– Ойро.
Моё имя из его уст звучит непривычно, действует на меня сродни расслабляющему гипнозу. Я понимаю, что сижу на бёдрах Рушана, пока он лежит подо мной.
– Успокоилась?
Назари замечает моё смущение и резко садится, отчего мы сталкивается практически лицом к лицу. Он так и не отпускает мои кулаки, поэтому я застенчиво сдвигаюсь подальше, ближе к его коленям. Мне не неприятно, я просто чувствую неловкость. Кажется, я впервые сижу на мужских коленях.
– Да, извини, – с трудом выдавливаю из себя, а голос хрипит после длительного молчания.
– Среди потомков и правителей много мужчин, принцесса, – доходчиво разъясняет Рушан. – И все они умеют забалтывать, смущать, льстить своими речами. Они учатся этому так же, как и мастерству меча. Запугивать можно не только угрозами. Тебе некомфортно?
Вначале он демонстративно, почти оценивающе оглядывает меня с ног до головы, а потом дёргает мои руки, заставляя приблизиться к его лицу.
– Немного, – нехотя признаюсь я.
– Что ты должна сделать, если кто-то будет тебя так держать?
– Если не получается использовать руки, то нужно бить лбом в лицо, стараясь сломать противнику нос, – повторяю я его слова, сказанные на одном из занятий.
– Тогда почему я всё ещё держу тебя, а ты ничего не делаешь? – недовольно хмурится он.
Но я не могу.
– Почему? – Провоцируя, кахари вновь дёргает мои руки к себе, он так близко, что я чувствую его дыхание.
Вспоминаю наш мимолётный поцелуй и невольно задерживаю внимание на его губах. Рушан это замечает. Как никогда ранее, мне хочется сблизиться с ним, но пропасть между нами ширилась на протяжении всего детства, и теперь невозможно перемахнуть её за один миг. И всё же меня тянет к нему с такой силой, что я сглатываю, пугаясь этого желания.
– Я не могу, – отвечаю я, поднимая взгляд к его глазам.
– Почему? Боишься боли?
– Я не боюсь… тебя.
Как бы кахари ни пытался скрыть удивление, его брови приподнимаются сами собой. Он немного отпускает, увеличивая расстояние между нами.
– Ты можешь запугивать или угрожать, но я не чувствую опасности рядом с тобой, поэтому не получится. Даже если я ударю, это будет слишком слабо и бесполезно. Я не могу вложить в удар нужную силу, – аккуратно объясняю я, боясь, что наставник может принять это за слабость. – И…
– И?
– Я не хочу причинять тебе боль, – правдиво добавляю я.
– Ты же всегда сможешь меня вылечить, – парирует он.
– Смогу, но боль ты всё равно почувствуешь.
Он знает это чувство, потому что говорил мне что-то похожее. Рушан не отвечает, внимательно разглядывая моё лицо, а я под его взглядом смущаюсь ещё больше, но стараюсь не ёрзать и вообще не двигаться у него на коленях.
– Почему ты всегда придираешься ко мне? – Этот вопрос вырывается сам собой, у меня плохо получается скрыть обиду. Она старая, какая-то даже детская.
Я невольно вспоминаю, как часто Рушан критиковал мои поступки, злился на мои ошибки сильнее, чем Даян. В детстве пару раз даже весёлый Анис не выдержал и ругался с Рушаном на почве того, что последний слишком часто высказывал мне по мелочам.
– Ты никогда не злился на Айлу или Даяна. Почему же мне указываешь на каждую оплошность? – повторяю я, когда он не отвечает.
– Потому что знаю их все, – едва слышно отвечает тот.
– Что тебе известно? – с горечью спрашиваю я.
– Знаю, что в детстве ты не переносила платья, особенно с воротом. Тебе казалось, что они тебя душат. Знаю, что твоя привычка встряхивать волосами тоже из детства. Ты любила бывать с Даяном и королём Хисара в пустыне, но не любила расчёсывать волосы, поэтому время от времени вытряхивала песок из волос пальцами или просто встряхивала головой. Знаю, что ты до сих пор любишь наклонять голову, когда у тебя есть вопрос, но ты не уверена, стоит ли его задавать. Ты с детства переносишь больший вес на носки, чтобы ходить по дворцу тихо, боясь попасться на глаза гостям или советникам, которые не должны о тебе знать. – Факты о моих привычках вырываются из Рушана один за другим, он говорит быстро, немного тараторит, из-за чего я не успеваю переваривать информацию.
Кахари осекается, замолкает, а его лицо приобретает усталое выражение. Я же не моргаю и не пытаюсь скрыть озадаченного выражения.
– Я всегда следил за тобой тщательнее, чем за Даяном или Айлой, ведь именно ты чаще попадала в неприятности, – заканчивает Назари после небольшой заминки.
Он шумно выдыхает и, закрывая глаза, обессиленно утыкается лбом мне в плечо. Рушан больше не сжимает мои кулаки, он размыкает захват и просто обхватывает мои ладони своими пальцами. Я вся напрягаюсь, чувствуя, как меня бросает в жар от его ласковых прикосновений.
– Ты скучал по мне? – Очередной вопрос срывается с моих губ слишком быстро, я не успеваю остановить его.
– Безумно.
Рушан не колеблется, озвучивая одно-единственное слово, словно ждал и надеялся, что я спрошу что-то подобное, а он сможет мне ответить, потому что его ответ скорый, неприлично откровенный, готовый заранее.
