[406] от 29 августа 1878 г., Юлии Федоровне Абаза[407] от 15.06.1880 г., а также некоему Грищенко от 28 февраля 1878 г.
В письме Пуциковичу, в то время уже состоявшему редактором «Гражданина», говоря об убийстве Мезенцева[408], и о том, «что убийц Мезенцова так и не разыскали и что наверно это нигилятина», Достоевский далее пишет:
Ваш анекдот о том, как Вы послали Мезенцову анонимное письмо одесских социалистов, грозивших Вам смертию за то, что Вы против социализма пишете, — верх оригинальности. Вам ничего ровно не ответили, и письмо Ваше кануло в вечность — так, так! Кстати, убедятся ли они наконец, сколько в этой нигилятине орудует (по моему наблюдению) жидков, а может, и поляков. Сколько разных жидков было еще на Казанской площади, затем жидки по одесской истории. Одесса, город жидов, оказывается центром нашего воюющего социализма. В Европе то же явление: жиды страшно участвуют в социализме, а уже о Лассалях, Карлах Марксах и не говорю. И попятно: жиду весь выигрыш от всякого радикального потрясения и переворота в государстве, потому что сам-то он status in statu, составляет свою общину, которая никогда ие потрясется, а лишь выиграет от всякого ослабления всего того, что не жиды [ДФМ-ПСС. Т. 30. Кн. 1. С. 43].
Примечательным в этом тексте является тот факт, что в представлении Достоевского перешедший еще в 13-летнем возрасте в протестантизм Карл Маркс, тем не менее, все равно оставался «жидом». Это опять-таки свидетельствует о вполне «расовом» т. е. не «по вере», а «по крови» (как и у фон Трейчке и др. выразителей идеологии «крови и почвы» — см. Гл. V), отношении писателя к еврейству в целом.
Тезис о «status in statu» (лат.), т. е. «государстве в государстве», которое якобы образовывало еврейство, обитая в среде другого народа, является своего рода «идеей фикс» Достоевского, которую, как будет показано ниже, он навязчиво заявляет во всех своих высказываниях касательно «еврейского вопроса».
В письме к Юлии Абаза Достоевский критически высказывается по поводу прочитанного им ее рассказа.
Я <…> решаюсь теперь написать Вам мое суждение, хотя и вперед знаю, как оно будет Вам неприятно. <…> Дело в том, что рассказ у Вас веден хорошо и оригинально, хотя слишком уже безыскусственно. А главное, что есть мысль — хорошая и глубокая мысль. Но боже, как Вы ее невозможно провели! Мысль эта, что породы людей, получивших первоначальную идею от своих основателей и подчиняясь ей исключительно в продолжение нескольких поколений, впоследствии должны необходимо выродиться в нечто особливое от человечества, как от целого, и даже, при лучших условиях, в нечто враждебное человечеству, как целому, — мысль эта верна и глубока. Таковы, например, евреи, начиная с Авраама и до наших дней, когда они обратились в жидов. Христос (кроме его остального значения) был поправкою этой идеи, расширив ее в всечеловечность. Но евреи не захотели поправки, остались во всей своей прежней узости и прямолинейности, а потому вместо всечеловечности обратились во врагов человечества, отрицая всех, кроме себя, и действительно теперь остаются носителями антихриста, и, уж конечно, восторжествуют на некоторое время. Это так очевидно, что спорить нельзя: они ломятся, они идут, они же заполонили всю Европу; всё эгоистическое, всё враждебное человечеству, все дурные страсти человечества — за них, как им не восторжествовать на гибель миру!»
<…> У Вас та же идея. Но Ваш потомок ужасного и греховного рода изображен невозможно. Надо было дать ему страдание лишь нравственное, сознание, кончить, сделав из него кого-нибудь в образе Алексея человека божия или Марии Египетской[409], победившей кровь свою и род свой страданием неслыханным. А Вы, напротив, выдумываете нечто грубо-физическое, какую-то льдину вместо сердца.
<…> Итак, вот Вам мое суждение. Повесть Вашу никто, ни одна редакция не напечатает — тем и отвечаю на второй Ваш вопрос. В заключение же вот мой совет: не оставляйте прекрасной (и полезнейшей идеи), разработайте ее снова и переделайте Вашу повесть радикально, всю, с самого начала. Дайте ему страдание духовное, дайте осмысление своего греха, как целого поколения, приставьте, хоть и схимника, но непременно и женщину — и заставьте его сознательно пойти на страдание за всех предков своих, и за всех и вся, чтоб искупить грех людской. Мысль великая, если б только у Вас достало художественности! А то что льдинка-то? Извините за правду. Но ведь правду эту я считаю правдой, а Вы можете со мною не согласиться. Во всяком случае мне трудно было высказать ее, чтоб Вас не обидеть, и вот почему я отдалял ответ мой к Вам со дня на день. Рукопись Вашу я давно уже передал тем, которые мне ее доставили.
Не рассердитесь на меня, сохраните Ваши добрые ко мне чувства и примите уверение в самом искреннем моем уважении.
Ф. Достоевский [ДФМ-ПСС. Т. 30. Кн. 1. С. 191–193].
