самом начале романа «Преступление и наказание». Мы это уже видели на некоторых примерах; теперь можно этот ряд продолжить.
Раздражительность заставила Тентетникова обращать внимание на «все те мелочи», которые он прежде не замечал. В начале «Преступления и наказания» эта тема становится выделенной, особенно важной. Как говорит Раскольников по поводу своей слишком приметной шляпы: «Вот эдакая какая-нибудь глупость, какая-нибудь пошлейшая мелочь, весь замысел может испортить (…) Мелочи, мелочи главное!». Можно было бы и не сводить вместе «мелочи» Гоголя и Достоевского, если бы не подготавливающий или окружающий их фон, а именно то, что именно произвело «дух раздражительности» и в Раскольникове, и в Тентетникове.
Раскольников стал обращать внимание на мелочи только тогда, когда задумал свое дело, продиктованное во многом его состоянием – нервами и раздражительностью. В явлении злодейского плана важным было само чувство, ощущение, которое испытал Раскольников, увидев старуху-процентщицу: «с первого же взгляда, еще ничего не зная о ней особенного, почувствовал к ней непреодолимое отвращение». Нечто похожее и в настроении Тентетникова; калибр поменьше, но направление чувства то же самое. Тентетников испытывал к своему начальнику, то есть к человеку, олицетворявшему для него несправедливость общественного устройства, «отвращение нервическое и хотел ему зла». Он даже доискивался ссоры с ним «с каким-то особым наслаждением и в том преуспел». Похожим образом действует и Раскольников, когда оказывается в конторе и «скандализирует» тамошнюю обстановку: если вспомнить о его поведении, то нужно сказать, что действует он довольно грубо.
В наследовании текста нет жестких правил, поэтому «мелочи» из одного текста могут быть осмыслены иначе в тексте другом[15]. Возможно даже переворачивание смысла того или иного мотива, но при сохранении самого этого мотива. У Гоголя «негодование против общества» завершает карьеру Тентетникова, у Достоевского, напротив, открывает «карьеру» Раскольникова. Дело даже не в сравнении деталей из двух взятых нами сочинений, а в статусе деталей исходного текста. Здесь – деталь, упоминание, мелочь; в тексте же ему наследующем – то же самое, но уже выросшее в мотив, тему, сюжет. Другое дело, что Тентетников «негодовал» против государственного устройства, будучи (некоторое время) членом «тайного общества», а Раскольников действовал в одиночку.
В первой главе второго тома гоголевской поэмы рассказывается про некое «филантропическое общество», целью которого было «доставить прочное счастие всему человечеству». В «тайное общество» Тентетникова «затянули его два приятеля, принадлежавшие к классу огорченных людей, добрые люди, но которые, от частых тостов во имя науки, просвещения и будущих одолжений человечеству, сделались потом формальными пьяницами. Тентетников скоро спохватился и выбыл из этого круга. Но общество успело уже запутаться в каких-то других действиях, даже не совсем приличных дворянину, так что потом завязались дела и с полицией».
И. Золотусский по этому поводу пишет: «Не рискнем утверждать, что Гоголь изобразил здесь кружок Петрашевского, но некоторые совпадения в составе участников и в программе “общества” и кружка налицо (…) Цель “общества” – доставить счастье всему человечеству – цель учения Фурье. А именно этим учением был “опьянен” руководитель кружка Петрашевский, а одно время и Федор Михайлович Достоевский (…) Нельзя не учесть того, что второй том “Мертвых душ” создавался как раз в конце 1840-х – начале 1850-х гг., когда арест петрашевцев, а затем и суд над ними (1849) сделались предметом разговоров в обеих столицах»[16]. И.Золотусский не сравнивает Тентетникова с Раскольниковым, однако в нашем случае важно то, что сама тема возмущения персонажа против государственного устройства – общая. У Гоголя речь идет о целом «тайном обществе» – отсюда и соответствующий масштаб: забота обо всем человечестве. В романе Достоевского, где действует одиночка, – масштаб тоже присутствует, но все же поменьше. Из начала шестой главы: «Сто, тысячу добрых дел и начинаний, которые можно устроить и поправить на старухины деньги, обреченные в монастырь! Сотни, тысячи, может быть, существований, направленных на дорогу; десятки семейств, спасенных от нищеты, от разложения, от гибели, от разврата, от венерических больниц…». Сравнивая два этих описания, можно сказать, что юный, неопределившийся пока еще в жизни Тентетников мыслит в том же направлении, что и уже «дозревший» до настоящего дела Раскольников.
Как и в случае с сопоставлением Тентетникова и Обломова, та же разница в объемах: то, что сказано Гоголем о «бунте» Тентетникова в нескольких предложениях, у Достоевского вырастает во многие страницы описания замыслов и переживаний Раскольникова. И если перебрать в уме всех заметных персонажей Гоголя и Достоевского, то – наряду с Чартковым – ближе всех друг к другу окажутся Тентетников и Раскольников. Ближе не в состоявшейся, прописанной судьбе, а в ее истоке, в начале, в самой возможности движения характера именно в эту сторону.
