Основываясь на вышеизложенных исторических фактах и выводах из их интерпретации, мы можем утверждать, что геополитические концепции Достоевского вполне отвечают экспансионистскому мировоззрению, со всеми его знаковыми признаками, в первую очередь — агрессивным, тесно сопряженным с этнокультурной ксенофобией и православным шовинизмом, стремлением к утверждению великорусской национальной идентичности. Именно такой тип мировоззрения (исключая, естественно, превознесения православного вероисповедания и этноним «русский») был характерен и для немецких представителей «фёлькиш»-движения» и «Blut-und-Boden-Ideologie».
Впервые выражение «кровь и почва» было заявлено как идеологема в философской книге О. Шпенглера «Закат Европы» (1922), где говорится о «борьбе между кровью и почвой за внутреннее сложение (форму) взращенного (на этой почве) вида животных или человека». Затем оно используется А. Виннигом в его книгах «Освобождение» (1926) и «Рейх как республика» (1928), которые начинались с тезы: «Кровь и почва — это судьба народов». В 1930 г. теория «крови и почвы» была уже представлена как нацистская идеологема: в сочинении видного нацистского теоретика Рихарда Дарре «Новая аристократия из крови и почвы» она связывала между собой расовые, хозяйственные и политические установки «нового порядка». В Третьем Рейхе «Blut-und-Boden-Ideologie» была использована для теоретического обоснования проводимой национал-социалистами государственной расовой политики, а также расового культурно-политического воспитания немецкого народа, — см. об этом в [ДАНН], [ПЛЕНКОВ], [МУСИХИН], [ХАВКИН], [SCHMID]. В своей окончательной — национал-социалистической редакции, она полностью включает в себя все основные положения почвеннического мировоззрения, носителем и страстным пропагандистом которого выступал великий русский писатель и экзистенциальный христианский мыслитель Федор Михайлович Достоевский[344]. Несомненно, — и это следует подчеркнуть, особо (sic!) — между мировоззрением Достоевского и нацистской идеологией не может быть поставлен знак равенства. Однако о тождественности ряда основополагающих идей, как видно и приводимого ниже фактического материала, вполне можно говорить.
Под лозунгом «Blut-und-Boden» в среде немецких национал-патриотических движений 1870–1880 гг. формировалось и «фёлькише» («народное») мировоззрение, идейно повлиявшее на прямых предшественников национал-социализма — теоретиков «консервативной-революции»[345], см. об этом в [ДАНН], [ПЛЕНКОВ], [МУСИХИН], [BREUER], [ГУДРИК-КЛАРК], [SCHMID].
«Фёлькише»-движение <…>, как заявил один из его идеологов в 1933 году, зародилось — за двадцать или тридцать лет до Первой мировой войны. К началу войны «фёлькише»-мировоззрение было полностью сформулировано. Выдвинутый в 1911 году лозунг «Один народ, один Бог, одна империя!»[346] являлся тогда идейным девизом «фёлькише»-движения. <…> Все три составляющих этого девиза по сути своей объединяет один базовый элемент — расизм. Расовая идеология является своего рода «универсальным ключом» к пониманию сущности мировоззрения и конечных целей «фёлькише»-движения [PUSCHNER][347].
Лозунг германских националистов — прямая калька с уваровской триады «Самодержавие, православие и народность» — ср. «Один Господь, одна вера, одно крещение» (Еф. 4:5), без каких-либо корректировок принимавшейся почвенниками, как и всеми другими русскими националистами Х!Х — начала ХХ в. Однако, если в Германии почвеннические настроения стали мировоззрением широких народных масс, и концу ХХ в. сформировали националистическое движение «Die völkische Bewegung», то
Русский национализм перелома веков имел мало общего с почвенничеством. <…> Только творчество Достоевского, но вовсе не его почвенничество, продолжает стимулировать русскую и мировую мысль к новым размышлениям, мировоззренческим позициям и заключениям. В произведениях писателя с течением времени все реже замечается его мировоззрение. Его произведения читаются как глубочайший источник «проклятых проблем», терзающих современного человека [ЛАЗАРИ. С. 189].
Почвенническое мировоззрение, естественно, не исчезло, а в исторических условиях эпохи «модерна» растворилось в новейших концепциях русского национализма, чтобы позднее, заявить о себе уже в советскую эпоху, как неофициальная идеология «русского национального движения» — см. об этом [ЛАЗАРИ. С. 194]. В этом качестве оно вполне процветает и в современной России и, прежде всего, в академическом мире. Почвеннические идеи и идеологемы развиваются в работах мыслителей, публикующихся в философско-историческом журнале «Русское самосознание», на электронном сайте «Русская идея», в многочисленных изданиях из разряда, как публицистики, так и документальной прозы (нон-фикшн). И, конечно же, они доминируют в научных трудах, посвященных мировоззрению Ф. М. Достоевского. По утверждению Игоря Шафаревича, являвшегося одним из наиболее ярких и активных в общественно-публицистическом плане представителей российского неопочвеничества:
всякий современный почвенник, пробующий сформулировать историософскую концепцию, обязательно сошлется на Достоевского [ШАФАРЕВИЧ. С. 267–268].
