Пока Раскольников обдумывал свою «занятную» мысль и слушал разговор студента с офицером, рядом играли на бильярде. Слово только упомянуто, однако встающая за ним картина весьма выразительна и символична. Если обратить внимание на то, как устроена игра на биллиарде, какова сама форма этой игры, то выяснится, что главное здесь – это сильные удары, которые наносятся деревянным кием по костяным шарам. Если прибавить к сказанному, что на конце деревянной части кия находится костяной или металлический наконечник, то сравнение с топором как двусоставным (дерево, металл) инструментом будет еще более обоснованным. Игра на биллиарде – это жесткие, агрессивные удары по костяным шарам, заставляющие их метаться в пределах очерченного стенками прямоугольника.
Можно сказать, что как и в случае с «закладом», являвшимся своего рода макетом готовящегося убийства, похожую роль играет и бильярд. Это также уменьшенный, свернутый сюжет будущего ужасного события.
Автор уже знает, как будет убита старуха, и отзвуки этого знания звучат в предваряющих убийство жестких ударах кия по кости.
Читатель еще не знает, как будет обстоять дело, однако обстоятельства, при которых в Раскольникове зародилась идея убийства, он держит в памяти и благодаря этому подходит к сцене убийства в каком-то смысле «подготовленным», снабженным предварительным «знанием» о том, как будет обстоять дело.
«Раскольников был в чрезвычайном волнении. Конечно, все это были самые обыкновенные и самые частые, не раз уже слышанные им, в других только формах и на другие темы, молодые разговоры и мысли. Но почему именно теперь пришлось ему выслушать именно такой разговор и такие мысли, когда в собственной голове его только что зародились… такие же точно мысли? И почему именно сейчас, как только он вынес зародыш своей мысли от старухи, как раз и попадает он на разговор о старухе?.. Странным всегда казалось ему это совпадение. Этот ничтожный, трактирный разговор имел чрезвычайное на него влияние при дальнейшем развитии дела: как будто действительно было тут какое-то предопределенное указание…».
Последние слова могут послужить иллюстрацией ко всему, о чем шла речь выше: малое, «ничтожное» может иметь «чрезвычайное» значение в дальнейшем. Мысль об убийстве, которая «наклевывалась, как из яйца цыпленок» (то есть раскалывая костяную круглую скорлупу), в сочетании со звучащими рядом ударами кия по круглым костяным шарам, в конечном счете, вырастает в сцену убийства, где есть и круглая костяная голова и ее раскалывание. Темой биллиарда эпизод и заканчивается: студент и офицер встают из-за столика, чтобы приняться за новую партию.
Итак, Раскольников – это тот, кто раскалывает головы топором.
«О том, что дело надо сделать топором, решено им было уже давно. У него был еще складной садовый ножик; но на нож, и особенно на свои силы, он не надеялся, а потому и остановился на топоре окончательно». Как в пословице: «Непочто с ножом, где топор заложен».
Важно и то, что топор Раскольников взял совсем не тот, что собирался – не с кухни, а из полуподземной каморки дворника. В символическом смысле это топор подложный, бесовской («Не рассудок, так бес!»), и сам делает работу за Раскольникова: он поднял топор машинально, «Силы его тут как бы не было…». А когда топор с обуха переворачивается и рубит голову острием, можно казать, что он осознает себя, свою силу и назначение.
И еще о «закладе» и пролившейся крови. Неожиданным образом сходятся, перекликаются между собой раскольниковский заклад и жертва, заклание которой должно стать залогом лучшего «устроения» общества. Собственно, все уже и сказано, остается только подробнее расписать спрятанные внутри слов смыслы. У Даля находим важное словосочетание, имеющее прямое отношение к описанному в романе преступлению. «Заклать жертвенная» – так называется «комнатка, место или простор, где совершается жертвоприношение». О «просторе» речь в данном случае не идет, а вот «комнатка» – в самый раз. Убийство старухи, а затем и Лизаветы носит жертвенно-ритуальный характер, поскольку должно лечь в основу того «здания» справедливости, которое собирается возвести Раскольников. Слово «жертва» в разговоре с Порфирием Петровичем произносит и сам Раскольников, когда речь заходит о муках совести преступника: «Пусть страдает, если жаль жертву…».
Но если сказано «жертва», то в пару к ней идет и слово «заклание», то есть фактически «закалывание» – убийство острым, режущим предметом. В случае Раскольникова, отказавшегося от ножа в пользу топора, за-калывание оборачивается рас-калыванием. А звучание слов «заклание» и «заклать жертвенная» начинает сливаться со словом «заклад», который лежал в основе всего этого чудовищного проекта. И хотя слова эти сходны между собой лишь фонетически, на уровне смысловых связей, тем более, связей интуитивных, неосознаваемых, этого сходства оказывается достаточным, чтобы установить между ними символическую связь. Трудно сказать, знал ли Достоевский (помимо определенно ему знакомой «заклати жертвенной) словосочетание «закладная жертва», которое стало широко использоваться позднее, но и без этого видно, что уже в самом слове «заклад», а не только в описании его устройства, содержится намек на будущую «закладную жертву». Так что серебряная папиросочница Раскольникова с самого начала обагрена кровью тех, чья смерть должна лечь закладным камнем в здание общественного благоустройства. В этом смысле (смысле «строительства») «заклад» оказался весьма подходящей вещью. Для Достоевского он был символом топора, а топор, в свою очередь, – не что иное, как главный строительный инструмент. Другое дело, что Раскольников, собираясь «строить» счастливое будущее, использует топор не по назначению, он не созидает, а убивает. Смысл «строительства» при обсуждении этой темы будущего счастья вообще важен для Достоевского, что хорошо видно, например, в «Братьях Карамазовых», где Иван, говоря о «здании судьбы» для осчастливленного человечества и слезинке замученного ребенка (закладной жертве), постоянно прибегает к метафоре стройки, строительства.
