зирует Мала-Баланику со столь же примитивными Вертешселлешем и Бильцингслебеном, которые, кстати, условно близки географически. В-третьих, она же возводит Мала-Баланику в звание древнейшего гоминида Восточной Европы.
Авторы новой статьи идут еще дальше – даже за пределы Европы. Они указывают, что Мала-Баланика становится в ряд южных архантропов типа Кокабаса – 490–510 тыс. лет назад (Kappelman et al., 2008), Висольяно – 400–500 тыс. лет назад (Manzi, 2004) и Чепрано – 385–430 тыс. лет назад (Manzi et al., 2010). Правда, для всех этих находок есть и иные, менее достоверные определения возраста: 1,11 млн лет назад для Кокабаса, от 120 до 600 тыс. лет назад для Висольяно и 800–900 тыс. лет назад для Чепрано. Нельзя не вспомнить также Мауэра (500–700 тыс. лет назад), Араго (450 тыс. лет назад) и Петралону (от наиболее вероятных 150–250 тыс. лет назад до 700 тыс. лет назад). Наконец, и люди Сима-де-лос-Уэсос неожиданно удревнились до 427 тыс. лет назад (против прежних 325 тыс. лет назад; Arnold et al., 2014). А ведь последние претендуют на должность предков неандертальцев! Таким образом, отодвигание Мала-Баланики в глубь времен компенсируется тем же для пращуров палеоантропов при сохранении поздних архантропов. То есть синхронное существование гоминид разного эволюционного уровня никуда не делось, его рамки даже заметно расширились.
Изобилие не вполне надежных датировок оставляет еще много простора для хронологической эквилибристики, но интрига в любом случае сохраняется. Если новые цифры верны, то мы имеем хорошего балканского архантропа, связующего западноазиатских с южноевропейскими и даже центральноевропейскими. Если верны все же первые определения – мы имеем опять же хорошего балканского архантропа, но уже никого ни с кем не связующего, а пережиточного, доживающего свой век в глухих горах.
Хочется надеяться, что недра Балкан выдадут еще и иные хранимые ими тайны эволюции гоминид.
Промежуточный статус гейдельбергенсисов между архантропами и палеоантропами в сочетании с последовательностью палеоантропологических открытий (сначала были найдены неандертальцы, потом эректусы и лишь после гейдельбергенсисы) вызвал к жизни термин “атипичные неандертальцы”. В действительности же под этим словосочетанием скрываются именно гейдельбергенсисы – уже не эректусы, но еще не неандертальцы. Именно невыраженность специализированных признаков последних и позволила некоторым антропологам говорить о якобы удивительной прогрессивности “атипичных неандертальцев”. Получалась странная картина: сначала в Европе появляются вроде бы прогрессивные предки сапиенсов, а потом – специализированные неандертальцы. Такая ситуация долгое время смущала умы специалистов. Сейчас же, с появлением новых находок, все стало на свои места. Это не гейдельбергенсисы удивительно сапиентны, это мы местами слишком примитивны на фоне неандертальцев. Ледниковые периоды вызвали ускорение эволюции в Европе, тогда как в Африке, где климат не особо менялся, некоторые черты трансформировались медленнее.
Одно из значимых отличий гейдельбергенсисов от эректусов – расширение экологической пластичности. Чаще это однобоко представляется в виде расселения на север, в холода. Однако в тропиках тоже было что осваивать. Ведь люди как род возникли в саваннах, фактически мы степной вид. Лесное прошлое, о котором так много говорилось в первой части нашей книги, окончательно стало прошлым примерно на уровне хабилисов. Но препалеоантропы, возможно, начали реконкисту. Около 200–300 тыс. лет назад в Центральной Африке широко распространяется культура сангоан – одна из первых культур так называемого “среднего каменного века”; она представлена, скажем, в Брокен-Хилле. Сангоан отличается орудиями огромных размеров. Непонятно, зачем надо было такие делать, ведь размеры руки пользователей не отличались от наших. Некоторые археологи интерпретируют эти грандиозные рубила как топоры для рубки деревьев и, следовательно, относят к этому времени первое проникновение людей в дождевые тропические леса. Впрочем, палеоботанические реконструкции показывают существование в местах и во время распространения культуры сангоан открытых саванн, так что идея требует новых обоснований.
Пока наши предки загорали на африканских просторах, их суровые евразийские родичи заселяли севера. Гейдельбергенсисы были первыми людьми, прочно освоившими зоны умеренного климата. Насколько далеко они продвинулись в этом – вопрос.
Галечные орудия самого примитивного облика найдены в якутском местонахождении Диринг-Юрях. Вокруг их возраста развернулись бурные дискуссии. Первооткрыватель стоянки Ю. А. Мочанов, основываясь на их примитивности, в своих работах озвучил древность 1,8–2,5, а то и 3,2 млн лет назад (Мочанов, 1992), а абсолютное датирование термолюминесцентным методом дало цифры более 260, возможно, до 366 тыс. лет назад (Waters et al., 1997). Однако проблема в том, что по неведомой причине для датировки брались образцы не из того слоя, где были найдены орудия, а из соседнего. Сами же скопления артефактов в реальности намного моложе: возраст самых примитивных – всего 125–10 тыс. лет назад, прочих – менее 50 тыс. лет (Kuzmin, 2000; Kuzmin et Krivonogov, 1994). Так что в лучшем случае Якутию освоили неандертальцы или денисовцы, а с большой вероятностью – лишь сапиенсы.