Как считает известный культуролог Григорий Померанц в постсоветскую эпоху:
Беспочвенность, поиски «почвы» и т. п. суть следствия перехода от слабо дифференцированного традиционного общества к сильно дифференцированному, индивидуалистическому, плюралистическому, «рыночному» <…> Почвенничество, как всякий романтизм, фантастично и часто реакционно, оно пытается остановить развитие, которое остановить невозможно, и предлагает для этого негодные средства. Но оно должно быть понято в своей истинности.
По его мнению: у почвенничества имеются следующие общие черты: 1) поиск (восстановление) идеала (романтического), 2) образ врага («Запад»), 3) протест против отчуждения, 4) установка на внутренний мир человека (душу).
По сути дела, почвенничество, своеобразная форма протеста против отчуждения, которое несет с собой Новое время, против бесчеловечных сторон общественного развития, если воспользоваться выражением современного почвенника В. Солоухина, — против отрыва людей друг от друга и от неба. <…> Парадокс почвенничества в том, что современное всемирно-историческое содержание выступает в нем в локальной и архаичной форме, что против всемирного дьявола прогресса почвенники взывают каждый к своему старому местному богу. В таком споре дьявол всегда будет сильнее. Нечто сходное уже было в Древней Римской империи <…>. Выход был найден в христианстве. <…> В нашей стране сохраняется огромный, сравнительно с Западом, слой сельских жителей и огромный разрыв между уровнем жизни этого слоя и городским уровнем, между провинцией и столицей, между элитой и массой. Элита беспочвенна по-новому, от переразвитости, массы беспочвенны по-старому, от незавершенности модернизации. Деревня и провинция более не патриархальны, но они и не модернизированы. Страна напоминает дом, в котором десятки лет продолжается капитальный ремонт, и люди живут среди строительных лесов, стремянок и щебня, как герои «Котлована» А. Платонова, в глубокой тоске, не в силах вернуться назад, не умея пройти вперед, и это чувство тоски по-своему выражает новое почвенничество» [ПОМЕРАНЦ].
А. Солженицын, один из идеологов неопочвенничества, приходит к подобному же выводу:
Ослабление тяги к земле — большая опасность для народного характера. А ныне крестьянское чувство так забито и вытравлено в нашем народе, что, может быть, его уже и не воскресить, опоздано — переопоздано. Станет или не станет когда-нибудь наша страна цветущей — решительно зависит не от Москвы <…>, — а от провинции». [СОЛЖЕНИЦЫН-ПУБ. Т. 1. С. 553 и 559].
Если опираться на суждение А. Лосева, что:
Русской философии, в отличие от европейской, и более всего немецкой философии, чуждо стремление к абстрактной, чисто интеллектуальной систематизации взглядов. Она представляет собой чисто внутреннее, интуитивное, чисто мистическое познание сущего, его скрытых глубин, которые могут быть постигнуты не посредством сведения к логическим понятиям, а только в символе, в образе посредством силы воображения и внутренней жизненной подвижности [ЛОСЕВ. С. 70],
— то можно в таком случае провести символическую линию от романов Достоевского до беллетристики советских писателей «деревенщиков»[348], поскольку их идеология «тоже ретроспективна — это почвенничество…» [САМОЙЛОВ Д. С. 437]. Историки литературы, занимающиеся такого рода исследованиями, помимо «деревенской прозы» выделяют еще и «почвенное» направление и в русской/советской поэзии второй половины ХХ в., — см. [БАРАКОВ]. Примечательно, что в национал-патриотических литературоведении, публицистике, поэзии и прозе современной России Достоевский-мыслитель особо востребован именно как «почвенник», т. е. апологет «русской исключительности» и «враг Запада». Т. о., мы имеем налицо:
Тот факт, что на протяжении без малого двух веков фундаменталистская русская мысль — вне зависимости от конкретной исторической ситуации, изменений культурного контекста и политических программ — воспроизводит в прозе и стихах одни и те же профетические формулы, один и тот же набор банальных органицистских аналогий и эсхатологических метафор, показывает, что иррациональное один и тот же набор банальных органицистских аналогий и эсхатологических метафор, показывает, что иррациональное убеждение в смертельных болезнях могущественного и успешного Другого необходимо для оправдания собственных проигрывающих политико-экономических стратегий, патологической ксенофобии и ничем не оправданных претензий на превосходство [ДОЛИНИН. С. 57].