— И что же она говорит?
— Что не знает, можно ли это осуществить на практике и преуспеть с первой попытки. Но она симпатизирует мне — она ведь женщина! — и уже обдумывает, как сделать все самым безопасным способом. Она говорит, что потребуется прибегнуть к помощи самых лучших генных хирургов, а также полностью клонировать взрослое тело.
— Кажется, я чего-то не понял. Создать клон можно без генного хирурга высшего полета; я сам делал это. А потом помещаешь клон в матку, и, если он примется, через девять месяцев эрзац-мать вручит тебе младенца. Так легче и безопаснее.
— Но, Лазарус, я не могу переселиться в младенческий мозг. Там не хватит места!
— Хм. Да. Верно.
— Даже имея полноразмерный взрослый мозг, мне придется тщательно выбирать, что взять с собой, а что оставить. Кроме того, простой клон меня не устраивает, я хочу быть сложным.
— М-м-м… что-то я сегодня не сообразителен. Конечно, ты не захочешь стать двойником — Иштар, например, — и запечатлеть свою личность и избранные познания на том, что получится из ее мозга. Хм-м… дорогуша, а могу ли я предложить тебе мою двенадцатую хромосомную пару?
— Лазарус!
— Не плачь, девица, а то шестеренки заржавеют. Не знаю, правы ли теоретики, но считается, что усиление генного комплекса в этой хромосоме сулит долгий век. Может, это и так, но не исключено, что я передам тебе останавливающиеся часы. Быть может, лучше воспользоваться двенадцатой хромосомой Айры?
— Нет, от Айры я не возьму ничего.
— И ты полагаешь, что сумеешь все провернуть, оставив его в неведении? — Лазарус задумался. — Ах да, дети, забыл…
Компьютер не ответил.
Лазарус мягко проговорил:
— Нетрудно было понять, что ты захочешь сама проделать весь фокус. Значит, и от Гамадриады не станешь ничего брать, поскольку она его дочь, разве только генетические карты покажут, что опасность отсутствует. М-м-м… дорогуша, значит, ты хочешь создать такую сложную смесь, какую только можно, не так ли? Чтобы твой клон был уникальным сочетанием плоти и крови, а не полной или частичной копией любой из существующих зигот? Значит, тебе потребуются двадцать три родителя? Не об этом ли ты думаешь?
— Я думаю, что так было бы лучше. Лазарус. Это можно сделать, не разделяя парные хромосомы: и операция проще, и никакой возможности занести неожиданное усиление. Неплохо бы подыскать двадцать три удовлетворительных донора, готовых поделиться своими хромосомами.
— А кто сказал, что они должны хотеть поделиться? Мы их украдем у них, дорогуша. Гены не принадлежат никому, личность просто их охраняет. Человеку они передаются сами собой в мейо-тической пляске, а он передает их потомкам столь же слепым образом. В клинике должны храниться тысячи тканевых культур, в каждой из которых не одна тысяча клеток. Кто узнает, кого встревожит, если мы позаимствуем по одной клетке всего-то из двадцати трех культур? Не афишируя свои действия. И не стоит думать об этической стороне проблемы — это все равно что выкрасть двадцать три песчинки с огромного пляжа. Да что мне их этика? Скорее всего мы уже по горло увязли во всяких запрещенных методиках. Х-м-м… кстати, об отчетах, которые ты хранишь в Доре. Не найдется ли в них генетических карт тканей? И историй болезней предположительных доноров?
— Да, Лазарус, но личная информация является конфиденциальной.
— Кого это интересует? Иштар говорила, что ты имеешь право пользоваться как конфиденциальной, так и секретной информацией, только не можешь ее разглашать. Поэтому подбери себе родителей сама — двадцать три предка, какие понравятся, — а уж я позабочусь о том, как стибрить клетки. Мне-то красть не привыкать. Не знаю, какими критериями ты захочешь воспользоваться, но предлагаю одно: если можешь, выбери родителей здоровых во всех отношениях и самых умных. Да чтобы достижения их жизни были подтверждены историей, а не только генетическими картами. — Лазарус подумал. — Вот бы сейчас ту самую мифическую машину времени. Неплохо бы своими глазами поглядеть на тех, кого ты подберешь: возможно, кое-кто из них уже умер. Я имею в виду доноров, а не клеточные культуры.
— Лазарус, если меня удовлетворят все характеристики, кроме внешности, может ли она послужить веской причиной, чтобы отклонить кандидата?
— Почему тебя это беспокоит, дорогуша? Едва ли Айра будет настаивать на том, чтобы ты затмила собой Елену Троянскую.
— Я не об этом. Просто хочется быть высокой — как Иштар, — худой и с небольшими грудями. И чтобы волосы были прямые, каштановые.
— Минерва… почему?
— Потому что я такая на самом деле. Вы же сами сказали!
Поморгав в темноте, Лазарус медленно зажужжал себе под нос:
Мне она, мне она
Даст за так, даст за так,—
Потом резко сказал:
— Минерва, ты безумная свихнувшаяся машина. Если наилучшей комбинации генетических факторов будет соответствовать внешность приземистой пухлой блондинки с большими титьками — немедленно пользуйся! И нечего обращать внимание на фантазии старика. Зря я завел речь о том, как я воспринимаю тебя.