В Европе Homo heidelbergensis наконец дошли до берегов Северного моря и смогли освоить местности, где уже была настоящая зима; архантропы на это были неспособны (Jablonski et al., 2000; Roebroeks et al., 1992). Впрочем, и гейдельбергенсисы жили тут, по-видимому, только в теплые периоды и достаточно спорадически.
Чтобы оградить себя от погодных невзгод, гейдельбергенсисы развили три сугубо человеческих особенности поведения: строительство жилищ, пользование огнем и охоту на крупных животных. Все они появились раньше, но именно препалеоантропы стали пользоваться ими регулярно. Все три хорошо представлены на французской стоянке Терра-Амата с датировками около 380 тыс. лет назад. Тут найдены остатки 21 примитивной хижины. Постройки эти были весьма внушительными – до 7–15 м длиной и 4–6 м шириной, вдвое больше стандартной большой комнаты “хрущевки”. Стены были сделаны, видимо, из веток, сохранились ямки от опорных столбов. Пол этих бунгало был утрамбован галькой, в центре имелся очаг (Lumley, 1969; справедливости ради заметим, что некоторые археологи сомневаются, являются ли эти следы остатками жилищ). Тут же, кстати, обнаружено больше 60 кусков охры со следами использования – едва ли не древнейший пример такого рода. Как они применялись, мы не знаем. По расчетам, в тепле и комфорте тут жило две семьи на протяжении одиннадцати лет. Гейдельбергенсисы Терра-Аматы охотились на древних слонов, носорогов и прочих зверей.
Там, где рельеф местности позволял, люди жались к скалам. Приятно, когда от ветра и дождя защищает надежная каменная стена. Посему именно на уровне гейдельбергенсисов началось активное заселение пещер и скальных гротов. Однако пещеры и навесы есть далеко не везде, так что расхожее представление о “пещерных жителях” сильно преувеличено. Другое дело, что в пещерах все лучше сохраняется, да и найти их несравненно легче, чем открытую стоянку: поди отыщи, где в степи или лесу сидели люди сотни тысяч лет назад. Пещера же никуда не денется, разве что обвалится; так это еще лучше – никто не потревожит древних отложений. Вот и выходит, что подавляющая часть находок действительно сделана в пещерах.
Кроме того, постоянно жить в сырой и холодной норе тоже не полезно для здоровья – здоровье портится, кости начинает ломить. Поэтому чаще всего люди жили не в глубине пещер, а на привходовой площадке, углубляясь в недра гор, лишь когда разыгрывалась непогода. Жители французской пещеры Лазаре 130–250 тыс. лет назад устроили навес из шкур у стены, отгородив уютный уголок – по крайней мере, так на голову с потолка не капает и каменная шуга не сыпется. От навеса сохранились прослои темного органического вещества вдоль стены пещеры; тут же есть два очага. Интригует находка двух волчьих черепов у двух входов в два отсека жилища. Что это – защитная магия или просто мусор? А удвоение всех элементов – случайность, результат проживания тут двух семей или разделения жилища на мужскую и женскую половины?
Не стоит думать, что жилища и очаги были прерогативой северных жителей. Все же честь их изобретения принадлежит древним африканцам. В Каламбо-Фоллс в Замбии в позднеашельских слоях с датировками 190 тыс. лет назад найдены многочисленные обломки обожженной древесины, хорошо прокаленный очаг и полукруг из камней диаметром чуть больше двух метров. Углубление внутри этого полукруга не содержит орудий, тогда как вокруг их хватает. Сооружение может быть ветровым заслоном или жилищем, хотя не исключено, что оно образовалось, когда некий водный поток окружил булыжниками дерево или термитник, которые после исчезли в небытие, оставив археологов ломать голову над происхождением таинственной конструкции.
Приручение огня, как уже говорилось, свершилось уже 1,5 млн лет назад. Однако еще миллион лет после этого люди крайне редко пользовались этим, казалось бы, невероятно ценным изобретением. До времени около 350 тыс. лет назад очаги не считались необходимым элементом интерьера. Это кажется удивительным с точки зрения современного человека, каждое утро которого начинается с зажигания огонька в том или ином виде. Неизвестно ни одного самого захудалого и дремучего племени современных людей, которое бы не умело добывать огонь и которое бы не зависело от огня. Тем страннее выглядит отсутствие кострищ и обожженных костей почти на всех стоянках древнее 400 тыс. лет и многих – после этой даты.
В Европе древнейшие достоверные следы огня – прокаленные осколки кремня и обугленная древесина – обнаружены на стоянках Бичес-Пит в Англии и Шенинген в Германии со сходными датировками 300–400 тыс. лет назад (Roebroeks et Villa, 2011). Очаги известны во французской Терра-Амате и венгерском Вертешселлеше.