Почему мы верим в то, что Соня приняла Раскольникова и продолжила его любить после признания? В чем тут внутренняя правда? На первый взгляд, отдельно от контекста мира Достоевского, сцена совершенно неправдоподобная. Кто из нас посочувствует убийце и продолжит его любить, не оправдывая убийства и в то же время признавая ужас содеянного? Но Соне мы верим. И Достоевскому невозможно не верить, потому что он жил в нечеловеческих условиях, видел людей, оказавшихся в самой нравственной бездне и на своем опыте научился приятию: «И когда такой человек, исповедавший наше сердце, все-таки прощает нас, когда он говорит: “верьте в добро, в Бога, в себя”, – это больше, чем эстетический восторг перед красотой; больше, чем высокомерная проповедь чуждого пророка» (Д. С. Мережковский. Достоевский).
Соня не единственный персонаж в художественной вселенной Достоевского, способный к приятию убийцы. Такую же духовную силу являет и Мышкин. Узнав о том, что Рогожин зарезал Настасью Филипповну, Мышкин обнимает брата Каина и дожидается с ним утра.
«…ЭТО БОЛЬШЕ, ЧЕМ ЭСТЕТИЧЕСКИЙ ВОСТОРГ ПЕРЕД КРАСОТОЙ…»
Д. С. Мережковский
Ю. М. Алеханов. Раскольников и Соня. Рисунок (копия
В конце романа, на Пасху (то есть на праздник Воскресения), Раскольников видит пророческий сон о том, чем чреваты субъективные истины и как происходит массовое заражение ими: «Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. <…> Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же <…> сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя такими умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные. <…> Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем в одном и заключается истина, и мучился, глядя на других <…>. [Они] не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. <…> Спастись во всем мире могли только несколько человек, это были <…> предназначенные начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить землю, но никто и нигде не видал этих людей, никто не слыхал их слова и голоса».
Знаменательно, что во сне трихины побеждают (и убивал-то он тоже словно во сне), а при пробуждении Раскольников видит Соню, и пробуждение понимается не только в буквальном, но и в метафорическом, духовном смысле, потому что Раскольников словно очнулся от духовного сна и готов вступить на новый путь, указанный Соней: «Как это случилось, он и сам не знал, но вдруг что-то как бы подхватило его и как бы бросило к ее ногам. Он плакал и обнимал ее колени. В первое мгновение она ужасно испугалась, и все лицо ее помертвело. Она вскочила с места и, задрожав, смотрела на него. Но тотчас же, в тот же миг она все поняла. В глазах ее засветилось бесконечное счастье; она поняла, и для нее уже не было сомнения, что он любит, бесконечно любит ее и что настала же наконец эта минута… Они хотели было говорить, но не могли. Слезы стояли в их глазах. Они оба были бледны и худы; но в этих больных и бледных лицах уже сияла заря обновленного будущего, полного воскресения в новую жизнь. Их воскресила любовь, сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердца другого».
Л. Н. Толстой статье «Для чего люди одурманиваются?» утверждал, что истинные изменения к добру или злу совершаются не тогда, когда человек двигает руками или ногами, а тогда, когда мыслит. Толстой привел в пример Раскольникова: «Истинная жизнь Раскольникова происходила не в то время, когда он встретил сестру старухи, а в то время, когда он не убивал еще ни одной старухи, не был в чужой квартире с целью убийства, не имел в руках топора, не имел в пальто петли, на которую вешал его, – в то время, когда он даже и не думал о старухе, а, лежа у себя на диване, рассуждал вовсе не о старухе и даже не о том, можно ли или нельзя по воле одного человека стереть с лица земли ненужного и вредного другого человека, а рассуждал о том, следует ли ему жить или не жить в Петербурге, следует ли или нет брать деньги у матери, и еще о других, совсем не касающихся старухи, вопросах. И вот тогда-то, в этой совершенно независимой от деятельности животной области, решались вопросы о том, убьет ли он или не убьет старуху? Вопросы эти решались не тогда, когда он, убив одну старуху, стоял с топором перед другой, а тогда, когда он не действовал, а только мыслил, когда работало одно его сознание и в сознании этом происходили чуть-чуточные изменения. И вот тогда-то бывает особенно важна для правильного решения возникающего вопроса наибольшая ясность мысли, и вот тогда-то один стакан пива, одна выкуренная папироска могут помешать решению вопроса, отдалить это решение, могут заглушить голос совести, содействовать решению вопроса в пользу низшей животной природы, как это и было с Раскольниковым».
Этот механизм изменений, иными словами, цепочку шагов к злу, Достоевский являет в своем романе.
Шаг 1. Осознание ничтожества и унижение.
