инства и обладающую своим общинным самоуправлением. Однако (под влиянием западных концепций) оно не замедлило предпринять попытки изменить статус евреев и интегрировать их в существующие в России сословия, предписав записаться в купцы или мещане и жить только в городах [КЛИЕР (I). С. 105–106].
Опираясь на существовавшую традицию, государство со времен Екатерины II считало, что «евреи, по самому существу своей религии, суть противники христианства и притом противники опасные для господствующей церкви ввиду предполагаемого в них прозелитизма». В то же время самый известный текст, написанный русским чиновником о евреях, — «Мнение…» Гавриила Романовича Державина (1800) [ДЕРЖАВИН] опирается в оценке евреев на интерпретацию «самого Священного писания» <…>. «С одной стороны называется избранным от Бога, с другой — родом неблагодарным, строптивым, неверным и развращенным», — говорит о еврейском народе Державин. Библейская история доказывает, по его мнению, склонность евреев к мятежам и смутам. Религиозное образование евреев (здесь Державин переходит от древности к реалиям современной ему еврейской жизни, добытым эмпирическим путем), извращая с помощью толкования Талмуда «начальные основания их чистого богослужения и нравственности», поощряет простой народ «к одним пустым обрядам и к ненависти к другим народам». «В помрачении своем» евреи ожидают Мессию, который возродит храм Соломона и их древнее могущество. Среди мер, предлагаемых Державиным по отношению к евреям, с тем чтобы уменьшить их потенциальный «вред», упоминается строжайший запрет обращать в свою веру христиан, а также поддерживать сношения с Палестиной.
<…>
Культурное определение евреев было тесно связано как с религиозным и социально-экономическим определениями, так и с тем антропологическим и культурным изумлением, которое евреи вызывали у русских администраторов. По словам могилевского губернатора Михаила Васильевича Каховского (1773 год), «евреи — народ хотя и трезвый, но ленивый, обманчивый, сонливый, суеверный, к нечистоте приобвыклый, в домостроительстве неискусный». Г. Р. Державин пытается дать более пространную и взвешенную оценку положительных и отрицательных качеств евреев:
«Жиды умны, проницательны, догадливы, проворны, учтивы, услужливы, трезвы, воздержаны, не сластолюбивы, и прочее; но, с другой стороны, неопрятны, вонючи, праздны, ленивы, хитры, любостяжательны, пронырливы, коварны, злы и тому подобное».
В этом описании Державина несомненные способности и достоинства евреев потенциально опасны для окружающего христианского населения.
<…>
<Таким образом,> уже в конце XVIII — начале XIX века <т. е. к моменту появления на свет Федора Достоевского — М. У.> евреи были определены как особая, не подчиняющаяся общим нормам и правилам поведения и в конечном итоге «вредная» группа населения. «Еврейский фанатизм» и «еврейская эксплуатация» прочно вошли в бюрократический лексикон. Принятое в 1804 году «Положение о евреях» определяло двоякую задачу властей по отношению к ним: «исправить» самих евреев (в частности, превратив их в землепашцев) и оградить их соседей от последствий еврейского «паразитического» образа жизни.
<…>
Культурная инаковость евреев была законодательно отмечена властями печатью отсталости и варварства. Об этом, в частности, свидетельствует закрепление за ними статуса инородцев в 1835 году (во втором «Положении о евреях»). Евреи были единственной проживавшей на Западе империи этнической группой, получившей такой статус. На первый взгляд, общим с другими инородцами («восточными», в основном кочевыми) у евреев было только то, что они исповедовали нехристианскую религию. В то же время с юридической точки зрения статус инородца определялся скорее не религиозными или этническими отличиями от «коренных жителей», а различиями в укладе жизни (при понимании, что инородцы находятся на более низкой ступени развития) [ГОЛЬДИН (II). С. 342–347].
В годы царствований Николая I «еврейский вопрос» под неусыпным контролем правительства. Как полагают ученые историки — см., например, [ЭНГЕЛЬ]:
Поскольку Николай I в принципе стремился к построению в России цивилизованного правовому государству, его деятельность отличалась обилием законотворчества. И еврейский вопрос не стал здесь исключением. На эту тему при Николае Павловиче было принято порядка 600 законодательных актов. Причем в значительной степени в выработке этих актов принимал участие сам император!
В итоге российское законодательство пополнилось вопиющими образцами законодательного ограничения прав еврейского населения по самым различным вопросам жизнедеятельности. Например, в 1834 г. был издан специальный указ, запрещавший допускать евреев к подрядным работам в обеих столицах.
В 1835 г. эти законы были систематизированы в очередное «Положение о евреях», в основе которого, хотя и лежало половинчатое Положение 1804 г., но которое еще более жестко ограничило права евреев в России. Так, например, еврейским купцам законодательно было запрещено пользоваться правом повсеместной торговли, хотя 1/3 членов государственного совета высказалась «за». Евреям предписывался определенный, выше 12–13 лет, возраст для вступления в брак и пр.
