— Не сомневаюсь. Наверное, она выдрала этот листок из энциклопедии. И не нужно беспокоить меня ее идеями. Конечно, ты можешь записать их на кубик, но я не стану играть с ним. Мне нужны твои собственные идеи, Джастин.
— Благодарю вас, предок…
— Зови меня Лазарус.
— Лазарус, официальной целью моего визита является исследование состояния вашей колонии…
— Джастин, — торопливо вмешался Айра, — неужели Арабелла полагает, что Терциус в ее юрисдикции?
— Боюсь, что так, Айра.
Лазарус фыркнул.
— Она не имеет над нами никакой власти и находится так далеко отсюда, что нам не повредит, даже если она провозгласит себя императрицей Терциуса. Ситуация такова, Джастин: Айра является главой колонии, тут у нас еще не все устоялось, а я значусь мэром, Айра делает всю работу, но на собраниях молотком стучу я. Всегда находятся колонисты, полагающие, что в колонии можно жить, как в большом городе, — поэтому я председательствую, чтобы вовремя окатить придурков холодной водой. Когда я буду готов к путешествию во времени, мы упраздним должность главы колонии и Айра примет на себя обязанности мэра.
Так что делай что хочешь: читай устав, проводи перепись, изучай отчеты, делай, что захочешь. Приветствую тебя на Терциусе, самой большой из всех крошечных колоний по эту сторону галактического центра. Чувствуй себя как дома, сынок.
— Благодарю вас, Лазарус. Я бы остался, чтобы принять участие в колонизации, но считаю, что не могу отказаться от должности главного архивариуса до тех пор, пока не закончу редактировать ваши мемуары.
— Ах, эта чушь, — пробормотал Лазарус. — Сожги ее! Срывайте розы, молодой человек!
— Лазарус, не надо так говорить, — вмешался Айра. — Я столько лет терпел ваши капризы, чтобы их записать.
— Ерунда. Я расплатился с тобой, когда взял председательский молоток и тем самым лишил Гадкую Герцогиню возможности сослать тебя на Счастливую. Ты получил то, что хотел… Зачем же тебе еще и мои мемуары?
— Они мне нужны.
— Ну что ж… Возможно, Джастин сумеет издать их и здесь. Афина![64] Афина Паллада, ты здесь, дорогая?
— Я слушаю, Лазарус, — донеслось сладкое сопрано из громкоговорителя над столом Айры.
— Мои мемуары продублированы в твоей памяти?
— Конечно, Лазарус. Я запомнила каждое слово, произнесенное с тех пор, как Айра вас спас…
— Не спас, дорогуша, а похитил.
— Вношу поправку… С тех пор, как Айра похитил вас из того клоповника. Кроме того, я располагаю всеми вашими более ранними мемуарами.
— Спасибо, дорогая. Вот видишь, Джастин? Если ты непременно хочешь рассортировать пуговицы, можешь заняться этой работой здесь. А может быть, у тебя остались дела на Секундусе? Семейные или еще какие-нибудь?
— Семьи у меня нет. Есть взрослые дети, но с женой мы расстались. Работу за меня выполняет моя заместительница, я назначил ее и своей преемницей. Правда, попечители еще должны одобрить мой выбор. Но это так неожиданно… А что с моим кораблем?
— Моим кораблем, ты хочешь сказать. Я говорю не про свою яхту «Дора», а про тот одноместный автопакетбот, в котором ты прибыл, «Почтовый голубь» принадлежит корпорации, которой владеет другая корпорация, где мне принадлежит основная доля капитала. Я забираю его, и Арабелла сэкономит половину суммы за его аренду.
— Да? Мадам исполняющая обязанности председателя не сдавала в аренду пакетбот, Лазарус; она реквизировала его для государственных нужд.
— Ну-ну! — усмехнулся Лазарус. — Возможно, я сумею возбудить дело против нее. Джастин, в статьях контракта на колонизацию Секундуса нет ни одной, разрешающей реквизицию частной собственности государством. Правильно, Айра?
— Технически правильно, Лазарус. Хотя есть серьезный прецедент относительно крупных землевладений.
— Айра, я оспорю даже это. Только слыхал ли ты о том, чтобы он распространялся на корабли?
— Никогда. Если не считать «Нового фронтира».
— Гм. Айра, я не реквизировал «Новый фронтир»; я украл его, чтобы спасти наши шкуры.
— Я припоминаю, что в этом деле участвовал Слейтон Форд, а не вы. Может, это была конструктивная реквизиция?
— Мм… некрасиво с твоей стороны выкапывать дело через пару тысячелетий после его смерти. Более того, если бы Слейтон поступил иначе, меня бы здесь не было, и тебя, кстати, тоже. Никого из вас не было бы, черт побери, Айра.
— Не петушитесь, дедушка. Я просто хотел сказать, что главе государства иногда приходится делать то, на что он никогда не решился бы в качестве частного лица. Но если Арабелла сумела реквизировать «Почтового голубя» на Секундусе, значит вы можете сделать то же самое на Терциусе. Каждый из вас является главой автономной планеты. Ей следует преподать урок.
