– Жена, – подумав и выдержав паузу, решительно отвечает Анна».
В тот момент это было чистым самозванством: на такой «подвиг» Анна никогда бы не пошла. Не посмела бы.
Достоевский молча стоит неподалеку, мнет в руках шапку и все слышит. Так они, по фильму, и стали мужем и женой. А накануне у дверей квартиры Достоевского Анну подстерегал «жених» Миша, пытаясь отговорить девушку от встречи с писателем.
«– Аня, я вас умоляю, не ходите к нему. Неужели вы не видите, не понимаете: ведь он вас добивается.
– Что вы! Миша, как вы можете! Я об этом даже и думать не смею.
– Вот вы и высказались. Если вы к нему, то это конец.
– Поговорим об этом после.
– Не будет никакого после. Не будет никакого после…. Идите к нему, идите».
Достоевский все это слышит: «Да-да, он прав. Идите к нему».
Но Анна идет вместе с писателем и его рукописью в полицию.
В который уже раз картина пошла поперек реальных событий, как они изложены в «Воспоминаниях» Анны Григорьевны и в письмах Достоевского: ведь о том, что произошло с рукописью романа, девушка узнает от автора романа только 3 ноября, когда, по уговору, он впервые пришел в гости знакомиться с ее мамой. «Как мы предвидели, Стелловский схитрил: он уехал в провинцию, и слуга объявил, что неизвестно, когда он вернется. Федор Михайлович поехал тогда в контору изданий Стелловского и пытался вручить рукопись заведующему конторой, но тот наотрез отказался принять, говоря, что не уполномочен на это хозяином. К нотариусу Федор Михайлович опоздал, а в управлении квартала днем никого из начальствующих не оказалось, и его просили заехать вечером. Весь день провел он в тревоге, и лишь в десять часов вечера удалось ему сдать рукопись в конторе квартала (N-ской) части и получить от надзирателя расписку»29.
Анна в этот день гостила у своей гимназической подруги, Достоевского не видела и ничего о судьбе рукописи не знала.
Только 8 ноября Ф.М. сделал Анне предложение руки и сердца – она пришла к нему стенографкой, а ушла невестой. «Я не стану передавать те нежные, полные любви слова, которые говорил мне в те незабвенные минуты Федор Михайлович: они для меня священны… Я была поражена, почти подавлена громадностью моего счастья и долго не могла в него поверить»30.
Анна, с ее воспитанием и природной скромностью, никогда бы не посмела назваться женой человека без веских на то оснований, то есть без формального предложения и опережая события.
Взяв за основу картины историю написания романа «Игрок», авторы поняли, по-видимому, эту историю как сюжет о законченной в срок работе и об освобождении писателя от кабалы издателя-хищника. Однако подлинный смысл эпизода о двадцати шести днях из жизни Достоевского заключался в том, что это была не история создания романа «Игрок», а история любви – как она возникала, как разгоралась и как осуществлялась.
Сюжет в такой же степени литературный, как и любовный.
Роман «Игрок»: подлинная и вымышленная истории любви
В почти безнадежной ситуации писатель внезапно обретает верного и добросовестного сотрудника. Качество и эффективность необычной помощи заставляют его быстро втянуться в дело. Вскоре он уже не сочиняет «изустно», работает (пишет текст) ночью, а утром диктует по рукописи. Помощница проникается сочувствием и готовностью к солидарным действиям, ибо она – соучастник творческого процесса. Чувство взаимной симпатии возникает в ходе совместного труда. Писатель смог завоевать сердце юной помощницы, показав, на какие блестящие импровизации способно его воображение. Вдохновенные фантазии сочинителя о страстной любви к одной женщине разворачиваются перед глазами другой женщины, которая превращала диктовки в текст, переписывая их своей рукой.
С каждым днем она все смелее высказывается по поводу героев, но никогда не бежит ни от сюжета, ни от монологов персонажей, ни от авторских рассуждений. «Мои симпатии заслужила бабушка, проигравшая состояние, и мистер Астлей, а презрение – Полина и сам герой романа, которому я не могла простить его малодушия и страсти к игре. Федор Михайлович был вполне на стороне “игрока” и говорил, что многое из его чувств и впечатлений испытал сам на себе. Уверял, что можно обладать сильным характером, доказать это своею жизнью и тем не менее не иметь сил побороть в себе страсть к игре на рулетке»31.
Заканчивая работу, оба – и писатель, и стенографка – чувствовали, что привязались друг к другу. «За эти три недели совместной работы все мои прежние интересы отошли на второй план. Лекций стенографии я, с согласия Ольхина, не посещала, знакомых редко видела и вся сосредоточилась на работе и на тех в высшей степени интересных беседах, которые мы вели, отдыхая от диктовки. Невольно сравнивала я Федора Михайловича с теми молодыми людьми, которых мне приходилось встречать в своем кружке. Как пусты и ничтожны казались мне их разговоры в сравнении со всегда новыми и оригинальными взглядами моего любимого писателя»32.
И у «Миши», и у другого, неназванного «жениха», не оставалось никаких шансов на взаимность Анны.
