Дарен рассказывает мне, что Эол заботился о нём лучше, чем кто-либо в Каидане. Он отказался возвращать его в тюрьму, запретил пытать. Хорошо кормил и сделал своим помощником и телохранителем.
– Он не совсем подонок. Если, конечно, так можно сказать о человеке, подчинившим мою волю себе, – добавляет Дарен, хмуро пожимая плечами. – Но у него было лучше, чем в тюрьме. И я благодарен Даяну, что он не церемонился, когда я чуть не убил тебя в Цере. Вряд ли я смог бы себя простить, если бы даже просто ранил тебя.
Он рассказывает о незначительных событиях, о достаточно скучных делах, которыми был занят Эол в течение дня, а большую часть времени они и вовсе провели в пути к Илосу. К сожалению, Дарен не видел и не слышал никаких политически важных диалогов, способных помочь нам понять будущие планы Квинтилиев, а в особенности Клетуса. Я сомневаюсь, что всё закончится вот так просто.
Мы продолжаем гулять, проходим и тренировочное поле. Здесь я вновь оглядываюсь в поисках Рушана, но расстроенно выдыхаю, не находя его. На протяжении всей нашей прогулки я не забываю заглядывать в каждый коридор или поворот, надеясь наткнуться на Назари. Но за каждым углом меня ожидает разочарование, которое я старательно скрываю от друга.
Дарен просит меня узнать об отце – есть ли возможность вытащить его из Церы, – и я киваю, обещая поговорить с Советом и Даяном. Ближе к закату мой друг устаёт. Физически его тело здорово, но Дар истощён, а восстановить подобное моя кровь не в силах. Ему нужно время и покой, поэтому я провожаю друга до комнаты. Анис поселил его недалеко от остальных Назари на втором этаже. Убеждаясь, что Дарен ляжет спать, я ухожу, чтобы разобраться со вторым делом.
Через полтора часа блужданий я твёрдо убеждаюсь, что Рушан играет со мной или настолько ненавидит, что избегает нашей встречи всеми доступными способами. Иногда мне кажется, что я слышу его голос или даже чувствую запах океана, но стоит мне завернуть за угол, как меня встречает пустота. Последней каплей становится момент, когда я врываюсь в кабинет Даяна, уверенная, что Рушан должен быть там. И кахари действительно тут. Я успеваю разве что открыть рот, как, глядя мне в глаза, Рушан исчезает, а книга, которую он держал, со стуком падает на пол. По лицу брата ясно, что он сочувствует мне, но при этом вся ситуация его даже веселит.
Я устало захожу на кухню, чтобы съесть хоть что-то на ужин, но в горло едва влезает несколько ложек супа. Ноуша сокрушается над отсутствием у меня аппетита, приговаривая, что моё платье скоро будет висеть на мне. После, почти совсем отчаявшись, я бреду по темнеющим коридорам. Начались сумерки, и я очень хочу прекратить поиски, но чувство вины грызёт изнутри. Рушан упрям, но в этом я могу с ним соперничать. Также знаю, что должна извиниться сегодня, оттягивание отдалит нас, хотя пропасть в наших отношениях и так огромная. Неожиданно замираю, цепляясь взглядом за неприметную дверь, она кажется мне смутно знакомой. Я распахиваю её, натыкаясь на узкую винтовую лестницу, что похожа на место из воспоминаний Рушана. Однако таких лестниц во дворце много, и нет никакой уверенности, что кахари ещё ходит сюда. Пожимаю плечами, решая, что терять мне всё равно нечего.
Тихонько поднимаюсь по ступеням почти в полной темноте, только редкие окна освещают узкое пространство. Я прохожу этажа три, не меньше, и только теперь вижу слабый свет чуть выше, за поворотом. Сердце пропускает удар в надежде, ладони потеют, но я продолжаю подниматься.
