Шаг третий. Рождение Дон Кихота.
Совершая духовный путь от осознания бессмыслицы существования через попытки взять на себя ответственность за все человечество и пострадать за него, герой приходит к почти примитивной мысли о способе преодоления зла и страдания. Всего-то – «Возлюби ближнего своего, как самого себя», и все сразу устроится! Простая, известная каждому фраза, но для обретения истины, стоящей за ней, герою понадобилось умереть (пусть и во сне) и сыграть роль Антихриста (пусть и во сне).
«Я НЕ ХОЧУ И НЕ МОГУ ВЕРИТЬ, ЧТОБЫ ЗЛО БЫЛО НОРМАЛЬНЫМ СОСТОЯНИЕМ ЛЮДЕЙ».
«Сон смешного человека»
Напомню финал предыдущего фантастического рассказа «Кроткая»: там герой тоже вспоминает эти слова – но никак не может вспомнить, кто и зачем их сказал. Герой «Кроткой» не нашел вовремя в своем сердце сострадания – и остался в одиночестве в пустом доме. Рассказчик же «Сна…» заканчивает так: «Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей».
Рай и ад – величины, заключенные в душе самого человека, а не географические точки, расположенные во внешнем пространстве. И размерность этих величин определяется способностью человека к состраданию и личной ответственности. В чем большей степени человек способен к ним, тем большим смыслом наполняется его жизнь, тем больше в ней Бога. Чем меньше он к ним способен, тем больше экзистенциального одиночества и абсурда. Именно личная ответственность и сострадание лежат в основе того деятельного добра, о котором старец Зосима говорил мадам Хохлаковой.
Викторович сформулировал так: «Таков простой секрет рая, который есть в душе каждого человека: пожалеть маленькую девочку, проявить сострадание. И я думаю, что “Сон смешного человека” – это действительно история человечества после грехопадения, но это и история каждого отдельно взятого человека, потому что каждый отдельно взятый человек проходит (или не проходит) путь к спасительной жалости».
Заключение
Зло по Достоевскому могущественно потому, что имеет в своей основе благие намерения. Оно рождается из сочувствия к страданиям человечества. Труднее всего Иову и его потомкам принять мысль о том, что страдать обречены все, независимо от меры своей греховности, даже дети. Вот с этим труднее всего смириться человеческому разуму.
Сострадание диктует потребность исправить зло в мире. Но реализуется эта потребность по-разному. Первый способ – бунтарский: объявить мир проклятым местом, переложить на Бога ответственность за царящее зло и взять на себя миссию по исправлению социального зла; следующий шаг – приступить к строительству братства, основанного на власти, тайне, авторитете, но не на свободном выборе каждого человека и не на любви человека к человеку. И, по Достоевскому, это самый что ни на есть тупиковый путь: «Но если б даже и существовали такие порядки и принципы, чтобы безошибочно устроить общество, <…> то с не готовыми, с не выделанными к тому людьми никакие правила не удержатся и не осуществятся, а, напротив, станут лишь в тягость» (из «Дневника писателя», февраль 1877 г.).
Путь к социальному раю для всех – это всегда путь насилия: Раскольников ступает на него с топором, на нем застреливают Шатова, а Севилью освещают отблески костров, на которых жгут еретиков. Зло побеждает тогда, когда добро устанавливают насилием.
Но есть и иной путь, который открывается через сострадание и через личную ответственность. Это путь деятельного добра, которое не делит людей на тварей дрожащих и право имеющих, но которое требует безусловной веры в независимый от человека идеал. Цель на этом пути всегда остается за горизонтом, а идеал принципиально недостижим – и в этом его высокий смысл: ведь человек «-здание-то любит издали, а отнюдь не вблизи». Такой путь не противоречит природе человека, который находится в вечном движении. О таком сострадании Достоевский писал в подготовительных материалах к роману «Идиот»: «Сострадание – всё христианство».
Секрет пятого дара бессмертия в том, чтоб, сострадая другому, не возомнить себя богом, жертвующим собой ради человечества вместо Бога, а неустанно творить деятельное добро, принимая на себя личную ответственность за мир.
Викторович В. А. Достоевский. Писатель, заглянувший в бездну: 15 лекций для проекта «Магистерия». – М.: Rosebud Publishing, 2019.
Лебедева Е. «Да будет рай на земле». – URL: http://www.pravoslavie.ru/32491.html.
О Достоевском / под редакцией А. Л. Бема. – М.: Академический проект: Альма Матер, 2019.
Ремизов В. Б. Толстой и Достоевский. Братья по совести. – М.: РГ-Пресс, 2019.
Фудель С. И. Наследство Достоевского. – М.: Русский путь, 2016.
Лекция VIДостоевский и его великие ученики
Я люблю Достоевского за то, что он в нас идеал будит. Что бы мы были без идеалистов, боже мой! Звери, несмотря на железные дороги.
Екатерина Юнге.
Письмо Костомарову, ноябрь 1880 г.
