Когда все закончилось, он прислонил покрытый испариной лоб к ее обнаженному плечу.
— Прости.
— За что? — Филиппа смотрела на него затуманенным взглядом и не понимала, что он имеет в виду.
— За то, что не смог дотерпеть до спальни, — Петр слегка отодвинулся, заглядывая ей в лицо.
— Не смей просить за это прощения, — Филиппа слегка нахмурилась, а он улыбнулся совершенно мальчишеской улыбкой, которая так редко появлялась на его всегда серьезном лице.
— Хорошо, не буду, — он кивнул и помог ей сползти со стола и даже начал поправлять платье, которое, как Филиппа подозревала, было окончательно испорчено. — Ну, давай, рассказывай.
— О чем рассказывать? — тело, охваченное за секунду до этого негой, заметно напряглось, а Петр, заметивший это нахмурился.
— Как съездила.
— Ну-у-у, — протянула Филиппа и опустила взгляд. Да, это будет сложно. И она надеялась, что он не слишком сильно рассердится, когда все узнает.
Глава 11
Сидя в кабинете, наказав предварительно Митьке, что никого сегодня не принимаю, я обдумывал сложившуюся ситуацию. Мне необходимо было остаться наедине с собой на достаточное время, чтобы все как следует обдумать. А обдумать мне было что.
Филиппе, точнее Румянцеву, уполномоченному мною заключать выгодные для Российской империи договора, пришлось очень сильно постараться, ведя окончательные переговоры с королем Испании, тщательно обходя стороной тему приведших к переговорам обстоятельств, о многих нюансах которых этот истерик, склонный к «меланхолии», даже не подозревал. Александру Ивановичу удалось заключить несколько крупных договоров с Испанией, но случилось это только после того, как женщины провели собственные переговоры, проходившие весьма эмоционально, о градусе эмоциональности я могу судить лишь по докладам Румянцева, и наконец-то договорились. Под «женщинами» я подразумеваю Филиппу и Изабеллу. То, что являлось аргументом в этом споре я пока в своих размышлениях не затрагивал, стараясь не думать о случившемся, чтобы снова не сорваться, слишком уж этот аргумент был на мой взгляд специфический. По итогам этих, так называемых переговоров, Испания уступает нам Эквадор в границах меньше нынешних на сто верст по периметру, за исключением береговой линии, за чисто символическую цену в сто рублей. Весьма неплохой результат на мой взгляд. Также Румянцев, воспользовавшись моментом, сумел уговорить короля уступить Российской империи ненужное Испании побережье Северной Америки, а именно, территорию современной мне Калифорнии. Хоть Калифорния и не нужна была Испании, и, насколько помню, они довольно легко расстались с ней, отдав Мексике, мне пришлось раскошелиться на миллион серебряных эскудо, отчего моя жаба едва не выпрыгнула из груди и не схватила меня за горло. Оставалось только ратовать за то, что получу я в перспективе от этих земель несколько больше, чем отдал. К тому же, мое яростное нежелание устраивать разные балы, маскарады и прочие увеселения без значимой причины, строить ледяные дворцы, которые обходились казне чуть меньше, чем реконструкция одного из кремлевских дворцов, и тому подобные развлечения, помогали очень сильно экономить, а, следовательно, вкладывать эти деньги в развитие. К тому же я совершенно не стеснялся использовать конфискованные средства у политических заключенных на нужды империи. Так, например, Калифорнию мне купила Аннушка, приданое которой я честь по чести передал ее новому мужу, а вот то, что у нее осталось в Курляндии было конфисковано в казну. Да и князь Черкасский снова и снова подтверждал свою славу второго царя Мидаса, делая деньги буквально на всем. Так, например, бумажные облигации медленно, но верно вытесняли хождение золота и серебра на территории Российской империи, и это касалось даже иноземных купцов. Ну, тут такое, хочешь торговать в России, а рынок был довольно перспективен, будешь торговать на наших условиях, а условия были таковы, что иноземцам приходилось совершать обмен дважды: сначала золото и серебро переводить в облигации, а затем наоборот, облигации обратно в золото и серебро по совершенно негуманному курсу. И все равно это было выгодно, так что, пыхтели, но меняли, куда деваться-то?
Я вытащил из ящика стола несколько облигаций. Скоро их заменят на другие. Такую систему предложил сам Черкасский — новые облигации, имеющие тот же рисунок, что и предыдущая партия — не выпускались. Войдя в оборот, они постепенно трепались и изымались Монетным двором, из хождения. Таким образом Черкасский пытался избежать фальшивок. Довольно грамотное решение — новыми могли быть лишь облигации, выпущенные Монетным двором одной-единственной партией. Закрыв стол, я встал и подошел к карте, которую уже исчеркал всю вдоль и поперек. Надо бы новую наказать повесить.
Ткнув пальцем в калифорнийский берег, я принялся его разглядывать. Вот здесь, здесь и здесь нужно уже сейчас закладывать порты: я снова посмотрел на те места, где располагались известные мне Лос-Анжелес, Ричмонд и Окленд. Естественно, названия у этих портов, а, соответственно, городов сейчас будут совершенно другими. Скоро там должен пройти Беринг. Он подходит к делу ответственно, и вместе с Козыревским сумеет составить прекрасную карту побережья, а когда они вернутся, я отправлю Козыревского обратно. Он имеет прекрасные лидерские качества, необходимые для первопроходца. Да и не нужно дразнить Синод лишний раз, для которого он как бельмо на глазу. Козыревский — личность неординарная и просто сгноить его в тюрьме или на каторге — это непростительное расточительство, особенно в случае тотального дефицита кадров.
