Уровень развития микока и мустье в целом был заметно ниже верхнепалеолитических культур сапиенсов. Однако, во-первых, сравнивать, конечно, стоило бы синхронные памятники, а во-вторых, в последнее время примитивность среднепалеолитических культур ставится некоторыми археологами под сомнение.
Например, долгое время общим местом было, что европейские неандертальцы никогда не изготовляли орудий из кости, хотя костей у них было в избытке; обрабатывать этот неподатливый материал довольно трудно, вот они и не тратили понапрасну время и силы. Те предметы, которые считались костяными орудиями неандертальцев, при ближайшем рассмотрении оказывались случайно обломанными или погрызенными гиенами кусками, к которым люди не прикладывали руку (Villa et d'Errico, 2001). Единственными исключениями были настоящие костяные орудия культур шательперрон, улуццо и ольшевий, то есть самых поздних для неандертальцев, про которые всегда можно было сказать, что это – результат благотворного культуртрегерского влияния кроманьонцев.
Однако в слоях французских пещер Абри Пейрони и Пеш-дель-Азе I с датировками 41,13–47,71 тыс. лет назад и 51,4 тыс. лет назад и орудиями мустье в ашельской традиции недавно были обнаружены костяные фрагменты с очень характерной изношенностью. Эксперименты показали, что такая зашлифовка образуется при обработке кож, то есть кости использовались как лощила (Soressi et al., 2013). Другое дело, что для этого кость никак особо не обрабатывалась, характерная форма приобреталась уже в процессе использования.
Наличие одежды у неандертальцев вроде бы логично, но занудным ученым всегда хочется доказательств. Как уже упоминалось, единственный известный неандертальский след из румынской пещеры Вартоп – босой. Судя по структуре неандертальской фаланги стопы из Денисовой пещеры, ее владелица тоже ходила без обуви (Mednikova, 2011). Кстати, огнеземельцы и даже алеуты тоже не имели обуви, и им это не мешало жить.
Но что было на неандертальцах выше стоп? Заматывались ли они в шкуры, как их стандартно изображают? Отметим в скобках, что образ “дикого человека в шкуре с дубиной” восходит не только к средневековью и греческой античности с ее Гераклом, но аж к шумерским временам – Гильгамешу и Энкиду (Соколов, 2015).
Орудия, вроде бы предназначенные для обработки шкур и пошива, – все же лишь косвенное свидетельство существования одежды, ведь шкурами можно, например, крыть чум и стелить постель. Так может, неандертальцы ходили голышом? Вдруг они заново отрастили подшерсток, ведь чего только в эволюции не бывает…
Так бы и гадали несчастные ученые, если бы им не помогли вши. Нет, помогли не тем, что исследователи стали сильнее чесать головы и вычесали оттуда сакральные знания, а своей генетикой. Доблестные биологи, объездив полсвета и собрав соответствующие коллекции, проведя анализы ядерной и митохондриальной ДНК, выяснили, что самые разнообразные вши водятся в Африке, так что паразиты эти сопровождали наших предков от самых основ. Бабуинские вши Pedicinus hamadryas и человеческие разошлись 22,5 млн лет назад, головные Pediculus humanus и лобковые Pthirus pubis расползлись 11,5 млн лет назад, шимпанзиные Pediculus schaeffi и человеческие Pediculus humanus – 5,6 млн лет назад (Reed et al., 2004). Дальше было интереснее: примерно 1,18 млн лет назад возникла особая генетическая линия вшей, ныне сохранившаяся только в Америке. Ясно, что людей там тогда не было. Исследователи выдвинули такое объяснение: примерно в это время Африку покинули Homo erectus, ушедшие далеко на восток и ставшие питекантропами. Они унесли на своих головах докучливых паразитов, которые следующий миллион лет эволюционировали независимо. Однако когда уже сапиенсы расселялись по Евразии, где-то в Азии они столкнулись с реликтовыми эректусами и обогатились от них эндемичными вшами, мало им было своих. Предки индейцев унесли их в Новый Свет, а в Старом они, слава гигиене, вымерли (Reed et al., 2004). Показательно, что “эректоидные” вши, судя по всему, дали всплеск разнообразия около 150 тыс. лет назад. Современные данные позволяют предположить, что их счастливыми владельцами были не только Homo erectus, но и их потомки – денисовцы. Стоило бы исследовать паразитов Новой Гвинеи и Австралии, но пока до них руки не дошли.
На этом история не заканчивается. В Африке вшам хорошо жилось в шевелюрах своих владельцев. Но за пределами тропиков некоторым – самым привередливым и мерзлячим – показалось там неуютно. И вот тут мы подходим к самому интересному – на сцене, то есть в складках изобретенной одежды, появились платяные вши Pediculus humanus corporis (она же Pediculus corporis и она же Pediculus humanus humanus), на головах же остались головные Pediculus humanus capitis. Первые оценки времени этого радостного события были 72±42 тыс. лет назад (Kittler et al., 2003), вскоре они уточнились до 107 тыс. лет назад (Kittler et al., 2004) и, наконец, до интервала 83–170 тыс. лет назад (Toups et al., 2011). А ведь мы знаем, что сапиенсы в это время сидели в Африке и если выходили оттуда, то ненадолго и только до Ближнего Востока. А кто сидел в холоде? Кому сотню тысяч лет назад нужна была одежда? Конечно, неандертальцам! Стало быть, это от них, родимых, кроманьонцы получили новую разновидность паразитов, когда пришли из Африки.