Однако особое место император уделял вопросам воинской службы.
Рекрутчину император рассматривал как действенный способ, во-первых, заставить евреев послужить России в прямом смысле этого слова, а во-вторых, как способ оторвать их от иудаизма и обратить в православие.
Свой самый страшный для евреев указ Николай I подписал 26 авг. 1827 г. — о введении для евреев воинской повинности. По этому указу принимались к призыву еврейские дети в возрасте от 12 лет, которых до 18 лет отправляли в специальные батальоны кантонистов. До этого евреи, как прочие купцы и мещане, выплачивали рекрутский налог.
Институт кантонистов существовал в России с 1805 г. Однако, при императоре Александре I туда направляли солдатских сыновей, числившихся за военным ведомством, детей польских повстанцев, раскольников, цыган и прочих бродяг. Однако, поскольку раньше евреи не подлежали призыву на военную службу, институт кантонистов их не коснулся. Но с 1827 г. все изменилось. Более того, Николай I настоял на том, что еврейские общины должны были поставлять в российскую армию рекрутов в три, а потом и в пять раз больше (в процентном отношении к общине), чем христиане.
Квота призыва для еврейских общин составляла 10 рекрутов с 1 тыс. мужчин ежегодно, а для христиан — 7 с 1 тыс. через год.
Годы пребывания в кантонистах евреям не засчитывались в срок военной службы (25 лет). От еврейских общин, кроме того, требовали расплачиваться “штрафным” числом рекрутов за податные недоимки, за членовредительство и побег призывника (по два за каждого), причем разрешено было пополнять требуемое количество призывников малолетними. Эти обязанности возлагались на еврейские кагалы, т. е. органы самоуправления, которые с этого момента стали обладать не только судебными и фискальными, но еще и полицейскими функциями.
В общинах, естественно, процветала практика, когда богатые евреи откупались от призыва, и основное бремя рекрутчины пало на беднейшие слои.
Официально от призыва освобождались семьи раввинов, купцов и старшин кагала на время их каденции, а также еврейские сельскохозяйственные колонисты, которых с каждым годом становилось в результате все больше. Очень часто план по призыву в еврейских общинах выполнялся за счет малолетних. В основном сдавали детей-сирот, детей вдов (порой в обход закона — единственных сыновей), бедняков, а также детей 7–8 лет, которых по ложной присяге 12 свидетелей записывали в 12-летние.
Вскоре власти разрешили семьям заменять своего рекрута единоверцем-«добровольцем» из того же уезда, а с 1853 г. — евреями из других общин, не имевшими местных свидетельств и паспортов.
<…> Справедливости ради нужно сказать, что не все еврейские дети, попадавшие в кантонистские батальоны, оказывались в школах кантонистов, где учащиеся в основном и проходили круги ада. Однако среди евреев это число достигало 70–80 %. В целом евреи составляли 10–13 % всех кантонистов. Немногих не попавших в школы кантонистов определяли в села на постой, либо в ученики к ремесленникам, где они находились до 18 лет, когда их призывали на службу.
Попавших же в школы ждали очень тяжелые испытания не только в физическом, но и в моральном плане.
Военной службе евреев, как уже говорилось, власти придавали значение и как воспитательной мере, направленной на искоренение в их среде фанатизма, т. е. на обращение их в христианство. Именно поэтому еврейских детей направляли в особенно суровые по режиму школы, находящиеся, как правило, за тысячи верст от “черты оседлости”, а отданных на постой в села поручали особенно рьяным в смысле отправления православных религиозных культов, хозяевам.
В обязанности и этих хозяев, и унтер-офицеров — воспитателей в кантонистских школах входило обращение евреев в христианство. Начальников ждала награда за каждого новообращенного, и часто моральное и физическое воздействие офицеров, дядек-унтеров и конвоиров сводило около половины партии еще на пути к месту квартирования батальона в могилу.
В школе кантонистам запрещалось переписываться с родителями, говорить на родном языке, молиться, у них отбирали и сжигали молитвенники и другие предметы религиозного культа (тфиллин, цицит). Наряду с военной муштрой, обучением грамоте и счету, основным предметом был «закон Божий».
В 1843 г. правительство усилило меры по обращению кантонистов в христианство. В частности, крещеный еврей, профессор петербургской духовной академии В. Левисон составил для этой цели специальный «Катехизис» — руководство для наставления в вопросах веры. Противившихся крещению лишали еды, сна, пороли, окунали в воду до обмороков, выставляли раздетыми на мороз и т. п. В этих ситуациях часты были случаи самоубийства еврейских детей. При этом еврей, отказавшийся креститься и выдержавший все муки школы кантонистов имел немного шансов продвинуться по службе. Очередное воинское звание, начиная с унтер-офицерского евреям присваивались только за особую доблесть и с высочайшего разрешения Его Императорского Величества.