Вы пять лет ждали, Федор Михайлович, пока прочли, что евреи, «которых так много на свете», набросились на негров. Вы ждали?! Да что удивительного в том, что Вы прочли, наконец? Подобно тому к<а>к Вы ждали, ждали и ждали, ждут и другие. Они ждут, ждут, не дождутся, так сами пишут: «что, дескать, не могу? Это так трудно?» Да и раздолье какое: жидов обругают, деньжонки получат, Суворин встретит с распростертыми объятиями, шутка ли! О, пусть я увлекаюсь, пусть я преувеличиваю, пусть я не имею права усомниться в абсолютной честности некоторых из наших деятелей и газетных редакторов; но отчего же не преувеличивать немного и мне? Я ведь не общественный деятель, мои слова не имеют значения, они ничтожны даже и тогда, если бы я решилась вручить в руки правосудия не только слова, но и жизнь мою за это дело (еврейское дело).
Вы говорите, что слово «все» что-нибудь да значит; полноте, да какое же это «все»? Разве Россия составляет весь мир? А европейские державы в настоящее время? И русский даже народ, который, как Вы сами утверждаете, относится к ним гораздо сердечнее? а те, которым не дают говорить правду? Разве все они ничто? Вы делаете предположение о том, что было бы, если бы евреи были господствующими, а русские подчиненными. Я не стану спорить с Вами о том «что было бы»; но ведь не погладили бы Вы их тогда по головке, не похвалили бы; да и зачем спорить о том, что «было бы»? Дело идет о настоящем, о насущном. Вы утверждаете, что если у русских много предрассудков, то у евреев их еще больше? Пусть, но ведь Россия мать настоящих евреев; кому же, как не ей, заботиться об искоренении этих недостатков? Кому как не ей искоренять их, и притом не бичом, который приносит еще больший вред, а лаской, гуманными, человечными средствами?
Точно Вы не знаете, что в то время, когда отдельная личность должна и может ответить за себя (и то, совсем ли? «Богаты мы, едва из колыбели, ошибками отцов и поздним их умом»), характер целого народа непременно обусловливается историческим строем его жизни. «Подумаешь, не они царят в Европе, не они управляют там биржами, хотя бы только, а стало быть, политикой, внутренними делами, нравственностью государств». Нет, они управляют в Европе политикой и т. п. делами не потому, что управляют биржами. К тому же это ведь в Европе, а европейские евреи и не жалуются Вам. Если евреи и в России управляют биржами и подобными делами, то те, которые пишут Вам (я не говорю, что только те), может быть, об этом-то именно и скорбят. Ваш корреспондент, Вы думаете не прав, когда говорит, эти «сильные жиды, принимая сильных мира сего в своих салонах, не боятся ни печати, ни даже бессильного гнева эксплуатируемых» Нет, Россия именно должна заботиться, чтобы евреи могли управлять не одними только биржами, чтобы братьями своими они считали не только евреев (как Вы говорите), но и русских. Вы же сами говорите, что евреи народ «живучий, необыкновенно сильный, энергический». Подумайте же, что было бы, если бы силы такого народа были направлены в хорошую сторону; если бы народ, который, не смотря на все столь долгие гонения, так глубоко и сильно любит своего Бога, мог также глубоко понимать этого Бога; подумайте только о том, как бы такой народ мог любить правду, справедливость и добро. Что же вы делаете, (вы, русские, господствующие)? Вы указываете на эту дорогу одним только бичом; а бич может наказывать, но не исправлять; у него свои капризы. «Если бы еврей был сравнен в правах говорите Вы, то ни за что бы не отказался от своего «status in statu» (того «status in statu», которое Вы так человечно охарактеризовали). Нет, с этим позвольте уже мне не согласиться. Если Вы действительно так полагаете, так не ответите ли сперва хоть на следующие вопросы: Что обозначают в таком случае отношения евреев к тому «общему человеку», о котором Вы говорите? Что обозначает имя «Сендер»[487], которое до сих пор существует у евреев, и которое возникло единственно лишь из благодарности к Александру Македонскому? Что обозначают, наконец, отношения русских евреев к Наполеону во время последней Франко-Прусской войны?
Нет, должно быть, Вы ничего не знаете об этих отношениях, потому что в противном случае Вы бы не говорили так. Если бы Вы, как и я, видели, как русские евреи плакали (о Петербургских евреях я, впрочем, не могу сказать ничего, осведомитесь, если желаете, в провинциях), как горячо они молились за потомка прежнего Великого Наполеона, Вы отзывались бы о них иначе. Заметьте, Федор Михайлович, что ведь это были молитвы не за потомка своего освободителя, а за освободителя братьев по вере, а главное, по любви к ним и сочувствию; ведь эта масса евреев (народ) молилась и плакала почти за отвлеченную идею. Нет, говорите уже лучше, что-нибудь другое; о неблагодарности евреев, тот, кто хоть сколько-нибудь гнушается вопиющей несправедливостью, не должен и заикнуться даже. Вы утверждаете, что «почти еще можно задуматься над вопросом и совершенном сравнении во всем прав евреев с правами коренного населения» и вслед за тем прибавляете, что «само собою разумеется, все, что требует гуманность и справедливость, все, что требует человечность и христианский закон — все это должно быть сделано для евреев». Отчего Вы не выяснили, Федор Михайлович, что Вы разумеете под словами: человечность, справедливость, христианский закон и т. д. (Конечно, в этом случае только.)? Право, это было бы не безынтересно.