Ответь что-нибудь, Ойро. Скажи. Не молчи. Но мысли… все нужные мысли утекают сквозь пальцы, как песок. Я панически пытаюсь ухватить их и собрать в предложение, чтобы выразить что-то, но никак не могу. Моё дыхание сбивается от страха ошибиться в правильности ответа.
– Знаешь, что я бы хотел сейчас? – тихо спрашивает Рушан мне в плечо, когда молчание неприлично затягивается, а я упускаю момент что-то ответить на его предыдущее признание.
– Что? – хрипло отзываюсь я, а по позвоночнику проходит дрожь в ожидании его ответа.
– Чтобы ты слезла с моих колен, похоже, ноги затекли.
Рушан прячет улыбку в кулаке, когда я поспешно вскакиваю на ноги, но чуть не падаю. А потом он тихо стонет, чувствуя, как кровь вновь приливает к ногам.
Оставшееся время до коронации проходит пугающе быстро. Между своими многочисленными занятиями я едва успеваю замечать, как солнце проходит весь путь по небосводу и вновь исчезает за горизонтом.
На следующий день после встречи с Эолом пришли письма от остальных потомков. Все приняли наши приглашения и приедут на коронацию. Впервые за многие годы все потомки Первых вновь соберутся под одной крышей. И не где-нибудь, а в нашем доме. Коронация пройдёт за два дня до наступления зимы и незадолго до нашего с Айлой дня рождения, но это событие мы никак не обсуждаем, потому что все готовятся к наречению короля и встрече с нашими «родственниками». Кто из них наши друзья, а кто – враги, пока не ясно.
Мы ещё несколько раз выезжаем в город, осматривая его пределы. Брат учит меня видеть странную границу, которую нам нужно подпитывать для защиты столицы от незваных гостей и легиона. Она похожа на слабое колыхание воздуха, света и тени, но вряд ли кто-то обращает на это внимание, потому что в пустыне она легко походит на марево, созданное высокой температурой. Даяну требуется около часа, чтобы разъяснить мне, как работает барьер, и помочь увидеть нити, из которых он сплетён, будто полотно. В них я нахожу как части теней, так и серебристый контроль Айлы, именно он отпугивает легион. Но сам барьер имеет прорехи в тенях, поэтому не работает настолько хорошо, насколько должен. После захода солнца я с лёгкостью собираю окружающие нас тени и начинаю вплетать их в марево, радуясь, что могу быть полезной своему народу и хоть как-то приложить руку к их защите. Мы с Даяном занимаемся этим две ночи подряд, выискивая так много дыр, сколько можем.
Я всё так же продолжаю тренироваться с Рушаном, теперь иногда к нам присоединяется Даян. Он сильнее всех чувствует надвигающуюся бурю от встречи с «родственниками», в эпицентре которой мы можем оказаться. Поэтому их спарринги с Рушаном несдержанные, агрессивные, часто даже грязные. Они не стесняются использовать обманные манёвры и бить друг друга в лицо. Чаще всего на них остаются синяки или ссадины, но дважды мне пришлось дать им свою кровь. Один раз Даян сломал кахари ребро, вкладывая слишком много силы в удар деревянным муляжом, и Рушан сперва застонал от боли, сгибаясь, а затем так разозлился, что в ответ ударил своего принца прямо в лицо, и мы услышали жуткий звук ломающегося носа. В тот день они узнали бо́льшую часть знакомых мне и Самии бранных выражений, но тактично извинились и не пытались останавливать поток неприличных слов.
После занятий с Серошем я тренируюсь с Айлой. Она учит меня контролю. Хочет научить сдерживать как можно больше демонов и призывать пустых теней-помощников отдельно от испорченных. В детстве я притягивала как раз свободные тени, теперь же ко мне тянется легион. Через несколько дней под пристальным наблюдением сестры я вновь могу их отделять.
Очищаю сознание, зову, и темнота откликается, обрушиваясь на меня сверху, как водопад, плотным туманом заполняя столько пространства, сколько я пожелаю. Эти тени если и обретают форму, то становятся верными псами, медленно перерастая в огромных волков. Во дворце Церы большинство призванных мной теней были именно такими – пустыми. Но легион тоже там присутствовал. Тогда я позвала всё, что может откликнуться. Позже Мальта рассказала, что всем нам повезло. Легион напал лишь на нескольких солдат да рушил убранство дворца. Скорее всего, вся их злость ушла на безумие жгутов, чтобы помочь мне снять кандалы с Даяна. Если бы демоны остались полны сил, то они бы жрали всех без разбору, а убивать невиновных я не планировала.
Среди заданий только с подчинением испорченных теней у меня всё идёт неважно. Нам с Айлой потребовалось несколько часов, чтобы я научилась призывать их по одному, а не целой толпой. Это оказывается непросто. Сложно разозлиться специально, когда от тебя этого ждут, а ещё труднее злиться понемногу и контролировать своё раздражение.
В качестве упражнения Айла заставляет меня ходить по дворцу и удерживать тень за поводок. Вначале пробовали с одной, потом сестра проверяла, как я могу удержать двоих, троих и так далее. Так я научилась с трудом сдерживать восьмерых. Пока это мой предел, требующий самой большой концентрации. Сестра проверяет мою выдержку, подсылая ко мне то Даяна, то Назари, которые должны сбить меня с толку. Вначале это выходит у Самии и Рушана, эти двое отлично умеют придумывать ехидные замечание и саркастичные шутки. Стоит им открыть рот, как мои демоны множатся и пытаются на них напасть. Но к концу недели даже их колкости мне удаётся игнорировать.