Время не пожалело бóльшую часть вещей, созданных неандертальцами. Однако новые технологии могут открыть новые стороны их жизни, казалось бы скрытые тлением навеки. В четвертом слое разрушенной французской пещеры Абри-дю-Марас с датировкой чуть моложе 90 тыс. лет назад найдены очаги и более 3600 орудий: отщепы, пластины и остроконечники, в основном выполненные в леваллуазской технике. Судя по кремню, неандертальцы приносили материал для изготовления орудий из двух мест, причем одно из них расположено за 10 километров от пещеры, а другое – за рекой. Но не это самое замечательное.
В Абри-дю-Марас тончайшая минеральная корка сохранила на каменных орудиях множество интереснейших микрочастиц. Правда, чтобы обнаружить их, пришлось побороть вековечную археологическую методику и исследовать находки совершенно новым образом. Орудия не мылись, а изымались из слоя вместе с грязью, а в лаборатории тщательно рассматривались под микроскопом. И вот в этой грязи археологам открылись невероятные горизонты (Hardy et al., 2013).
Для начала как на рабочих краях орудий, так и на их тыльных сторонах и на торцах выявились остатки древесины. Надо думать, деревяшки как стругались, так и служили рукоятками.
Шесть небольших каменных наконечников имеют повреждения, как будто ими что-то ударяли. Впрочем, почему “как будто”? Видимо, это были дротики, а скромные размеры позволяют предположить, что их метали, а не тыркали ими, держа в руках. На нескольких из них сохранились микрочастицы древесины, стеблей и кожи – то есть древка, а также веревок и ремешков для крепления.
Мельчайшие фрагменты растительных волокон нашлись на поверхности четырех орудий, еще на восьми – похожие, но спорные структуры. Остатки напоминают прожилки однодольных растений типа тростника. Пять фрагментов волокон перекручены, причем специальные эксперименты показали, что при строгании и сверлении дерева, при очистке и разрезании растений такие завитушки сами собой не образуются. Выходит, неандертальцы вили веревки. Вообще-то идея скрутить из травы некий жгут не такая уж запредельно сложная, но все же доселе никто не предполагал за неандертальцами таких способностей.
К 17 орудиям прилипли частицы волос, кожи, коллагена и костей, из коих три волоса принадлежали кроликам. Охота на ушастиков подтверждается и двумя их костями с надрезками. Три отщепа сохранили остатки птичьих перьев – хищника, утки или гуся и какой-то неведомой птахи.
Не игнорировали неандертальцы и рыбу: к рабочим краям двух отщепов пристало нечто весьма похожее на рыбью чешую, хотя сохранность не позволяет утверждать это уверенно. Впрочем, найденные в слое 167 рыбьих костей и чешуек голавля и окуня говорят сами за себя.
Наконец, на двух орудиях нашлись споры грибов, причем на одном из них – вдоль рабочего края. Видимо, это древнейший известный грибной нож древнейшего грибника.
Таким образом, неандертальцы были не чужды всем видам охоты: кролики, птицы, рыба и грибы – все шло в ход. Согласитесь, новый имидж неандертальцев заметно отличается от привычного образа угрюмого сутулого мясника.
На самом деле технологические достижения неандертальцев были даже бóльшими. В лигнитовой шахте Кенигсау в Германии еще в 1963 г. были обнаружены остатки сезонного охотничьего лагеря, два слоя которого содержат микокские и мустьерские орудия и датированы временем более и около 80 тыс. лет назад (Koller et al., 2001). В каждом из слоев найдено по вытянутому куску березового вара – сгущенного дегтя. На самом древнем комке с одной стороны отпечатан след ретушированного каменного орудия, а с другой – деревянной рукоятки, сохранились даже фрагменты самой деревяшки – отличный пример составного орудия типа каменного топора. Тут же имеется даже отпечаток пальца неандертальца, на котором, впрочем, к великому сожалению дерматоглифистов, не видно пальцевого узора. Но самое главное, что оба куска – не просто смола, надранная с ближайшей елки. Чтобы получить такой деготь, надо сильно постараться. Мы не знаем, как неандертальцы его варили, но химический анализ однозначно указывает, что в Кенигсау найдены образцы древнейшего искусственного материала в мире! Обычно пишется, что первым материалом, не встречающимся в природе, стала керамика – а вот и нет! Неандертальцы обладали химпромом еще восемьдесят тысячелетий назад. В принципе, народные методы дегтеварения не запредельно сложны, но все же подразумевают устройство специальной печи. Такая вот ложка неандертальского дегтя в бочку самомнения сапиенсов.