Однако же столь одиозная, казалось бы, применительно к имиджу «великого христианского гуманиста» тема дискутируется и по сей день, см, например, [САРАСКИНА], [ДОСиЕВР], [VASSENA], [ШРАЕР] и др. Данному парадоксу Достоевского нами будет уделено отдельное внимание ниже, в Гл. VII и VIII.
«Парадоксальные» высказывания из записных книжек Ф. М. Достоевского
Гоголь — гений исполинский, но ведь он и туп, как гений.
Пушкин — главный славянофил России.
Чудо воскресения нам сделано нарочно для того, чтобы оно впоследствии соблазняло, но верить должно, так как этот соблазн и будет мерою веры.
Только общечеловечность может жить полною жизнию. Но общечеловечность не иначе достигнется, как упором в свои национальности каждого народа.
Миром управляют поэты.
Папа — предводитель коммунизма.
У России не было и не будет больших врагов, как славяне.
Европе выгода — у нас жертва.
Наша консервативная часть общества не менее говенна, чем всякая другая. Сколько подлецов к ней примкнули.
Что такое танцы? Весенняя повадка животных, только в нравственно разумном существе.
Направление! Мое направление то, за которое не дают чинов[116].
Война есть повод массе уважать себя, призыв массы к величайшим общим делам и к участию в них <…> Кроме войны, я никак не вижу проявлений для массы, ибо везде талант, ум и лучшие люди. Массе иногда остается лишь бунт, чтоб заявить себя. Иногда и заявляет, но это неблагородно и мало великодушия.
Я принадлежу частию не столько к убеждениям славянофильским, сколько к православным, т. е. к убеждениям крестьянским, т. е. к христианским убеждениям. Я не разделяю их вполне — их предрассудк<ов> и невежества не люблю, но люблю сердце их и все то, что они любят.
В пожар крестьяне отстаивают кабаки, а не церкви.
Ничему не удивляться есть уже, разумеется, признак глупости, а не ума.
Отрицание необходимо, иначе человек так бы и заключился на земле, как клоп. Отрицание земли нужно, чтоб быть бесконечным. Христос, высочайший положительный идеал человека, нес в себе отрицание земли, ибо повторение его оказалось невозможным. Один Гегель, немецкий клоп, хотел все примирить на философии и т. д.
Злоба на железнодорожные порядки наши нарастает все сильнее и сильнее.
Главное, что у нас либералы совершенно не знают иногда, что либерально, что нет.
Француз тих, честен, вежлив, но фальшив и деньги у него — всё. Идеала никакого. Не только убеждений, но даже размышлений не спрашивайте. Уровень общего образования низок до крайности
Да здравствует великорус, но пусть он больше думает о себе.
…конечно, всего должно ожидать от народа. Хотя ожидающие всего от народа, тем самым отвергают Петра и его реформу.
Поэт — это ведь как б<лядь>.
Суетливое, соблазнительное зрелище, нецеломудренное зрелище.
Я не боюсь онемечиться, потому что ненавижу всех немцев.
Талант и при направлении необходим. Талант есть способность сказать или выразить хорошо там, где бездарность скажет и выразит дурно.
Сим исчерпывается весь вопрос о художественности и направлении.
Заявить личность есть самосохранительная потребность.
Разум и вера исключают одно другое.
Разве иезуитство не торговало телом Христовым.
Не можем же мы быть уверены, что битье по лицу есть самая гуманная вещь.
Как ястреб на птичку, крутит ее в своих когтях — со всем блудодействием своей отзывчивости. Со всею силою своего отзывчивого таланта.
Константинополь православен, а что православное, то русское.
Народ преклонится перед правдой (хоть и развратен) и не выставит никакого спору, а культура выставит спор и тем заявит, что культура его есть только порча.
Жаль, что пишущие такие длинные письма столь мало думают.
Ведь наша русская жизнь, несмотря на 200-летнее подражание Европе, в главнейших функциях своих оставалась вполне своеобразною, но вам, кучке жалких перчаточников, хочется «подогнать» Россию, согнуть ее в бараний рог и сделать культурною. Это все от презрения к России и к народу.
С православием мы выставляем самую либеральную идею, какая только может быть, общение людей во имя общения с будущими несогласными нам.
Мы настолько же русские, насколько и европейцы, всемирность и общечеловечность — вот назначение России.
Мы ассимилировались, совоплотились с ними (с Европой).