Вы опасаетесь, что если евреям дадут все права, они получат нечто лишнее, нечто верховное против самого даже коренного населения. Вы утверждаете, что если это возможно было на Западе, то ни в каком случае, однако, невозможно в России; Вы говорите, что русский народ в окраинах России оказался слабее европейских народов, а евреи этой слабостью воспользуются? Пусть, я не буду спорить; я признаюсь даже, что Ваша мысль меня несколько смутила: «О, конечно, подумала я, сила всегда угнетает слабость; может быть это и так (хотя ни в каком случае не в таких размерах, конечно); может быть евреи действительно воспользуются в таком смысле своими правами». Но тут вековечная правда подсказала мне другое: неужели, подумалось мне, из этого следует, что евреям не следует давать прав, что следует оставить все по прежнему и ждать пока придет время? Но кто знает, что это время не пришло еще? Разве история указывает нам хоть на одно какое-нибудь действительно важное событие или переворот, который не требовал бы собою той или другой жертвы на первое время? Ведь никто об этом и не говорил бы, если бы это было так легко, как протянуть руку за газетой и прочесть что-нибудь о евреях.
С другой стороны это еще Бог знает, верно ли Вы пророчите. Тут, пожалуй, и жертвы той никакой не требуется. Подумайте о том, что евреи народ живучий и сильный. Сороковековая история их указывает же, как Вы сами утверждаете, что они не так легко предаются апатии. Их лишают силы, и что же из этого выходит? Слабость, которая не предается апатии, ищет выхода, и для этого она почти всегда должна выбирать не прямой, а косвенный путь. Я не думаю, чтобы можно было предпочесть косвенный путь, какому бы то ни было прямому; я не думаю также, чтобы какой бы то ни был прямой путь мог принести больше вреда. И ведь это не думаете также и Вы, не правда ли?
Как о гражданах своего отечества, Россия должна заботиться о том, чтобы евреи не делали зла не только тогда, когда они не могут сделать его; но и тогда, когда они имеют эту возможность; пусть, когда какой-нибудь «Борух» (еврейское имя, т. е. имя собственное) совершает преступление, говорят, что не жид, а Борух совершил его; подобно тому как совершает преступление Иван, Петр и т. д., а не христианин Иван, Петр. О, тогда пусть оно (правительство) карает преступных евреев как угодно (не как угодно, впрочем, а согласно с законами); мы все будем жалеть преступника; но будем жалеть его не как еврея, не как пария, а как человека. Почему нам не предполагать и того, что на Западе не кричат об эксп<л>уатации евреев и по другой причине? Потому, что им дали больше свободы и, как человек свободный, такой, на которого смотрят не как на жида, а как на человека, он скорее развился, и скорее понял, что не евреи, а все люди его братья? Нам можно бы предложить еще один вопрос: Когда именно в России ограничили права евреев, после того, как они стали злоупотреблять ими, или же им этих прав и не давали никогда? Это, Федор Михайлович, не маловажный вопрос, не шутка. После этого нельзя, мне кажется, так положительно уж утверждать, что недостатки евреев — причина их неравноправности. Отчего бы и не следствия? Отчего евреи так уж и не правы, когда утверждают последнее? Если и сделаны были некоторые попытки, то не принимали во внимание, что первый шаг труден, что каждое дело требует опытности, а опытность приобретается не иначе, как после неудач и ошибок.
Вы говорите, что вся Европа боготворит теперь материализм и видит свою свободу лишь в обеспечении себя всеми средствами; говорите, что (смешно сказать) именно торжество еврейства заменило многие прежние идеи своими (что, вследствие этого именно торжества, еврейство заменило многие прежние идеи своими), что, вследствие этого торжества их, в Европе теперь силен один лишь девиз: «Всяк за себя и только за себя, и всякое общение между людьми единственно для себя». Что ответить Вам на эти (и следующие за этими) слова Ваши? Право, мне кажется, что на них и ответить то нельзя. И что Вас так беспокоит этот девиз, отчего Вы предполагаете, что если люди, живя для себя, поступают уже так плохо? Ведь не в том дело, что они живут для себя, а в том, как они живут для себя; что именно считают нужным для себя, для своего счастья, своей жизни. Пусть каждый живет для себя, делает добро, потому что он любит добро, сообщается с людьми, потому что он любит людей, п<отому> ч<то> это требование его духа; и в мире будет гораздо больше счастья, чем от всяких каких бы то ни было жертв, чем тогда, когда мы будем делать все это не для себя, а будто бы для других. Если Европа и не кричит о том, что она живет для других, то это еще не доказывает, что она направляет свой девиз исключительно на материальное обеспечение.