и по доступному ему окружению и пришел к заключению, что вывод его верен.
Действительно, по всему выходило, что преступный бизнес во всех отношениях гораздо более выгоден, чем бизнес легальный. Он менее трудоемок, менее затратен, куда как быстрее и безопаснее. И, что немаловажно, намного интереснее.
Даже статус у гангстеров был несравненно выше. К бизнесменам они относились как к баранам, главное предназначение которых заключалось лишь в том, чтобы их стригли. Во всех "разборках" они являлись не субъектами, а объектами, поводом, если угодно. От их имени "выступали", их делили, использовали, но ни мнение их, ни сами они никого особо не интересовали. Разве только как носители той самой "шерсти"…
На каждого привлеченного к уголовной ответственности бандита, рэкетира, приходилось по несколько "чистых" бизнесменов, коммерсантов. Сокрытые от налогообложения доходы, незаконное предпринимательство, нарушение драконовских правил — для государства это более опасные преступления, чем "кидок", вымогательство. Ведь "кидают" тех же самых бизнесменов, вымогают у них же, туда им и дорога.
Главное, как понял Павел Леопольдович, не запускать руку в государеву казну. Там и так тесно от рук чиновников, политиков, олигархов, могут и расплющить чужие пальцы. Конечно, при желании можно подвинуть тесные ряды "народных слуг" у кормушки, только зачем? Барашков на лугах частного предпринимательства еще хватает.
Уже несколько лет Павел Леопольдович вел свою деятельность в столице.
Не сказать, что ему нравился этот город, родной Екатеринбург и поуютнее, и поспокойнее, и поинтеллигентнее, что ли, но коли восемьдесят пять процентов всех российских капиталов крутятся в Москве, приходится с этим считаться.
Здесь его уже знали. Он как раз попал в струю, когда преступные авторитеты, легко и чуть ли не весело уничтожая друг друга, привели обстановку к переделу сфер влияния, и любой новичок, обладая достаточной дерзостью и силой, мог занять свое место под солнцем. Чем Павел Леопольдович и не преминул воспользоваться.
При проведении настоящей операции он не афишировал своего участия. Прекрасно понимая, что рано или поздно его инкогнито будет раскрыто, он предпочитал "поздно".
Журавлев учился в той же школе, что и Павел Леопольдович, но на два класса младше. Позже судьба свела их и по работе: Журавлев был доцентом соседней кафедры, преподавал гражданское право. В ту пору дружны они особо не были, но приятельствовали.
Четыре года назад, когда по высшей школе России был нанесен очередной мощный финансовый удар, и для преподавателей стало проблематично не только содержать семью, но и прокормить себя, Журавлев разыскал бывшего коллегу в Москве.
— Дай мне работу, — без обиняков попросил он. — Больше мне не к кому обратиться.
— Работу? — потер подбородок Павел Леопольдович. — А что ты умеешь делать?
— Ты же знаешь, ничего.
— Прекрасно.
— Но готов на все. Надоело нищенствовать, чувствовать себя ущемленным. Есть что попало. Курить всякую дрянь. Испытывать чувство неловкости перед любовницей…
— Ты так и не женился?
— Нет. Ты, я слышал, тоже?
— Да, холостякую.
— Мы с тобой вместе учились, вместе работали. Ты единственный из моего окружения выбился в люди. И возможность помочь у тебя есть. Было бы желание…
— Почему бы тебе не заняться коммерцией? По мелочи. Я с этого начинал.
Журавлев состроил кислую мину.
— Денег на раскрутку я дам, это не проблема, — понял его по-своему Павел Леопольдович. — И с возвратом душить не буду.
— Не в деньгах дело. Для занятия коммерцией нужно иметь хватку, талант даже. Неужели ты с этим будешь спорить? У меня этого нет…
Павел Леопольдович задумался. Журавлев не был ни дураком, ни подлецом, ни, упаси Боже, неудачником. Но хватки у него, действительно, не было. Преподаватель он был отличный, предмет знал досконально, студенты его любили, коллеги уважали, но… Но он был типичным теоретиком, а кому они сейчас нужны? В век жесткого прагматизма ценятся адвокаты-проныры, а не ученые-правоведы…
С другой стороны, мужик он умный, коммуникабельный, приятный в общении, с чувством юмора, холостой, наконец. В последнее время Павел Леопольдович испытывал дефицит общения. Все окружение — либо подчиненные, либо партнеры, либо конкуренты, либо клиенты, либо "пациенты". Одни лебезят, заискивают, угодничают, другие тупые, как пробки, с третьими по статусу и говорить не стоит. Женщины вообще не в счет…
— Говоришь, готов на все?
— Абсолютно.
— А на преступление? — улыбнулся Павел Леопольдович.
— Ну… В качестве киллера ты меня задействовать не будешь, нерентабельно. А в остальном… Кто сейчас не преступник? Государство в лице своих чиновников? Демагоги — избранники народа? Сотрудники правоохранительной системы? Судьи?
— Народ…
— Ну да, народ. Попробуй этот самый "народ" какую-нибудь вольность, живо по бороде от властей получит. Те, сволочи, все тащат, все никак не нажрутся, а народ нищенствует. И украсть не имеет права, это эксклюзивное право верхов. Мне надоело быть народом. Хочу, кроме права горбатиться, быть честным и прислуживать верхушке, иметь другие права: хорошо питаться, полноценно отдыхать, квалифицированно поддерживать здоровье, не мерзнуть зимой и не изнывать от жары летом…
— То есть, жить по-человечески.