Масштаб писателя и мыслителя определяется числом валентностей, связующих его творчество как с культурой прошлого, так и с развитием мысли в последующих поколениях. Валентности Достоевского почти неисчислимы, говорим ли мы о связях с культурой прошлых столетий или с сегодняшним днем.
В современных научных исследованиях есть высказывания, что Достоевский придумал Ницше и Камю. Правы ли авторы или нет, но произведения Достоевского образовали в культуре такие нейронные связи, без которых невозможно представить себе ни XX, ни XXI в.
О том, в каких формах проросли идеи Достоевского, как отвечали на его вопросы писатели и философы в разное время и в разных странах, пойдет речь в последней лекции. На аршине доступного мне книжного пространства я приведу примеры трансформации идей Достоевского в нескольких знаковых произведениях новейшего времени.
Достоевский в своем и чужих отечествах
Достоевский – и его читатели-современники
Уже при жизни писателя читательское восприятие его произведений можно уподобить маятнику: оно колебалось от горячего восторга до ледяного разочарования, а в писателе видели то пророка, то умалишенного, то шовиниста. Обозначим вершины амплитуды отношений Достоевского с читателями и критикой.
В 1845 г. в печати появился роман «Бедные люди», и читатели приняли Достоевского как «нового Гоголя». В 1846 г. издана повесть «Двой-ник», вызвавшая разочарование. Опубликованную в 1847 г. повесть «Хозяйка» восприняли как «падение» писателя. Общее мнение писательского сообщества выразил Белинский в своем письме П. В. Анненкову от 15 февраля 1848 г.: «Надулись же мы, друг мой, с Достоевским-гением!.. А уж обо мне, старом черте, без палки нечего и толковать. Я, первый критик, разыграл тут осла в квадрате!»
В 1861 г. вышли «Записки из Мертвого дома». Они знаменовали триумфальное возвращение Достоевского в литературу после каторги. А в 1869 г. роман «Идиот» становится началом очередного спада популярности: писателя обвиняют в мистицизме и избыточной сложности. В 1872 г. был опубликован роман «Бесы», и читательскую реакцию на него охарактеризовал Майков: «Залаяла вся свора прогресса». Провальным оказался и изданный в 1875 г. роман «Подросток», не принятый ни прогрессивной, ни реакционной критикой.
Возвращение Достоевского к читателю длилось с 1873 г. по 1881 г. Оно стало возможным во многом благодаря «Дневнику писателя», который позволил достичь того понимания с читателями, которого искал Достоевский.
В 1880 г. появился итоговый роман «Братья Карамазовы». Он вызвал противоречивые отклики, но пользовался популярностью. Жена основателя Третьяковской галереи П. Третьякова, Вера Третьякова, записала в дневнике: «Это время я читала вещих “Братьев Карамазовых” Достоевского и наслаждалась психическим анализом вместе с Пашей, чувствуя, как в душе все перебирается и укладывается как бы по уголкам все хорошее и мелкое. Благодаря “Братьям Карамазовым” можно переработаться и стать лучше».
В 1881 г. прозвучала Пушкинская речь Достоевского, и она явилась своего рода символом противоречивых отношений Достоевского с читателями в течение всей его жизни: слушателей она потрясла до глубины души, но после печати вызвала волну критики столь же яростной, сколь сильны были восторги слушателей в зале.
Осмысление философского и художественного значения наследия Достоевского начинается с писателей, поэтов и философов Серебряного века. Поэт и писатель Д. С. Мережковский, чей отец был лично знаком с Достоевским, написал очерк «Достоевский». Философ Н. А. Бердяев подвел итоги своих десятилетних исследований творчества писателя в книге «Миросозерцание Достоевского», в которой проанализировал темы свободы, любви, России, отношений человека и Бога в творчестве Достоевского. Поэт Вяч. Иванов написал статью «Достоевский и роман-трагедия», в которой анализировал художественные новаторства Достоевского.
Философ Вл. Соловьев был знаком с Достоевским лично, они переписывались, а после смерти писателя Соловьев написал «Три речи в память Достоевского», в которых он впервые показал, что христианское учение пронизывает весь художественный мир Достоевского.
Однако, как отмечал А. Л. Бем в пражском сборнике статей «О Достоевском», изданном в 1933 г., все эти работы носили не столько научный, сколько религиозно-философский и субъективный характер.
Христианский Ренессанс, начатый Достоевским в литературе и Вл. Соловьевым в философии, был прерван в 1917 г. Великой Октябрьской революцией. С ней поменялось и отношение к Достоевскому в России.
Разделение общественной мысли на тех, кто радел за социальное переустройство, и тех, кто предлагал начинать переустройство мира с себя, отразилось и на читателях Достоевского и Чернышевского. Так, вождь революции, В. И. Ленин, был страстным поклонником Чернышевского, а к Достоевскому относился нетерпимо. Вот примеры характеристик романов Достоевского из разных писем Ленина: «На эту дрянь у меня нет свободного времени»; «Морализирующая блевотина»; «Покаянное кликушество» (о «Преступлении и наказании»); «Пахучие произведения» (о «Братьях Карамазовых» и «Бесах»); «Явно реакционная гадость, подобная “Панургову стаду” Крестовского