«Стенографка моя, Анна Григорьевна Сниткина, – напишет Ф.М. спустя пол года «Полине» (то есть Аполлинарии Сусловой), – была молодая и довольно пригожая девушка, 20 лет, хорошего семейства, превосходно кончившая гимназический курс, с чрезвычайно добрым и ясным характером. Работа у нас пошла превосходно… При конце романа я заметил, что стенографка моя меня искренно любит, хотя никогда не говорила мне об этом ни слова, а мне она всё больше и больше нравилась. Так как со смерти брата мне ужасно скучно и тяжело жить, то я и предложил ей за меня выйти. Она согласилась, вот мы обвенчаны. Разница в летах ужасная (20 и 44), но я всё более и более убеждаюсь, что она будет счастлива. Сердце у ней есть, и любить она умеет» (28, кн. 2: 182).
Достойно сожаления, что сценаристы, насытив картину чуждыми деталями двадцати шести дней, никак не откликнулись на самую важную, по сути дела, центральную подробность. Признание в любви, предложение руки и сердца взволнованный Достоевский сделал обиняками, рассказав вещий сон о найденном среди бумаг крошечном, но ярком и сверкающем бриллиантике, и на ходу сочинив роман о немолодом художнике и юной девушке. Это была, как вспоминала позже Анна Григорьевна, блестящая импровизация. «Никогда, ни прежде, ни после, не слыхала я от Федора Михайловича такого вдохновенного рассказа, как в этот раз. Чем дальше он шел, тем яснее казалось мне, что Федор Михайлович рассказывает свою собственную жизнь, лишь изменяя лица и обстоятельства. Тут было все то, что он передавал мне раньше, мельком, отрывками. Теперь подробный последовательный рассказ многое мне объяснил в его отношениях к покойной жене и к родным. В новом романе было тоже суровое детство, ранняя потеря любимого отца, какие-то роковые обстоятельства (тяжкая болезнь), которые оторвали художника на десяток лет от жизни и любимого искусства. Тут было и возвращение к жизни (выздоровление художника), встреча с женщиною, которую он полюбил: муки, доставленные ему этою любовью, смерть жены и близких людей (любимой сестры), бедность, долги…»33.
Героя импровизации, художника, мучила мысль – имеет ли право пожилой, больной, обремененный долгами человек мечтать о молодой жизнерадостной девушке? Что он может ей дать? Не будет ли любовь к художнику страшной жертвой со стороны юной особы и не раскается ли она, связав с ним свою судьбу? Кульминация объяснения оставляла возможность отступления: разговор в любой момент можно было свести к обсуждению некоего сюжета и не перейти на личности – так пожилому мужчине легче было бы перенести отказ.
В фильме эта сцена лишена вдохновенного повествования о судьбе художника; к тому же его вполне будничный рассказ прерывается звонком в дверь. Ф.М. идет открывать, а за дверью – то ли «Полина», то ли Аполлинария, в густой вуали.
«– Вы не узнаёте меня?
– Не узнаю».
И он, почти в ужасе, захлопывает дверь. Потом открывает снова, а там – никого. Возвращается к Анне и просит ее не отвечать на вопрос о художнике и его сомнениях. «Ответьте мне завтра».
Завтра, по фильму, они вместе пойдут в участок сдавать рукопись, и там она рискнет назвать себя женой, будто разгадала тайный смысл рассказа о художнике и девушке.
Фильм, таким образом, лишает Достоевского его импровизации, а вместе с ней – рассказа о вещем сне про найденный среди бумаг крошечный, но яркий и сверкающий брильянтик. А ведь только после такого рассказа и могло прозвучать признание, которое в одно мгновение вывело героя и героиню за рамки литературы.
«Поставьте себя на минуту на ее место, – сказал Ф.М. дрожащим голосом. – Представьте, что этот художник – я, что я признался вам в любви и просил быть моей женой. Скажите, что вы бы мне ответили?
Лицо Федора Михайловича выражало такое смущение, такую сердечную муку, что я наконец поняла, что это не просто литературный разговор и что я нанесу страшный удар его самолюбию и гордости, если дам уклончивый ответ. Я взглянула на столь дорогое мне, взволнованное лицо Федора Михайловича и сказала: “Я бы вам ответила, что вас люблю и буду любить всю жизнь!”»34.
Совершенно невозможно было Достоевскому удержаться от рискованного признания, отложив его на сутки, как совершенно невозможно было и Анне нанести писателю страшный удар и не ответить ему согласием тут же, а не через день.
Это была грандиозная писательская и мужская победа. Успех совместной работы решил судьбу писателя на годы вперед. Выполнив контракт к сроку, он не должен был платить неустойку, сохранил за собой авторские права на все свои сочинения и одержал победу над акулой-издателем. А главное, он нашел свой брильянтик:
«– Я ведь знаю теперь, куда девался брильянтик.
– Неужели припомнили сон?
– Нет, сна не припомнил. Но я наконец нашел его и намерен сохранить на всю жизнь»35.
Это была и победа стенографки – ей нелегко было поверить в громадность своего счастья. Ведь она искренне полагала, что под девушкой, в которую влюблен художник, Ф.М. имеет в виду Анну Корвин-Круков-скую, его бывшую невесту. «В ту минуту я совсем забыла, что меня тоже зовут Анной, – так мало я думала, что этот рассказ имеет ко мне отношение… Недоброе чувство к Корвин-Круковской овладело мной…»