
— Минерва, ты безумная свихнувшаяся машина. Если наилучшей комбинации генетических факторов будет соответствовать внешность маленькой пухлой блондинки с большими сиськами — немедленно пользуйся! И нечего обращать внимание на фантазии старика. Зря я завел речь о том, как я воспринимаю тебя.
— Ну, Лазарус, я же сказала: «если прочие характеристики будут удовлетворительными». Чтобы получить соответствующий физический облик, необходимо подыскать лишь три аутосомные пары; противоречий в этом нет, в рамках всех обсужденных нами параметров поиск уже завершен. Но это я… такая… Я такая! Я узнала это от вас. Впрочем, судя по тому, что вы сказали и о чем умолчали, я чувствую, что мне нужно получить ваше разрешение, чтобы выглядеть подобным образом.
Старик опустил голову и прикрыл лицо ладонями. Потом поднял голову.
— Хорошо, давай, дорогуша, будь такой, как она. То есть как ты сама. Будь такой, какой представляешь себя. Существом из плоти и крови тебе и так будет достаточно трудно стать, и дополнительные проблемы с тем, что будешь казаться себе не такой, какой нужно, тебе точно ни к чему.
— Благодарю вас, Лазарус.
— Проблемы, дорогуша, появятся, даже если все пойдет идеально. Например, ты не думала, что тебе придется заново учиться говорить? И даже учиться видеть и слышать? Когда ты переселишься в это клоновое тело и оставишь позади только компьютер, ты не сразу станешь взрослой. Скорей всего, ты сделаешься этаким младенцем во взрослом теле, и, когда вокруг загудит и зашумит странный мир, ты можешь испугаться. Но я буду рядом. Обещаю, что останусь возле тебя и буду держать за руку. Правда, ты не узнаешь меня; твои новые глаза сумеют различить меня лишь тогда, когда ты научишься ими пользоваться. И не поймешь ни слова из того, что я скажу, — ты это осознаешь?
— Да, Лазарус, я много думала об этом. Перебраться в новое тело следует, не разрушая компьютер, которым я являюсь сейчас. Я не должна этого делать, потому что понадоблюсь Айре и Иштар, когда она будет осуществлять критическую часть перехода, но, если я сумею сделать это, обещаю вам, что не буду пугаться. Потому что знаю: меня окружат любящие друзья, они будут заботиться обо мне и оберегать, не позволяя пораниться или причинить себе боль, пока я буду учиться жить в новом теле.
— На это ты можешь надеяться, дорогая.
— Я знаю и не волнуюсь. И вы не беспокойтесь, обожаемый Лазарус, не надо думать об этом сейчас. А почему вы назвали машину времени «мифической»?
— Что? А как бы назвала такую машину ты?
— Я бы сказала: «нереализованная возможность». Но слово «мифический» означает, что это неосуществимо.
— Что? Продолжай!
— Лазарус, когда Дора учила меня математике n-пространственной космической навигации, я узнала, что при каждом прыжке необходимо выбрать момент возвращения на временную ось.
— Да, конечно. Там нет ограничений, налагаемых скоростью света, и ты можешь отклониться на столько лет, на сколько световых лет перемещаешься в прыжке. Но это не машина времени.
— Разве?
— Гм… интересно… как бы преднамеренно сделать ошибку при прыжке. Жаль, что с нами нет Энди Либби. Минерва, а почему ты не говорила об этом прежде?
— Следует ли мне поместить это предложение в вашу матрицу Цвикки? Вы отказались от путешествия во времени вперед… и я тогда исключила путешествие в прошлое, потому что вы сказали, что хотите чего-то нового.
ИнтермедияИз дневников Лазаруса Лонга
Всегда храни пиво в темном месте.
По данным на сегодняшний день, лишь один зверь во всей Галактике опасен для человека — он сам. И поэтому он должен позаботиться о том, чтобы обеспечить самому себе достойную конкуренцию. У него нет врага, чтобы помочь ему с этим.
Мужчины куда сентиментальнее женщин. Их мышление страдает от этого.
Конечно, в картах плутуют. Но пусть это тебя не останавливает: не сделав ставки, нельзя выиграть.
Любого священника или шамана следует считать виновным, пока он не докажет своей невиновности.
Всегда прислушивайся к мнению экспертов, пусть они объяснят, что это невозможно, и обоснуют все «почему». А потом берись за работу — и сделай это.
Стреляй быстрее. Это собьет его с толку на какое-то время, и второй твой выстрел будет точен.
Нет никаких убедительных доказательств жизни после смерти. Но нет доказательств и обратного. Ты узнаешь все сам, причем достаточно скоро. О чем же беспокоиться?
Все, что нельзя выразить в цифрах, — не наука; это — мнение.
Известно заранее, что одна лошадь будет бежать быстрее другой, но какая именно? В том-то и вопрос.
Лживую гадалку можно терпеть. Но истинную прорицательницу следует пристрелить на месте. Кассандра не получила и половины тех пинков, которых заслуживала.