Огромные куски скалы, которые невозможно осилить даже всем вместе, кололи на части и только потом относили прочь вместе с землей и прочей мелочью. В тихом морозном воздухе не умолкал перестук огромных молотков, звонко дробя камень, ухали кайла и хрустко шуршали лопаты.
Даже Вильсон не остался без дела. Он то и дело летал к ручью за водой.
Гордон оказался незаменимым работником. Он поспевал всюду: и расчищал наравне со всеми завал, и отдавал распоряжения, и бросался на помощь, когда женщины совсем выбивались из сил.
Гордон знал свое дело, и его авторитет признавался безоговорочно. Мэгги не удивлялась его умению поставить дело, его твердости, характеру. Она лишь открыла в нем еще одно достоинство, которое и обрадовало и в то же время испугало ее.
Ей вдруг захотелось доказать, что она достойна его. И чем больше ей этого хотелось, тем больше она разочаровывалась в себе. Вконец измотанная непосильным трудом, она поняла, насколько он сильнее ее физически и морально.
Однажды поздно вечером, охваченная невеселыми мыслями, она одиноко сидела на камне недалеко от своей землянки. Горькие слезы текли по щекам, и Мэгги ничего не могла с собой поделать.
— Что случилось? — с тревогой в голосе спросил Гордон, опускаясь перед ней на колени и заглядывая в глаза. Задумавшись, Мэгги даже не заметила, как он подошел. — Ты как себя чувствуешь? — увидев ее бледное, исстрадавшееся лицо, забеспокоился Гордон.
— Ничего, все нормально. Я просто хотела побыть одна. Вот и все.
— Точно? — Он с сомнением покачал головой.
Она улыбнулась:
— Глупенький, я прекрасно себя чувствую.
Гордон тем не менее продолжал поглядывать на нее с недоверием. Он заметил, что Мэгги целый день была сама не своя.
— Что, Вильсон заболел? — Гордон удивленно обернулся и посмотрел через плечо в сторону землянки. Он не так давно видел, как Вильсон силком кормил земляными червями своего нового питомца — ворона с поврежденным крылом.
— Нет, Вильсон тоже здоров. С чего ты взял? Я просто хотела побыть одна. Вот и все, — упорно твердила Мэгги.
— Да что стряслось? На тебе лица нет! Что с тобой? — нетерпеливо спросил Гордон. Его всегда раздражали женские капризы.
Мэгги вздохнула, повернула руки ладонями кверху и разжала пальцы, показывая ему крупные розовые мозоли.
— Мозоли?
Она кивнула:
— Не знаю, что с ними делать.
— Мэгги! — Он подался вперед и нежно погладил ее руки. — Пожалуйста, скажи мне, что с тобой?
Она посмотрела ему в глаза:
— У меня… — Против ее воли запрыгавшие губы не дали договорить. — Никогда не было… мозолей.
— Не беда. Раньше не было, теперь есть. — Гордон улыбнулся, и от его улыбки ей стало легче. Мэгги даже не подозревала, что он умеет так улыбаться. Словно по мановению волшебной палочки, от ее плохого настроения не осталось и следа. — У тебя есть мазь?
— Нет, а какая?
— Ох, уж мне эти женщины, — проворчал он, подхватил ее на руки и понес к ручью.
Вильсон, сидя на корточках, кормил ворона. Увидев, как Гордон уходит куда-то, держа Мэгги на руках, он бросил червяка обратно в банку и удивленно вытянул шею:
— Эй, что случилось с Мэгги?
— У нее мозоли!
— Аа-а… — протянул он разочарованно и вернулся к прерванному занятию.
Подумаешь, мозоли! Эка невидаль! У него у самого все руки в мозолях.
На берегу ручья Гордон стал на колени и опустил руки Мэгги в хрустально-прозрачную ледяную воду, которая, наскакивая на торчащие камни, журчала и пенилась в прекрасном диком танце.
Гордон принес жестяную коробочку с мазью, которую Мосес оставляла в своем рюкзаке у него в палатке, и, щедро плеснув густой целебной жижицы ей на ладони, осторожно перевязал их куском чистой белой ткани.
Мэгги, затаив дыхание, наблюдала за его легкими и нежными движениями. В ее душе вдруг проснулось что-то. Быть может, это была любовь…
Он уже закончил, но бессознательно еще удерживал ее руки в своих.
— Полегчало?
Она кивнула и смущенно улыбнулась. Ей вдруг стало стыдно за то, что ему опять приходится заботиться о ней. Он, наверное, считает ее неженкой, каких свет еще не видывал.
— Я догадываюсь, о чем ты думаешь: «Такая глупая, расстроилась из-за каких-то мозолей». Да?
Гордон опустил глаза, чтобы она вдруг не угадала его мыслей. Она и так почти догадалась… Он действительно думал, что она такая… прекрасная и чистая… Ему просто не верилось, что он может на что-то рассчитывать.
Гордон несколько отстранился от Мэгги, словно отгородившись каменной стеной. Он сделал вид, что очень занят, закрыл крышку, положил коробочку обратно в рюкзак, перекинул тесемку за спину, собираясь встать и отнести рюкзак на место в палатку.
Мэгги с трудом подавила разочарованный вздох. Каждый раз, когда между ними возникала некоторая близость, которая могла перерасти в нечто большее, он вдруг замыкался, уходил в себя. И каждый раз в таких случаях у нее возникал вопрос: неужели дело только в ней, или вообще все женщины вызывают у него такую реакцию?