Конечно, не все одинаково в характерах Тентетникова и Раскольникова. Первый превратился в обленившегося помещика, второй – взял в руки топор. Обобщая ситуацию, можно сказать, что в герое «Преступления и наказания» есть именно развитие, переосмысление того, что деталями явилось в портрете персонажа из второго тома «Мертвых душ». И если это так, то и от Тентетникова в том числе, – персонажа в русской литературе не очень известного – тянутся смысловые ниточки к знаменитому герою «Преступления и Наказания» – Родиону Романовичу Раскольникову.
Если сравнить между собой фамилии героя Достоевского и героя Гоголя, то в них также обнаруживается некоторое – хотя и условное – сходство. У Гоголя нет более фамилий, похожих на фамилию «Тентетников», у Достоевского – на фамилию «Раскольников». Обе фамилии четырехсложные, обе заканчиваются пятью одинаковыми буквами. Что же касается первой части фамилии, то здесь сходство имеет не буквенный, не звуковой, а смысловой характер (хотя к звуку это и имеет определенное отношение).
Герой «Преступления и наказания» более всего связан с двумя вещами, ставшими его своего рода эмблемами. Это топор и колокольчик, которые составляют символическую пару и связаны друг с другом, не только символически, но и фактически: топором ударяют, в колокол ударяют (см. «тело» колокола). Раскольников звонит в колокольчик особым образом, звонит многократно и громко («в колокольчик стал звонить, мало не оборвал»), затем специально приходит после убийства, чтобы еще раз позвонить (звонил с особым болезненным наслаждением). Раскольников тот, кто рас-калывает: смысл «рас-калывания» в данном случае может быть отнесен и к удару топором по голове и к самому колокольчику, в который тоже надо ударить, чтобы он зазвонил. За колокольчиком же слышны удары церковного колокола, с его ободряющими смыслами и надеждой на восстановление падшего человека. Иначе говоря, звон – колокольчика или колокола – так или иначе примешивается к фамилии героя «Преступления и наказания»; думая о Раскольникове, мы невольно слышим и этот звук, за которым последовало убийство и раскаяние в содеянном преступлении.
Если держаться предположения о том, что кое-что из Тентетникова перешло в Раскольникова, то и первая часть его фамилии приобретает еще одно смысловое измерение. Тен-тет-ников. В русском языке словосочетания «тен-тен», или «тень-тень» (а ближе к этой фамилии ничего не подберешь), означают «звон», а глагол «тенькать», как пишет B. И. Даль, – «звонить, бреньчать, по(пере) званивать», «тень-тень» – «звон колокольчика»[17]. Таким образом, в фамилии «Раскольников» можно расслышать отзвук фамилии гоголевского персонажа: слабое «теньканье» перерастает здесь в грозные раскалывающие удары.
Скорее всего, я не взялся бы за эти заметки, если бы не одна фраза, с которой, собственно, и началось движение в избранном направлении и появились все те детали и соображения, которые были изложены выше. Фраза эта, как бывает в таких случаях, запоминающаяся, выделенная, до известной степени эмблематическая.
В «Преступлении и наказании» есть эпизод в трактире, где Раскольникову под звук бильярдных ударов впервые приходит мысль об убийстве и ограблении. «Странная мысль наклевывалась в его голове, как из яйца цыпленок, и очень, очень занимала его».
А вот – Тентетников, который только что проводил Чичикова, озадачившего его разговорами о «мертвых душах»: «Обрывки чего-то, похожие на мысли, концы и хвостики мыслей лезли и отовсюду наклевывались к нему в голову».
Еще в том же духе. Тентетников: «Возмущение нервическое обдало его всеми чувствами (…) То садился на диван, то подходил к окну, то принимался за книгу, то хотел мыслить. Безуспешное хотенье! Мысль не лезла к нему в голову…».
Похожее состояние нервического возмущения у Раскольникова: «Клочки, обрывки каких-то мыслей так и кишели в его голове, но он ни одной не мог схватить, ни на одной не мог остановиться, несмотря даже на усилия».
Приведенные цитаты, как кажется, говорят сами за себя. Настрой общий, да и способ описания похожий: в одном случае были «концы и хвостики мыслей», в другом – «клочки, обрывки каких-то мыслей». Поддерживается все это и общим фоном «Преступления и наказания», где тема мыслей, смешивающихся, кружащихся («все мысли его кружились»), тема мысли странной и настойчивой представлена во всей полноте. Раскольников ощущал в себе «странную мысль»; у Тентетникова – то же самое. «Странное состояние» – подумал он, размышляя над чичиковским предложением. «Странный» – одно из важнейших слов Достоевского[18]