Очищается место, приходит жид, становит фабрику, наживается, тариф — спаситель отечества. Да ведь он себе в карман! Нет: он дал хлеб работникам. И вот и все. А государство поддерживает жида (православного или еврейского — все равно) всеми повинностями, тарифами, узаконениями, армиями. И вот и все. Не такова мысль русская, мысль православия. Будь свободен, но неси тяготы всех. Люби всех и тебя любить будут (не из-под палки).
Спасение от образования и от женщин.
Русские не могут иметь хорошего тона. Нет нравственности.
Наша глупость всегда скажется.
Я православие определяю не мистической верой, а человеколюбием > и этому радуюсь.
Шаблонное человеколюбие, либерально-пресмыкающееся направление.
«Угрюмые тупицы» либерализма.
У иных могут быть не только убеждения, но и что-нибудь еще чугунней.
В славянском вопросе не славянство, не славизм сущность, а православие[117].
Не железнодорожник ли и жид владеют экономическими силами нашими?
Мне скажут, что <…>, напротив, всё несомненно тверже прежнего обобщается и соединяется, что являются банки, общества, ассоциации. Но неужели вы и вправду укажете мне на эту толпу бросившихся на Россию восторжествовавших жидов и жидишек? Восторжествовавших и восторженных, потому что появились теперь даже и восторженные жиды, иудейского и православного исповедания.
Если б это только было из раздражительности вашего самолюбия: дай-ка, дескать, скажу умней всех, то это было бы в высшей степени простительно.
Семинаристы, вот кто погубил Россию — Чернышевский, Добролюбов и т. д. Это одно из зол России — жиды, поляки и семинаристы[118].
Лучшие люди, дворянин, семинарист. Купец есть лишь развратный мужик. Он всегда готов соединиться с жидом, чтоб продать всю Россию. Самое еще лучшее было в нем — любовь к колоколам и к дьяконам.
Убеждения и человек — это, кажется, две вещи во многом различные.
Франция — нация вымершая и сказала всё свое. Да и французов в ней нет. Ибо социалисту и народу-работнику — всё равно. Буржуа — всё равно.
Если кто погубит Россию, то это будут не коммунисты, не анархисты, а проклятые либералы[119].
Любовь к России. Как ее любить, когда она дала такие фамильи — Сосунов, Сосунков, надо переделывать в Сасунова и Сасункова, чтоб никак не напоминало о сосании, а, напротив, напоминало бы о честности.
Левиты, семинаристы, это — это нужник общества.
Специальности врачей, специализировались, — один лечит нос, а другой переносицу. У одного всё от болезней матки.
Польша есть пример политической неспособности жить между славянскими племенами.
Папа — предводитель коммунизма.
Тургеневу недостает знания русской жизни вообще. А народную он узнал раз от того дворового лакея, с которым ходил на охоту («Записки охотника»), а больше не знал ничего.
У нас именно потому, что всякий потерял всякую веру, а стало быть, всякий взгляд, так дорога обличительная литература. Все, которые не знают, за что держаться, как быть и кому верить, видят в ней руководство. И хоть это руководство лишь отрицательное, но именно его-то нашим и надо, тем им и сподручнее, — и потому что явись кто с положительным идеалом, они же первые, озлобясь, отвернутся, весь порок их заговорит, защищая себя, и они с цинизмом осмеют, а отрицательное ни к чему не обязывает, а напротив дает руководство скалить зубы над всем и даже над самым хорошим. А это легко и мило. Скалит зубы человек и думает, что исполнил долг добродетели.
У России нет больше врагов и не будет, как славяне.
… будущие грядущие русские люди поймут уже все до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе… изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону!
Глава II. «Черный бриллиант русской литературы»: Достоевский в критическом зеркале литературной борьбы
…его имя <…> прошло через счеты 70-х, через почтительное молчание 80-х, через множество литературных наслоений (декадентство, символизм, индивидуализм и пр.), через бурю и грозу, потрясшую мир, — и горит все ярче и ярче.
Деятельность Достоевского <…> носила двойственный характер, наподобие того, как деятельность Гоголя. Он не довольствовался быть художником и следовать одним внушениям своего дарования; он хотел быть прямо учителем общества, — на что едва ли доказал свое право
Этот человек, не имевший ни малейшего представления о политике, был в своей области, в области «достоевщины», подлинный русский пророк, провидец безмерной глубины и силы необычайной. Октябрьская революция без него непонятна; но без проекции на нынешние события непонятен до конца и он, черный бриллиант русской литературы.
Не скрою, мне страшно хочется Достоевского развенчать… Достоевский писатель не великий, а довольно посредственный, со вспышками непревзойденного юмора, которые, увы, чередуются с длинными пустошами литературных банальностей.