— Ну, Лазарус, я же сказала: «если прочие характеристики будут удовлетворительными». Чтобы получить соответствующий физический облик, необходимо подыскать лишь три аутосомные пары; противоречий в этом нет, в рамках всех обсужденных нами параметров поиск уже завершен. Но это я… такая… Я такая! Я узнала это от вас. Впрочем, судя по тому, что вы сказали и о чем умолчали, кажется, вы должны разрешить мне выглядеть подобным образом.
Старик опустил голову и прикрыл лицо ладонями. Потом поднял голову.
— Хорошо, давай, дорогуша, будь такой, как она. То есть как ты сама.
Будь такой, какой представляешь себя. Существом из плоти и крови тебе и так будет достаточно трудно стать, а уж если будешь казаться себе не такой, какой нужно, — тем более.
— Благодарю вас, Лазарус.
— Проблемы, дорогуша, появятся, даже если все пойдет идеально. Например, ты не думала, что тебе придется заново учиться говорить? Учиться смотреть и слушать? Когда ты переселишься в это клоновое тело и оставишь позади только компьютер, ты не сразу станешь взрослой. Скорей всего ты сделаешься этаким младенцем во взрослом теле, и когда вокруг загудит и зашумит странный мир, ты можешь испугаться. Но я буду рядом. Обещаю, что останусь возле тебя и буду держать за руку. Но ты не узнаешь меня; твои новые глаза сумеют различить меня лишь тогда, когда ты научишься ими пользоваться. И не поймешь ни слова из того, что я скажу, — это ты осознала?
— Да, Лазарус, я много думала об этом. Перебраться в новое тело следует, не разрушая компьютер, которым я являюсь сейчас. Я не должна этого делать, потому что понадоблюсь Айре и Иштар, когда она будет осуществлять критическую часть перехода, но если я сумею сделать это, обещаю вам, что не буду пугаться. Потому что знаю: меня окружат любящие друзья, они будут заботиться обо мне и оберегать, пока я буду учиться жить в новом теле.
— На это ты можешь надеяться, дорогая.
— Я знаю и не волнуюсь. И вы не беспокойтесь, обожаемый Лазарус, не надо думать об этом сейчас. А почему вы назвали машину времени мифической?
— Что? А как бы назвала такую машину ты?
— Я бы сказала: «нереализованная возможность». Но слово «мифический» означает, что это неосуществимо.
— Что? Продолжай!
— Лазарус, когда Дора учила меня математике n-пространственной космической навигации, я узнала, что при каждом прыжке необходимо выбрать момент возвращения на временную ось.
— Да, конечно. Там нет ограничений, налагаемых скоростью света, и ты можешь отклониться на столько лет, на сколько световых лет перемещаешься в прыжке. Но это не машина времени.
— Разве?
— Хм-м… интересно… как бы преднамеренно сделать ошибку при прыжке. Жаль, что с нами нет Энди Либби. Минерва, а почему ты не говорила об этом прежде?
— Следует ли мне поместить это предложение в ваш ящик Цвикки? Вы отказались от путешествия во времени вперед… я попыталась подыскать условия, позволяющие перемещаться в прошлое. Вам же необходимо что-нибудь действительно новое!
ИНТЕРМЕДИЯ
Всегда храни пиво в темном месте.
В настоящее время лишь один зверь во всей галактике опасен для человека — он сам. И поэтому он должен позаботиться о том, чтобы обеспечить самому себе достойную конкуренцию.
Мужчины куда сентиментальнее женщин. Их мышление страдает от этого.
Конечно, в картах плутуют. Но пусть это тебя не остановит; не рискнув — не выиграешь. Жреца или шамана следует считать осужденным, если он не докажет своей невиновности.
Всегда прислушивайся к мнению экспертов, пусть они объяснят, что это невозможно, и обоснуют все «почему». А потом берись за работу — и сделай это.
Стреляй быстрее. Пусть он растеряется, второй раз не промахнешься.
Ничто не свидетельствует о том, что жизнь не оканчивается после смерти. Ничем не обосновано и обратное. Ты узнаешь все сам, причем достаточно скоро. О чем же беспокоиться?
Все, что нельзя выразить в цифрах, — не наука; это — мнение.
Известно заранее, что одна лошадь будет бежать быстрее другой, но какая именно? В том-то и вопрос.
Лживую гадалку можно терпеть. Но истинную прорицательницу следует пристрелить на месте. Кассандра не получила и половины тех пинков, которых заслуживала.
Заблуждение часто имеет функциональное предназначение. Материнское восприятие собственных детей, их красоты, ума, доброты… et cetera ad nauseam[22] не позволяет ей утопить их сразу после рождения.
По большей части «ученые» в своей науке моют бутылки и сортируют пуговицы.
Мужчина-пацифист — эти слова противоречат друг другу. Большинство так называемых «пацифистов», каковыми они считают себя, вовсе не миролюбивы, они просто пользуются защитной окраской. Стоит только перемениться ветру, и они тут же поднимут «Веселый Роджер».