— Вот именно, по-человечески. По-скотски я уже нажился, хватит.
— Пойдешь ко мне в приживалки? — принял решение Павел Леопольдович. — В наперсники, так сказать, в экономы? Не покоробит?
— Да хоть в шуты! — улыбнулся в ответ бывший преподаватель гражданского права.
— Вот и ладно. Жить будешь в моей прежней квартире, я как раз коттедж достроил.
— Спасибо.
— Полный кошт, разумеется. День ненормированный. Оклад… В общем, не обижу.
— Спасибо, — повторил Журавлев…
На сегодня это был единственный человек, который звал Павла Леопольдовича на "ты", кроме матери, конечно. Правда, по имени-отчеству. И по сложившейся традиции он говорил шефу всю правду в глаза, какой бы нелицеприятной она не была…
7
Журавлев выпустил дым, направляя струйку его то вверх, то вниз.
— Деньги большие, люди серьезные, мы не правы. Условия задачи довольно опасны.
— Если бы деньги не были большими — не стоило и браться. Быть не правым — это прерогатива сильной личности и одновременно способ достижения цели. Серьезные люди…
— Да, что ты скажешь по этому поводу?
— Во-первых, они еще никак не увязывают свои неприятности с моим именем…
— Это вопрос времени. Причем недолгого времени, имей в виду.
— Согласен. Но хоть небольшая фора у меня есть, друг Журавлев. А потом мы будем искать с ними консенсус, как и заведено.
— Захотят ли?
— Мы их вынудим захотеть. Сначала определим тех, кто нам действительно опасен.
— Опасны все.
— Теоретически да. Но не у всех есть практические возможности добраться до меня.
— Киллер, не так уж дорог.
— Не все на это пойдут. Тот же Лавин никогда не опустится до заказного убийства. Москвичам, конечно, придется отдать их долю. Она, кстати, не так уж велика, они пустили "на пробу" в основном чужие деньги. С владивостокцами связываться не буду. Уральцев возьмут на себя мои екатеринбургские ребята, сибиряков за долю "уговорят" новокузнецкие партнеры. Остальные… Разберемся. Не в первый раз.
— Не забывай, что, даже если ты отдашь местным долю, долги-то перед остальными у них останутся. За одно это они могут тебя приговорить.
— Не драматизируй ситуацию. Дай-ка и мне сигарету.
Шеф закурил.
— Я же им не просто так отдам долю, а под условием. Скажем так, с определенным вирусом в нагрузку, антикиллеризм называется…
— Но регионалы могут разыграть свою партию. Им местные не указ.
— Значит, будем принимать контрмеры.
— Павел Леопольдович! Давай хоть службу безопасности усилим!
— Зачем? Лишние траты. От путевого киллера, сам знаешь, и сто телохранителей не спасут. А для защиты от всего остального мне и этих хватает.
— Смотри, тебе решать.
— Уже решено. Сейчас наша главная проблема — Лавин.
— У Лавина нет достаточных связей, чтобы противостоять нам.
— Он — типичный одиночка. Это-то меня и настораживает.
— Не вижу логики.
— Он рассчитывает только на себя. И зависит только от себя. В этом его сила. Отсутствие связей — отсутствие слабых звеньев. А отсутствие надежды на "дядю" — основа повышенной мобилизации. Тебе понятно, о чем я говорю, Журавлев?
— Более-менее.
Павел Леопольдович ткнул окурок в пепельницу.
— Ты нашел спеца? — задал он вопрос.
— На конструкторов сейфа выйти не удалось. Слишком мало времени.
— Знаю. Но нет ни одного запорного устройства, сконструированного человеком, которое не смог бы открыть другой человек. Или это положение уже кто-то отменил?
— Ну, скажем, не каждый человек. И при определенных условиях.
— За деньги можно создать любые условия. А что с человеком?
— У меня есть знакомый в МИФИ, на кафедре экспериментальной физики… у него один студент, второкурсник. По его словам — гений.
— Так уж и гений, — криво усмехнулся Павел Леопольдович.
— По крайней мере — вундеркинд, учитывая нежный возраст…
— Ладно, приводи этого вундеркинда, посмотрим на него.
8
— Меня зовут Павел Леопольдович. А вас, молодой человек?
— Леонид. Можно просто Леня.
— Тебе пророчат весьма перспективное будущее. Ты знаешь?
— Да, я тоже так думаю. И очень на это рассчитываю.
— Даже так? Что ж, похвальная самоуверенность…
Павел Леопольдович оглядел собеседника с головы до ног. Невысокого роста, худощавый, с пористой кожей лица и умными глубокими глазами, он почему-то не нравился ему. Он явно кого-то напоминал, и этот кто-то был несимпатичен бизнесмену…
— Что я должен сделать?
— Некие… нехорошие люди, назовем их так, завладели принадлежащими нам ценными бумагами. В настоящее время они везут их из Барнаула в Москву… — заметив, что юноша вздрогнул, Павел Леонидович сделал паузу и выжидательно уставился на него.