Достоевский и евреи — страница 164 из 182

обида не прозвучала в еврейской прессе того времени. По всей видимости, на общем фоне многочисленных воинственных антисемитских публикаций той эпохи статьи Достоевского не были восприняты как нечто из ряда вон выходящее, а их автор не причислялся еврейской интеллигенцией к кругу писателей-декларативных антисемитов, как то Ф. Булгарин, В. Крестовский[595], С. Окрейц, А. Хомяков, И. Аксаков, Г. Данилевский, Б. Маркевич, Н. Вагнер, И. Лютославский и др.

Однако уже в начале ХХ в., из-за волны еврейских погромов, прокатившихся по России, оценка Достоевского на «еврейской улице» стала значительно более жесткой, — см. [ЖАБОТ], [ГОРНФЕЛЬД], [KUNITZ], [SCHWARZ], [ШТЕЙНБЕРГ (I)], [ГРОССМАН-ЛП (VI)], хотя и неоднозначной.

Вместе с тем впечатляюще большое число знаменитых достоевсковедов из числа отечественных историков литературы и философов ХХ-ХХ1 вв. имеют еврейское происхождение, что, несомненно, является важным знаковым моментом отношения русских евреев к Достоевскому. Среди них назовем такие выдающиеся имена, как А. Л. Волынский, С. И. Гессен, С. Л. Франк, Л. И. Шестов, А. Г. Горнфельд, А. З. Штейнберг, Ю. Н. Тынянов, Л. А. Гроссман, А. С. Долинин, Г. М. Фридлендер, Я. Э. Голосовкер, Л. М. Лотман, В. Я. Кирпотин, Е. М. Мелетинский, Г. Ф. Коган, И. Л. Волгин.

Отдельно следует отметить здесь Иосифа Бродского, горячего поклонника творчества Достоевского, в чьих стихах часто мелькают образы и символы из произведений этого русского классика [КАРАСЕВА].

На Западе одним из первых значение Достоевского, как совершенно нового явления в мировой литературе, отметил датчанин еврейского происхождения Георг Брандес — знаменитый в конце ХIХ — начале ХХ в. критик и историк литературы, тесно связанный с молодым литературным поколением Скандинавских стран и Германии. Живя с 1877 г. в Берлине, где он находился в самой гуще литературной жизни, Брандес в 1899 г. выпустил в свет написанную им по-немецки работу «Достоевский», которая

сохранила влияние в критике вплоть до наших дней, а в эпоху натурализма она была наиболее авторитетной [KAMPMANN].

Крупнейшим ученым-достоевсковедом второй половины ХХ в. является американец Дэвид Фрэнк, выходец из семьи еврейских эмигрантов.

Среди имен выдающихся писателей-евреев, в чьем творчестве историками литературы отмечается несомненное влияние Достоевского, — австрийцы Артур Шницлер, Стефан Цвейг, Франц Кафка, лауреаты Нобелевской премии по литературе за 1976 г., 1978 г. (США), 1981 г. (Великобритания), 1991 г. (ЮАР): Сол Беллоу (урожд. Соломон Белоус), прозванный «американским Достоевским», американский беллетрист Исаак Башевиц-Зингер, писавший на идиш, австро-английский немецкоязычный писатель и культуролог Элиас Соломон Канетти и южноафриканская англоязычная писательница Надин Гордимер. В числе почитателей Достоевского находятся также знаменитые итальянские беллетристы еврейского происхождения — Итало Звево и Альберто Моравиа [АЛОЭ].

Считается, что Достоевский оказал решающее влияние на прозу одного из классиков израильской ивритской литературы Йосефа Хаима Бренера (1881–1921)[596]. Израильским филологом-славистом Романом Кацем защищена докторская диссертация на тему «Агнон и Достоевский»[597], а знаменитый израильский писатель Амос Оз писал:

Все, что я написал, несомненно, имеет русские связи, а мои корни уходят в традиции русской классической литературы — Толстого, Достоевского, Гоголя и Чехова. <…> Когда же еврейские писатели говорили о невероятной сложности нашей натуры — нельзя было не услышать голоса Достоевского. <…> тень великой русской литературы девятнадцатого века осенила ивритскую литературу эпохи ее становления [ОЗ].

Отметим также глубокий интерес к творчеству Достоевского таких выдающихся мыслителей еврейского происхождения, как Мартин Бубер[598], Зигмунд Фрейд, Эммануэль Левинас, Эрих Фромм и Ханна Арендт. Альберт Эйнштейн, например, говорил:

Достоевский дал мне больше, чем любой другой мыслитель, больше, чем Гаусс[599].

Для иллюстрации отношения к Достоевскому еврейских читателей-интеллектуалов приведем здесь высказывание одного современного иудейского экзегета:

«Записки из подполья» Федора Достоевского, впервые опубликованные в России в 1864 году, — одно из немногих художественных произведений, которые занимают почетное место в моей библиотеке, где преобладает иудаика. <…> я впервые столкнулся с коротким пророческим шедевром Достоевского в колледже — и мое сочувствие к неудачнику, осмелившемуся бросить вызов философии своего времени, с годами только усилилось. Безымянный главный герой занимается <…> критикой радикального материализма социалистов и духа индустриального капитализма. <…> Сегодня «Записки из подполья» так же актуальны, как и в день их публикации.

