Группа включения представляет собой конкурентную группу в том смысле, что каждый принадлежащий к ней человек в принципе не может входить в другую группу включения того же типа. К примеру, нельзя быть одновременно католиком и мусульманином. Причем это невозможно не только на практике (как невозможно проживать одновременно и в городе, и в деревне): речь идет о принципиальной невозможности принадлежности сразу к двум группам включения одного типа по той причине, что скрытые или явные установки, на основе которых строятся жизненные уклады этих групп, носят взаимоисключающий характер. Народники (представители социалистического движения в России 1870‐х годов, выступавшие за жизнь в деревне) полагали, что городской и сельский образы жизни – это конкурирующие группы включения, однако в основном их не принято считать за таковые.
Плюрализм как позиция наделяет ценностью конкурирующие формы жизненного уклада. Как представитель плюралистического общества, находящийся по одну сторону обозначенного выше водораздела, я осознаю ценность существования другого жизненного уклада (конкурирующего с тем, которого придерживаюсь я сам), даже если ни у меня, ни у моих детей нет желания ему следовать. Важно различать конкурирующие и несовместимые формы жизненного уклада, хотя последние вполне могут сосуществовать в рамках однородного общества. Жизнь в городе и жизнь на ферме – это несовместимые, но не конкурирующие формы жизненного уклада. Религиозность и светскость не просто несовместимы, но еще и конкурируют между собой. Если придерживаться одновременно двух каких-либо жизненных укладов технически невозможно, то такие уклады являются несовместимыми. Если какие-либо два жизненных уклада противоречат друг другу на уровне ценностей и убеждения, то такие уклады являются конкурирующими. Помимо своей принципиальной несовместимости, светский и религиозный образы жизни также являются конкурирующими33. Плюрализм вовсе не запрещает критиковать другие жизненные уклады. Однако же такая критика не должна содержать в себе социального или человеческого отвержения; напротив, критикующий должен признавать ценность не только конкурирующей формы жизненного уклада и ее адептов, но и вообще всех людей без исключения. Более подробно различия между критикой и отвержением будут рассмотрены в следующем разделе настоящей главы. Таким образом, изначальный вопрос касательно того, должно ли достойное общество быть обществом плюралистическим, можно понимать следующим образом: является ли толерантность достаточным критерием для того, чтобы считать общество достойным, или же для этого оно должно удовлетворять еще и критерию плюралистичности?
Толерантного (в правильном смысле) общества достаточно, чтобы гарантировать полное отсутствие в нем институционального унижения. Другими словами, для того чтобы общество могло считаться достойным, достаточно одной его толерантности. Для этого обществу не обязательно быть еще и плюралистическим. Однако же остается неясным, гарантирует ли толерантность общества его безусловную цивилизованность. На уровне взаимоотношений между членами общества одной только толерантности может оказаться недостаточно. Здесь все зависит от того, какова природа этой толерантности. Например, она может являться производной безразличия. Скажем, человек отождествляет себя с определенной формой жизненного уклада. Он знает о существовании другой, конкурирующей формы жизненного уклада, но не признает за ней никакой ценности. Было бы здорово, говорит он себе, если бы приверженцы этого образа жизни поменяли его на образ жизни, которого придерживаюсь я, однако эта идея не слишком сильно его заботит и увлекает. Он попросту не проявляет интереса к этому другому жизненному укладу и к тем, кто его придерживается. Одним словом, ему все равно. Его отношение безэмоционально: «Если им так нравится, пусть так и живут».
Однако существует и другой вид толерантности: позиция социальной терпимости, признающая необходимость в толерантных общественных институтах, но при этом допускающая открытую враждебность по отношению к иным жизненным укладам на индивидуальном уровне. В соответствии с ней иные формы жизненного уклада могут восприниматься не только как неправильные, но и как порочные. Существование такого общества вполне возможно, и оно даже будет принадлежать к категории достойных, как отвечающее всем соответствующим критериям, о которых говорилось выше, однако это будет общество подозрения из‐за постоянной угрозы того, что, будучи враждебно настроенными по отношению к конкурирующим формам жизненного уклада, работающие в его институтах люди будут унижать неугодных им граждан в процессе выполнения служебных обязанностей. Другими словами, отвлеченное отношение институтов такого общества к гражданам может быть достойным и толерантным по отношению ко всем узаконенным формам жизненного уклада в полном соответствии с установленными нормами, однако практическая деятельность представителей данных институтов будет постоянно подтачивать основы декларируемой толерантности.