Эта же тема звучит и в разговоре, который Раскольников слышит в трактире: офицер и студент говорят о том, что тысячу добрых дел и начинаний «можно устроить и поправить на старухины деньги, обреченные в монастырь». И «устроить», и «поправить» – слова близкие к строительному делу: слово «устроить» говорит само за себя, «поправить» – в числе первых значений числит значения: «починить» дом, крышу, забор.
В реальной практике «устроение» здания предполагало возведение вокруг него лесов, на вершине которых обычно закреплялся «закладной крест». Он – как цель, к которой постепенно тянется вверх вся постройка. Таким образом, тесемка и нитка, обвязавшие «заклад» крест-накрест, отозвались не только в крестах на груди убитой старухи, но и в этой символической подробности. Упоминавшийся же выше «монастырь» («деньги, обреченные в монастырь»), то есть все тот же крест, делает картину связанных друг с другом смысловых линий еще более объемной и сложной.
От «заклада» Раскольникова – один шаг к «кладу», который он устроил под большим камнем во дворе дома на Вознесенском проспекте. Заклад и клад – слова однокоренные, и их родство не могло не сказаться на выборе Достоевского, умевшего расставлять «нужные» слова в «нужных» местах. Заклад – в начале предприятия, клад – в финале. Заклад Раскольников несет наверх в комнату старухи, клад прячет в землю (собственно, и сам заклад был сделан из «земли», из сора, который Раскольников подобрал во дворе).
До клада еще далеко, а намеки на на него уже появляются. Только-только совершено преступление, Раскольников спит в своей комнатке, куда приходит Настасья: «Ишь, лохмотьев каких набрал и спит с ними, ровно с кладом». И затем в разговоре с Порфирием Петровичем: «А может, я где-нибудь клад нашел, а ты не знаешь? Вот я вчера и расщедрился… Вон господин Заметов знает, что я клад нашел» (часть 3, гл. 5).
Клад, спрятанный под камнем во дворе дома по Вознесенскому проспекту, не менее символичен, чем раскольниковский заклад. Он тоже устроен определенным образом, устроен так, что смысловые нити его устройства тянутся в разные стороны и проходят через все пространство романа. Раскольников «схоронил» деньги под камнем, а затем указал это место следователю и таким образом вывел схороненное наружу. Если говорить о параллелях, то на первом месте здесь – евангельский эпизод с Лазарем. Соня читала: «То была пещера, и камень лежал на ней». У Раскольникова, когда он прятал деньги, тоже была «пещера» – небольшое углубление, которое он вырыл в земле, и настоящий камень, чтобы его прикрыть. Про Лазаря сказано, что он «уже смердит». Про деньги под камнем – что они «чрезвычайно попортились», то есть в метафорическом смысле умерли. «Схоронены концы!» – подумал Раскольников, и в этой мысли самое главное: Раскольников не столько спрятал деньги, сколько предал их земле. Иисус сказал: «отнимите камень», чтобы Лазарь мог выйти наружу. Раскольников своим признанием указывает на камень, и таким образом его «отнимает», выводя затлевшие деньги наружу. Вместе с этим он отодвигает и давивший на него камень вины, открывая возможность пути наверх, на вольный воздух.
В эпилоге романа «заклад» и «клад» под камнем снова оказываются рядом друг с другом. В кратком описании действий Раскольникова сначала упоминается заклад, а затем камень во дворе дома на Вознесенском. Слово «заклад» – единственное в первой части эпилога – Достоевский выделяет курсивом, что еще раз показывает то, какое значение он придавал этому предмету. Раскольников «рассказал до последней черты весь процесс убийства: разъяснил тайну заклада (деревянной дощечки с металлическою полоской), который оказался у убитой старухи в руках».
Вот в чем дело! Важная подробность объявляет себя лишь в самом конце повествования. Оказывается, необъяснимой тайной для полиции был странный предмет, который старуха сжимала в руках, и следователи никогда не узнали бы, что это такое, если бы не признание Раскольникова. Читатель же, познакомившийся с описанием «заклада» еще в самом начале романа, конечно, не так озадачен. Он хорошо знает, что это за «вещица», однако особенного значения этому не придает, хотя, как я пытался показать, его осведомленность поможет ему острее пережить будущие события. Вложенные в «заклад» смыслы застревают в голове читателя, даже не подозревающего о том, что они производят в нем свою тайную работу и подводят, приуготавливают его к сцене убийства и к тому, что случится позже.