Но! — Федор Достоевский ненавидел евреев, а я еврей. Достоевский, продукт царской России и русского православия, которые были выраженно антисемитскими, отражал реалии времени, в котором он жил. Так неужели нужно уничтожить гений русского автора как воплощение языка вражды? Неужели пришло время убрать книги Достоевского «Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы» из собрания памятников письменной культуры, сформировавших нашу цивилизацию? Да, Достоевский — ожесточенный христианин, белый мужчина, воплощение того несправедливого патриархата, который сегодня призывают уничтожить. Добавим к нему труды святого Августина, книги Вольтера, Т. С. Элиота[600] и Эрнеста Хемингуэя. Во имя социальной справедливости кое-кто готов подвергать цензуре этих гениев, поскольку они не соответствуют политической корректности первой четверти XXI века. Несомненно, что ненависть к евреям на протяжении тысячелетий является трагической реальностью. Она пронизывает и христианскую культуру Запада, и ислам. Но то, что евреев оскорбляют уничижительные по отношению к ним предрассудки неевреев, не является, однако для них причиной отвергать западные ценности. Нелепые обвинения в «культурном присвоении» отрицают историю человечества, в которой люди и общества всегда, во все времена и эпохи находились под влиянием чужих им в начале идей. Вспомните только о неуплатном долге Римской цивилизации перед древнегреческой культурой, литературой, религией и законом или же о влиянии китайского чань-буддизма на дзэн-культуру Японии. Евреи — один из тех народов, чья культура и религия были наиболее адаптированы человечеством. Я польщен тем, что неевреи основывали свою жизнь и мысли во всем мире на Священных Писаниях и истории еврейского народа.

<…> Мы можем осудить древнюю демократию Афин как недействительную, потому что четверть населения города-государства были рабами и из-за безудержного женоненавистничества. Мы можем порицать Томаса Джефферсона за отстаивание равенства при владении рабами. Это законная критика. Но игнорировать достижения афинян и Джефферсона — значит отвергать гений прошлого, потому что он не соответствует современной лакмусовой бумажке. Гений опередил современность на тысячи лет. Мы, современные люди, не имеем монополии на совершенство. Это был долгий путь к обществу, свободному от расизма и ненависти. То, что прошлое не соответствует нашим сегодняшним ожиданиям, не означает, что мы должны избавиться от него. Мы можем многому научиться у наших предков, у тех, кто был до нас. Если какой-либо аспект прошлой религии, культуры и идеологии оскорбляет нас, мы должны искать хорошее в прошлом и преодолевать плохое. Достоевский ненавидел евреев и возненавидел бы меня. Но я взрослый человек. Уволить этого великого писателя и мыслителя — значит избавиться от истории или, что еще хуже, переписать ее, чтобы поддержать современную идеологию. Мы предаем себя, высокомерно заявляя, что правда существует только у нас.

Достоевский меня обижает, но буду жить с этим [KAVON].

Все вышесказанное, однако, не дает нам основание утверждать, что недружелюбное отношение Достоевского к евреям и еврейству по большому счету не слишком-то задевает «еврейскую улицу». Напротив, именно в «обиде» сильнее всего выражена эмоциональная составляющая и мучительная раздвоенность оценок видения гения Достоевского у еврейских мыслителей. Например, Ханс Кон — пионер академического исследования национализма, который считается крупнейшим ученым в этой области, однозначно обвиняет Достоевского в антисемитизме [КОН], а Дэвид Гольдштейн [GOLDSTEIN] развивает и углубляет эту точку зрения. Даже Джозеф Фрэнк — очень взвешенный в оценках ученый, в конце своей долгой жизни перешел с «оправдательной» позиции на «обвинительную», что возмутило многих представителей научного сообщества[601]. Вместе с тем такой авторитетный славист, исследователь и переводчик Достоевского, как профессор Михаэль Катц, отрицает ненависть этого русского классика к евреям. Он утверждает, что существует один очень сложный русский мыслитель — Федор Достоевский, взгляды которого эволюционировали в течение всей его жизни, и отношение к ним следует исследовать в контексте русской истории и литературы. Катц, не обвиняя и не защищая Достоевского, не замещая любовь ненавистью и не проводя психологического исследования его личности, формулирует свой взгляд на вопрос с двух разных ракурсов видения:

Я могу ценить его творчество, незаурядность и глубину, равно как насмешливую силу его языка, персонажей и убеждений даже тогда, когда он выступает самым большим антисемитом. Но в то же время я могу питать отвращение к его предубеждённости, указывать моим студентам на его разногласия и противоречия, раздумывать о тайнах личности человека — как Достоевского, так и моей. Считаю, что в определённом смысле именно чтение Достоевского заставило меня стать евреем [KATZ. Р. 243].