Заявляемая в этом письме Достоевским точка зрения о евреях, как племени «врагов человечества», «носителей антихриста», которое выражают собой «всё эгоистическое, всё враждебное человечеству, все дурные страсти человечества», — «жидов», которые «ломятся, <…> идут, <…> заполонили всю Европу» и, «уж конечно, восторжествуют на некоторое время, <…> на гибель миру» — может, с позиции клинической психиатрии, характеризоваться как синдром маниакально-навязчивого состояния. Однако на самом деле она является типичной декларацией из арсенала кондового христианского антисемитизма. Будучи же высказано в интимном обращении, эта сентенция Достоевского не может интерпретироваться иначе, как его глубокое личное убеждение.
Столь же глубинной, судя по всему, являлась его враждебность к появлению евреев на русской литературно-общественной сцене. Изо всех русских писателей «1-го ряда» второй половины XIX в., пожалуй, лишь Достоевский может претендовать на роль первооткрывателя темы «еврейского засилья» в русской литературе. С его легкой руки эта тема стает непременной составляющей публикаций в российской правоконсервативной — в первую очередь, конечно, в суворинской газете «Новое время», где ее очень активно и скандалезно муссировал Владимир Буренин. В письме к некоему Николаю Грищенко Достоевский формулирует главные тезисы темы «еврейского засилья» и вдобавок, самым парадоксальным образом, обвиняет «отсталых либералов» в ретроградстве. В его представлении заступничество за жида «было и ново, и либерально, и потребно <…> в XVIII столетии», когда русские угнетали евреев, а теперь якобы все наоборот — «жид торжествует и гнетет русского». Либералы же не желают сей факт признать, причем исключительно из «ненависти к христианству» (sic!).
… Да многие не верят теперь литературе, то есть ее искренности, и ожидают чего-то нового, а те-то и не примечают ничего. Вы вот жалуетесь на жидов в Черниговской губернии, а у нас здесь в литературе уже множество изданий, газет и журналов издается на жидовские деньги жидами (которых прибывает в литературу всё больше и больше), и только редакторы, нанятые жидами, подписывают газету или журнал русскими именами — вот и всё в них русского. Я думаю, что это только еще начало, но что жиды захватят гораздо еще больший круг действий в литературе; а уже до жизни, до явлений текущей действительности я не касаюсь: жид распространяется с ужасающею быстротою. А ведь жид и его кагал — это всё равно, что заговор против русских!
Есть много старых, уже седых либералов, никогда не любивших Россию, даже ненавидевших ее за ее «варварство», и убежденных в душе, что они любят и Россию, и народ. Всё это люди отвлеченные, из тех, у которых всё образование и европейничанье состоит в том, чтоб «ужасно любить человечество», но лишь вообще. Если же человечество воплотится в человека, в лицо, то они не могут даже стерпеть это лицо, стоять подле него не могут из отвращения к нему. Отчасти так же у них и с нациями: человечество любят, но если оно заявляет себя в потребностях, в нуждах и мольбах нации, то считают это предрассудком, отсталостью, шовинизмом. Это всё люди отвлеченные, им не больно, и проживают они в сущности в невозмутимом спокойствии, как бы ни горячились они в своих писаниях. Редакция «Слова» это отсталые либералы, совершенно не замечающие, что они давно уже выжили свое время, что они отжили, и ненавидящие всё новое и свежее по инстинкту. Да и ничего они в новом, текущем и грядущем и понять не могут. Заступаются они за жидов, во-первых, потому, что когда-то (в XVIII столетии) это было и ново, и либерально, и потребно. Какое им дело, что теперь жид торжествует и гнетет русского? Для них всё еще русский гнетет жида. А главное, тут вера: это из ненависти к христианству они так полюбили жида; и заметьте: жид тут у них не нация, защищают они его потому только, что в других к жиду подозревают национальное отвращение и ненависть. Следовательно, карают других, как нацию [ДФМ-ПСС. Т. 30. Кн. 1. С. 8–9][410].
У некоторых исследователей, см. например, [РУБЛЕВ], подлинность публикуемых текстов переписки Достоевского и Грищенко вызывает сомнение, в том числе и по причине их тенденциозного искажения при перепечатке или цитировании в антисемитской прессе. Однако в примечании к письму Н. Е. Грищенко за № 729 в Полном собрании сочинений Ф. М. Достоевского, выпущенном под наблюдением крупнейшего авторитета в области достоевсковедения академика Г. М. Фридлендера, никаких сомнений насчет подлинности этих писем не высказывается, — см. [ФМД-ПСС. Т. 30. Кн. 1. С. 263].
В примечании также приводится текст письма Н. Е. Грищенко Достоевскому от 16 февраля 1878 г.:
Многоуважаемый Федор Михайлович! Не бывши подписчиком Вашего «Дневника писателя», я имел возможность постоянно читать его, и теперь, прочитавши последний выпуск Вашего издания, осмеливаюсь принести Вам свое глубокое сожаление по поводу прекращения издания «Дневника» и, вместе с тем, благодарить Вас за то удовольствие, ту пользу, которую принес «Дневник» многим его читателям. Зная из «Дневника», что Вы ведете с подписчиками переписку, я почтительнейше прошу Вас позволить и мне как читателю, глубоко уважающему автора «Дневника», обращаться иногда к Вам с своими сомнениями, вопросами, которые возбуждаются жизненно и удовлетворительного решения которых трудно найти как в окружающей среде, так и в повременной литературе, долженствующей быть руководительницею и советчицею общества. Но чему может научить наша современная пресса? В ком из представителей ее можно найти ум, знание, а главное, искренность? Зато сколько отвратительных явлений представляет периодическая печать! Что означает, например, история студентов евреев