— Айра, не искушай меня. Нечто подобное со мной уже случалось, и, если это войдет в привычку, космические путешествия закончатся. Я не прикоснусь к этому корыту на любом подобном лживом основании. И все-таки оно, хотя бы косвенно, принадлежит мне. Если Джастин Фут желает остаться здесь, пусть передаст мне это судно, а я возвращу его «Транспорт энтерпрайзис». Но давайте-ка вернемся к списку. Посмотрим, чего хочет старая крыса? О каких это датах и местах я должен ей сообщить?
— С виду — довольно интересный маршрут…
— Тебе интересно, да? Тогда ты и отправляйся. Битва при Гастингсе… первый, третий, четвертый крестовый походы… битва при Орлеане… падение Константинополя… Французская революция… битва при Ватерлоо, Фермопилы и еще девятнадцать стычек между неотесанными чужаками. Интересно, почему она не попросила меня прокомментировать драчку между Давидом и Голиафом? Айра, я трус. Я дерусь лишь тогда, когда не могу убежать. Неужели она думает, что такую долгую жизнь можно прожить иначе? Кровопролитие — это не спорт. Если история утверждает, что некогда в данном месте в данный день произошла битва, значит в это самое время я находился далеко-далеко, посиживал в таверне, пил пиво и щипал за мягкое место служанок. А не корректировал стрельбу из мортир, чтобы в будущем удовлетворить мерзкую любознательность Арабеллы.
— Я пытался ей это втолковать, — проговорил Джастин. — Но она ответила, что это теперь стало официальным проектом Семейств.
— Черт бы ее взял! Я известил ее лишь для того, чтобы убедиться, что служба отложенной почты будет нормально работать. Я по жизни трус… и я к ней на работу не нанимался. Я иду, куда и когда хочу, и глазею на что хочу, и при этом стараюсь не ссориться с местной деревенщиной. Особенно если они не ладят друг с другом; ведь тогда у них руки начинают чесаться.
— Лазарус, — сказал Айра Везерел, — вы никогда не говорили о том, что планируете посмотреть.
— Ну… Только не битвы. На мой взгляд, о битвах известно слишком много. А ведь в земной истории столько интересного. Вот о мирных временах известно немногое, потому что эти времена были мирными. Я хотел бы увидеть Парфенон во всем великолепии. Спуститься по Миссисипи… и чтобы лоцманом был Сэм Клеменс. Попутешествовать по Палестине в первые три десятилетия существования христианской веры и попытаться встретиться там с одним плотником, ставшим раввином. Если только он действительно существовал.
Джастин Фут удивился:
— Вы имеете в виду христианского Мессию? По общему признанию, многие истории о нем — это мифы, но…
— А ты откуда знаешь? Конечно, факт его существования не доказан до конца. Возьми Сократа, жившего за четыре столетия до него, — его существование неопровержимо, как существование Наполеона. Не то было с плотником из Назарета. Несмотря на основательность, с которой римляне записывали происходящее, и не меньшую тщательность, с которой тем же самым делом занимались евреи, тех событий, которые им следовало бы зарегистрировать, нельзя найти ни в одной из летописей тех дней.
Но, посвятив этому делу лет тридцать, я смог бы все выяснить. Я знаю латынь и греческий того времени, и я на том же уровне знаком с классическим ивритом; все, что мне надо подучить, это арамейский. Если я его найду, то буду следовать за ним и заносить его слова на микромагнитофон, а потом посмотрю, соответствуют ли они преданию.
Но я не хочу давать обещаний. Реальность Иисуса — самый скользкий момент во всей истории, поэтому столько веков этот вопрос нельзя было даже поднять. За одно это тебя бы повесили или сожгли живьем.
— Поразительно, — произнес Айра. — Оказывается, мои познания в истории Земли не так глубоки, как я думал. Впрочем, я изучал период после смерти Айры Говарда до основания Нового Рима.
— Сынок, ты к ней и не прикоснулся. Но даже если оставить эту странную историю… странную потому, что жизнеописания большинства религиозных вождей задокументированы, тогда как этот остается столь же неуловимым, как легендарный король Артур… Но я не собираюсь лицезреть великие события. Я бы встретился с Галилеем, взглянул на Микеланджело за работой, посетил бы премьеру одной из пьес Старого Билла в театре «Глобус»[65] и все такое прочее. Особенно мне бы хотелось вернуться в свое детство и вновь посмотреть, как все это было и насколько отличается от того, что я помню.
Айра заморгал.
— А если вы нарветесь на себя самого?
— А почему бы и нет?
— Но… это парадокс, разве не так?
— Какой? Если я что-то сделал, значит сделал. Но существует устоявшееся мнение, что, если подстрелить деда прежде, чем он породит твоего отца, то тут все и лопнет — ффух! — как мыльный пузырь, и все потомки его, в том числе и вы оба, сразу исчезнут… Все это ерунда. То, что я сейчас нахожусь здесь, вместе с вами, означает, что я не сделал этого… и не сделаю. Времена в грамматике не годятся для путешествия во времени — но это не значит, что мне нельзя вернуться назад, чтобы разнюхать, как там и что. У меня нет никакого интереса посмотреть на себя в коротких штанишках, меня интересует эпоха. Если я встречу себя молодым, он — я — не узнает меня. Он даже не взглянет на меня, я это точно знаю — ведь я был им.