В основе достойного общества лежит принципиальная возможность сосуществования в нем групп включения, имеющих не только несовместимые, но и конкурирующие жизненные уклады.
Важной составляющей некоторых форм жизненного уклада может быть несогласие с базовыми установками других жизненных укладов. Светский уклад не соглашается с религиозным, тогда как религиозный уклад в еще большей степени не соглашается со светским. Весь вопрос в том, в каких случаях такое несогласие можно считать просто серьезной критикой, а в каких – унизительным отвержением. Сторонники светскости могут признавать ценность религиозного уклада, отдавая должное его вкладу в сферах нравственности, семейной жизни, общинной взаимовыручки, а также способности его сторонников противостоять жизненным невзгодам и т. п. В то же время они не соглашаются с религиозной трактовкой истории, религиозной метафизикой и в особенности с руководящими принципами жизни верующих. Более того, они могут считать, что религиозный уклад построен на предрассудках, предубеждениях и самообмане. Такие люди осознают, что занимают критическую или даже жестко критическую позицию по отношению к религиозному жизненному укладу, однако, как правило, не считают ее унизительной для верующих. И все же тем, кто находится по другую сторону баррикад, все это может видеться совсем иначе. Люди, придерживающиеся религиозного уклада жизни, воспринимают сторонников светскости скорее не как критиков, а как богохульников. А если уж сторонники светскости начинают прибегать к приемам сатирического высмеивания, то можно не сомневаться: жертвы такой сатиры станут считать, что их поднимают на смех и выставляют в унизительном и неприглядном свете. То, что для одних критика, для других – унижение.
Постоянное балансирование на грани критики и отвержения становится почти неизбежной нормой жизни в плюралистических обществах, в которых поощряется сосуществование конкурирующих жизненных укладов. Уязвимая группа с долгой историей унижений за плечами, члены которой привыкли с подозрением относиться к окружающим, в особенности к тем из них, кто ассоциируется с доминирующей в обществе культурой, легко принимает критику в свой адрес за унижение. Вообще говоря, главенствующая форма жизненного уклада может проявлять индифферентность по отношению к форме периферийной: вполне вероятно, она даже не будет стремиться ее критиковать, поскольку та не представляет для нее никакой угрозы. Доминирующая культура даже может счесть долю другой культуры в обществе слишком незначительной для того, чтобы превращать ее в объект для критики. Однако такое игнорирование может быть воспринято чересчур чувствительной и уязвимой группой как унизительное. Помимо прочего нельзя исключать и возможную одержимость малой группы мыслью о том, что представители доминирующей группы только о них и думают и что такое пренебрежение в их адрес – это намеренно спланированный акт унижения, а вовсе не проявление безразличия. Все эти проявления чрезмерной чувствительности со стороны малых подгрупп включения связаны с особенностями их психологии, сформировавшимися как следствие горького опыта унижения, который им не раз приходилось переживать в прошлом.
Но кому и как в таком случае решать, что есть допустимая критика, а что – недопустимое унижение? В данном случае один из способов индикации напрашивается сам собой. Критика – это все то, что мы можем выразить в адрес других, при этом будучи готовыми спокойно принять нечто подобное в ответ. Унижение – это все то, что мы не готовы выразить в адрес других, не расценивая подобные же замечания в наш собственный адрес как унизительные. Однако в ситуации с уязвимыми группами следовать данному принципу – все равно что предложить боксеру в весе пера выйти на ринг против боксера-тяжеловеса на том основании, что тяжеловес будет не только бить сам, но и получать удары в ответ. В определенном смысле уязвимые группы в обществе – это те же «боксеры в весе пера». Удары, наносимые социальными «тяжеловесами», легко могут отправить их в нокдаун, а то и в полный нокаут, вышибив их из общества в целом.
В то же время справедливость принципа, в соответствии с которым право решать, что унизительно, а что нет, должно всегда оставаться за меньшинством, представляется очень спорной. Выше я уже подводил нить рассуждений к объяснению причин этого. Группы меньшинств, которые неоднократно подвергались преследованию в своей истории, нередко страдают своего рода культурной паранойей по поводу унижений и оскорблений. Они усматривают оскорбления в свой адрес там, где их невозможно обнаружить «невооруженным взглядом», нередко принимая за таковые даже слова и мнения симпатизирующих им сторонних наблюдателей. Чувствительные нервы таких групп настолько оголены, что подчас даже комплименты воспринимаются ими как оскорбления, ведь в атмосфере подозрительности к доминирующей культуре в комплиментах могут усматриваться признаки покровительственного снисхождения.