Я провел пальцем по западному побережью обеих Америк. Вот здесь теперь территория, принадлежащая Российскому государству. Я честно ее купил: не аннексировал, не завоевал, а купил, и это дает мне определенные преимущества. Всего лишь сделка, вполне законная, а потому не предусматривающая пересмотра.
Также мне в качестве бонуса отдавали Галапагосские острова. Ну, я понимаю испанцев. Чтобы их как-то использовать, нужно сначала пиратов оттуда выбить. Занятие, которое можно назвать бесполезным, потому что бороться с пиратами, почти то же самое, что бороться с тараканами, все равно откуда-то наползут, чаще всего от соседей. Но это уже проблема Долгорукого. Формальности я утряс, а ежели он хочет там нормально устроиться, то проявит все свои знания и умения на полную мощность, дабы жизнь эта была приятной во всех смыслах. Уж фантазии и упорства Ваньке не занимать, одна афера с поддельным завещанием чего стоит.
Правда, теперь Долгорукого нужно было еще дождаться. Он составил компанию Петьке Шереметьеву, отправившемуся к казачьему атаману Лопатину Андрею Ивановичу.
Гонец утром принес весть, что Барятинскому удалось воспользоваться отсутствием большей части крымского войска во главе с ханом и занять Перекоп, и теперь он там ожидал Ласси. Шереметьева и Долгорукого в составе армии не было, они уже отделились, направляясь со взводом драгун к Лопатину, и известий от них я не получал давно. Настолько давно, что уже начинал нервничать.
Трубецкой зарылся по уши, пытаясь разгрести сложные взаимоотношения шляхты с окружающим миром. Отношения эти настолько радовали Никиту Юрьевича, что он дважды прислал уже письма-отчеты, в которых проскальзывали нецензурные выражения, которые он от переполнявших его чувств был не в силах даже затереть. Хорошо еще, что самая непримиримая часть его новых подопечных либо осталась, либо ушла к Варшаве и западнее, на земли, которые сейчас принадлежали Пруссии, согласно Варшавскому договору.
И лишь Фридрих гордо шел по Финляндии, неторопливым шагом, забирая все больше и больше территорий, которые, если честно и не сопротивлялись особо, потому что защищать их было некому. Думаю, такими темпами к зиме можно объявлять бывшее Финское княжество Финской губернией, не дожидаясь подписания мирного договора, и ставить генерал-губернатором Фридриха. По размерам эта территория будет как бы не побольше не доставшейся ему Пруссии; от начальства, то бишь от меня далеко, живи — не хочу. Пускай на флейтах для своей польской шлюшки играет, и проводит испытания своих в большинстве своем разумных теорий в полевых условиях. Я же собираюсь вместе с генерал-губернаторством предоставить ему полную свободу действий в качестве внедрения нововведений, как он их видит. Это будет своеобразный полигон, потому что, сдается мне, что в отсутствие бесконечных войн и дележа чьих-то наследств, Фридрих способен на еще более грамотные и весьма своевременные реформы, чем те, коими он славился в моем мире. Ну а я буду запрашивать отчеты, посылать проверяющих время от времени и, если меня что-то заинтересует, то это вполне можно попробовать внедрить в практику во всей Российской империи.
Я вздохнул. В моей жизни и правлении наступил тот момент, когда дел наваливалось столько, что они грозили погрести меня под собой. Я элементарно не успевал за постоянно меняющейся обстановкой. И сейчас, когда, наконец-то начали появляться способные и талантливые люди, способные проявить себя на управленческой стезе, я начал задумываться о создании какого-нибудь законодательного органа. При этом Парламент меня категорически не устраивал, так же как различные Думы. Я вовсе не был шовинистом, но никогда не считал, что кухарка может чем-то управлять, кроме своей кухни. И то, чаще всего, лучшие кухни находятся под руководством шеф-поваров, а вовсе не кухарок. Наиболее оптимально было бы создать нечто достаточно компактное на основе Императорской канцелярии, с введением званий титулярных советников — мне просто нравилось, как это звучит. Вот эти самые титулярные советники и составят законодательный кабинет. Проекты законов они будут составлять для различных ситуаций, которые им будет определять Кабинет министров и лично император, а затем представлять эти проекты на заседаниях Кабинета министров в присутствии императора. Тут же будут вноситься поправки и на следующем заседании процедура повторится. Когда будут учтены все нюансы, вот тогда законы будут переписаны набело, пропечатаны в газете и вступят в силу. Как по мне, то это была бы пока оптимальная система. Исключающая то, что я наблюдал, причем неоднократно. Большинством голосов примут какую-нибудь ересь, иногда даже не читая, а потом начинают поправки вносить. Нет, чтобы один раз все разобрать как следует по пунктам, и больше к этим вопросам не возвращаться. Нет же. Надо обязательно создать трудности, чтобы их потом героически преодолевать. А самый главный парадокс, прямо-таки вишенка на торте: те многолюдные, неповоротливые структуры, которые я не хотел возрождать просто категорически, забывали, причем очень часто отменять действие предыдущего закона, и однажды наступал момент, когда два этих закона, старый, который все еще был действителен и новый, вступали в конфликт противоречий, потому что они чаще всего противоречили друг другу. Веселуха от этого обычно прет такая, что даже в сказке не сказать. Конечно, кому-то такое положение дел возможно доставляет определенное извращенное удовольствие, но мне — нет. Поэтому я рискну сделать так, как планирую, тем более, что список кандидатов в титулярные советники уже готов, и скоро я выдвину его на обсуждение Кабинета министров.