Вначале человек не только осознает свое унижение и свое ничтожество, но и страдает из-за него, мечтая выглядеть кем-то более значимым и великим хотя бы в собственных глазах. Это стремление – быть не собой, а кем-то другим, более могущественным, мы уже встречали в «Двойнике».
Шаг 2. Осознание бессилия.
Второй шаг – переживание личного бессилия и невозможности помочь близким людям или тем, кто нуждается в помощи. Укореняясь, зло использует лучшие качества в человеке: по сути, оно извращает представления человека о любви и сострадании.
Шаг 3. Рождение идеи.
Будучи не в состоянии выносить своего ничтожества и бессилия, человек подчиняется идее, которая позволяет ему почувствовать себя Наполеоном. Полагая ее истиной, выбирая между нею и Христом, он выбирает – ее, и она становится истуканом, которому неведомы ни любовь, ни сострадание.
Шаг 4. Подчинение идее.
Посыл идеи в том, чтоб исправить существующее зло. И человек, ей подчинившийся, получает моральное право судить и осуждать, исходя из собственных этических представлений. Из жизни человека уходят любовь и сострадание, он перестает «слышать дыхание Бога над собой» и обречен на страдание и одиночество.
Раскольникову удалось избежать страшной этой участи, но один из его двойников – Свидригайлов – не спасся. Лишенный любви и сострадания – того, что привносит смысл в жизнь, соединяя человека с другими людьми, – он кончает жизнь самоубийством.
Торжество трихинов
Показав, как трихина захватывает власть над одним человеком и изобразив во сне Раскольникова гибель человечества из-за всеобщего заражения ими, Достоевский перешел к следующему логическому звену развития мысли. В романе «Бесы» (1871–1872 гг.) писатель показал, что происходит с обществом в реальности, а не во сне, если оно взыскует истину без Бога, а справедливое социальное устройство – без любви.
Г. А. Русанов в своих «Воспоминаниях» рассказывает, что один из собеседников однажды спросил у Л. Н. Толстого, что почитать. И тот ответил:
«– Читайте Достоевского. Вот “Бесы” его прочтите.
Толстой стал говорить о Достоевском и хвалить роман “Бесы”. Из выведенных в нем лиц он остановился на Шатове и Степане Трофимовиче Верховенском. В особенности нравился ему Степан Трофимович».
По своей жанровой сути «Бесы» – это роман-катастрофа и в этом смысле предтеча романов Стивена Кинга вроде «Томминокеров»: Достоевский изображает социальное пространство целого города и показывает историю социального катаклизма.
В основе творческого замысла «Бесов» – убийство, совершенное нечаевцами. Будущему императору Александру III Достоевский дал такие разъяснения касательно своего произведения: «Это – почти исторический этюд, которым я желал объяснить возможность в нашем странном обществе таких чудовищных явлений, как нечаевское преступление. Взгляд мой состоит в том, что эти явления не случайность, не единичны, а потому и в романе моем нет ни списанных событий, ни списанных лиц».
«ЧИТАЙТЕ ДОСТОЕВСКОГО. ВОТ “БЕСЫ” ЕГО ПРОЧТИТЕ».
Л. Н. Толстой
О самом же нигилисте Нечаеве, который был сторонником терроризма, Достоевский в подготовительных материалах к роману «Бесы» писал в 1870 г.: «Нечаев глуп, как старшая княжна у Безухова. Но вся сила его в том, что он человек действия».
В центре повествования – революционная молодежная ячейка, которой руководит Петруша Верховенский. Он, как и Раскольников, одержим идеей разделения человечества на две неравные части и грезит о строительстве нового общества. История строительства безбожна, а законы нравственности определяются утилитарными революционными нуждами. Герои «Бесов» негласно руководствуются нечаевским «Катехизисом революционера», хотя в романе он не заявлен: «Нравственно для него (революционера) все, что способствует торжеству революции. Безнравственно и преступно все, что мешает ему».
Та часть человечества, которую Раскольников называл «тварями дрожащими», по мысли Петруши Верховенского, нуждается в равенстве, но это равенство рабов и справедливость для рабов. Петруша Верховенский так говорит: «Шигалев гениальный человек!.. У него хорошо в тетради, у него шпионство. У него каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносом. Каждый принадлежит всем, а все каждому. Все рабы и в рабстве равны. В крайних случаях клевета и убийство, а главное – равенство. Первым делом понижается уровень образования, наук и талантов. Высокий уровень наук и талантов доступен только высшим способностям, не надо высших способностей! Высшие способности всегда захватывали власть и были деспотами. Высшие способности не могут не быть деспотами и всегда развращали более, чем приносили пользы; их изгоняют или казнят. Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза, Шекспир побивается каменьями.