— Ты завтра пойдешь на шахту? — спросила она.
Они едва расчистили проход, и работы еще был непочатый край.
— Мосес сама управится.
— Я тоже так думаю, однако мы и так столько дней потеряли, что я подумала, может дело пойдет быстрее, если ты им поможешь на шахте?
Мэгги давно уже подметила, что Т.Г. редко и неохотно спускается в шахту. И это обстоятельство неприятно поразило ее. Выполняя свои прямые обязанности, он обычно проверял дневную выработку в конце рабочего дня, в другое же время застать его в шахте было невозможно.
— Нет. Мосес сама управится.
Мэгги быстро развернулась к нему всем телом, словно только этого и ждала.
— Хорошо! Но если ты поможешь, то дело пойдет гораздо быстрее!
Расчищая обвал на шахте, они действительно потеряли целую неделю драгоценного времени, а на носу была зима. Мэгги нервничала, когда Гордон пропадал где-то целыми днями и лишь под вечер приходил на шахту. Она не знала, чем он занимается, но, судя по всему, другой работы у него не было: слишком регулярно он появлялся каждый вечер.
«В привидение он не верит, сам говорил. Почему же не спускается в шахту? — ломала себе голову Мэгги. — Что его удерживает?»
— Я согласился работать управляющим, — ответил он. — Речи о том, что я буду сам работать на шахте, не шло.
— Все так! Все так! Но что же такого зазорного в том, что ты поработаешь? Ты же вообще в шахту не заходишь!
— Не хочу! Мосес на что? Справится! Нужна помощь, я готов хоть день и ночь просеивать, пусть только вывозят. Работы я не боюсь.
— Ради всего святого! — горячо заговорила Мэгги. — Я бы никогда не подумала, что ты белоручка! Где это видано, чтобы мастер отказывался спускаться в шахту?
Т.Г. равнодушно отвернулся. Он не обижался на нее. Пусть думает и говорит что хочет. Он согласился управлять шахтой, а не работать в ней.
— Белоручка! Чистоплюй! Неженка! Избалованный ребенок! — задетая за живое его упорством и безразличием, в запальчивости выкрикивала Мэгги.
Ей вдруг захотелось сейчас, немедленно вывести его из состояния апатии, которое сводило ее с ума.
Они одновременно вскочили на ноги, столкнувшись при этом носами.
— Ты назвала меня чистоплюем и белоручкой?!
— Потому что ты и есть чистоплюй и белоручка!
Они стояли друг против друга, гневно сверкая глазами.
— Ты думаешь, что напугал меня, да?
— Я ведь могу, если захочу!
— Ты? Да ты же труслив как заяц!
Несколько секунд они молчали, испепеляя друг друга взглядами.
— Ты вообще соображаешь, что говоришь?
— Разве это неправда? Скажи мне тогда, почему ты не хочешь спускаться в шахту? — настаивала она.
— Не хочу и не буду. И точка! Оставим эту тему.
— Нет, ты будешь работать в шахте!
— Не буду!
— Будешь!
Они даже не заметили, как перешли на крик.
— Один из нас должен быть в шахте. Нельзя все взваливать на плечи Мосес.
— На то у нее есть помощники!
— Но работа пойдет быстрее, если ты будешь спускаться вместе с ними в шахту! В конце концов, я тебе за это плачу!
— Ничего подобного! Ты мне платишь как управляющему. А работать в шахте я не обязан!
— Тогда я сама пойду в шахту! — в отчаянии выпалила она. — Буду там путаться у всех под ногами и всем мешать, потому что я ничего не смыслю в добыче золота!
Он пожал плечами, словно говоря: «Пожалуйста! Это как вам будет угодно!»
Мэгги разочарованно отвернулась от него:
— Трус ты.
— Ты можешь говорить все, что тебе вздумается.
Гордон вдруг подумал, что совершил непростительную глупость, согласившись на эту работу. Теперь если и Мосес обо всем узнает, а она узнает, если он будет спускаться в шахту вместе с ними, то наступит полный крах.
Гордон молча развернулся и хотел уже уйти, но Мэгги не пустила его, ухватившись обеими руками за полы его куртки.
— Ладно, — примирительно сказала она. — Мы вместе будем спускаться в шахту, пока, по крайней мере, не расчистим завал и не начнется добыча.
Она тяжело вздохнула, и взгляд, помимо воли, скользнул в сторону шахты. Мэгги уже начинала ненавидеть свою шахту. На ней действительно лежало проклятие!
— Привидение наверняка не станет являться, если в шахте нас будет двое. Так что пусть тебя это не волнует.
— Меня совсем не это волнует, — смущенно оправдывался Гордон.
— Что же тогда? Ну скажи мне, ради Бога! Что? Давай не будем играть в кошки-мышки. Время-то идет.
Казалось, наступило подходящее время для откровенного разговора. Т.Г. понимал это, но все равно медлил.
— Хорошо! — Гордон снял шляпу и почесал затылок.
«Вот ведь настырная, даже, пожалуй, слишком настырная! Все выведает!»
Рука машинально потянулась к левому карману с заветной фляжкой, которая не раз спасала его в такую минуту. Фляжки на привычном месте не оказалось.
— Горди, ну же!
— А… была не была… — Он отчаянно махнул рукой. — У меня клаустрофобия.