Это и вправду он. На этом маленьком балкончике из его воспоминаний. Стоит, опершись на перила, наблюдает за раскинувшимся внизу городом, который загорается огнями, готовясь к вечерней жизни. Позади Рушана на стене горит одинокая свеча, хоть немного разгоняющая сумрак, позволяя видеть ступени. Я бросаю взгляд в окно, мы уже достаточно высоко, на уровне пятого этажа, но лестница продолжает уходить ещё выше в темноту. Наверное, мы в одной из смотровых башен нашего дворца. Отсюда прекрасно видно всё вокруг – город, пустыню и наверняка ещё потрясающий закат, но я на него опоздала.
– Прошу тебя, не исчезай. – Рушан только начинает оборачиваться, но я уже боюсь, что он просто вновь перенесётся.
Кахари замирает, не пытаясь скрыться, а в его глазах удивление – вероятно, думал, что здесь я его не найду.
– Пожалуйста, не делай так, не избегай меня. Я хочу извиниться. Мне… мне тяжело, когда ты… так злишься на меня. – Сейчас, встретив его, я забываю все заготовленные заранее фразы объяснений и оправданий, которые я повторяла раз за разом, блуждая по коридорам. Всё вылетает из головы, и я иду вслепую, подбирая нужные слова.
– Прости меня, это было неправильно. Я не должна была тебя просить о таком, просто…
– Я не злюсь на тебя, принцесса, – перебивает он и отворачивается, чтобы снова посмотреть на город.
Его слова сбивают меня с толку, и я вновь теряю мысль.
– Я понимаю, почему ты это сделала, – продолжает он, чувствуя моё замешательство. – Отчасти это было правильное решение, и, скорее всего, на твоём месте я бы приказал точно так же.
Немного расслабляюсь, но пару шагов ближе делаю с опаской, предполагая, что Рушан меня обманывает и применит Дар, как только я отвернусь. Окошко слишком маленькое, поэтому я просто встаю рядом, прислоняясь спиной к стене, а смотрю в противоположную сторону. В стену, где я нахожу старую трещину. Я не собираюсь рассказывать ему, что знаю, откуда она здесь, но взгляд сам тянется к волосам Рушана. Часть волос стянута в пучок на затылке, а остальные распущены и лежат на его плечах и спине. Кахари замечает моё внимание, но ничего не говорит. Он опирается на каменные перила, поэтому наши лица на одном уровне.
– Если ты не злишься, то почему избегаешь меня весь день?
– Я зол на себя, что просто не пропустил твои слова мимо ушей и не ослушался глупого приказа. – Он горько усмехается, глядя мне в глаза. – Ты могла использовать своё желание как угодно. Могла попросить меня о чём угодно… – он запинается, – могла попросить меня остаться с тобой, защитить тебя и Айлу, а в итоге приказала уйти.
Раньше он бы закричал на меня, отругал за такой поступок, но сейчас Рушан говорит устало, с разочарованием в голосе, и это даже хуже. Лучше бы он злился на меня, как в детстве. Мне стыдно, и я молчу, не зная, что на это ответить. До этого момента я ни разу не подумала о таком варианте. Я не хотела, чтобы Айла и он оставались в опасности. Мне казалось, что я помогаю и защищаю их в первую очередь, отсылая в безопасное место. Но каково это в действительности для моих близких? Может, мой поступок защищал не их, а меня и мой эгоистичный страх перед болью, которую я могу испытать, если с ними что-то произойдёт? Им уже пришлось пережить его не один раз. Они потеряли королеву и короля, меня, Азара и Дария…
Сжимаю кулак, выкидывая эти мысли. Я не могу исправить содеянного, но могу научиться больше так не поступать с ними. И я даже не успела подумать о других желаниях, что могла бы попросить у Рушана, если бы не растратила свой шанс так бессмысленно.
– Если бы у меня был выбор, я бы хотела попросить тебя о чём-нибудь другом, – признаюсь я, чтобы сгладить обстановку.
– О чём бы ты попросила? – Рушан всё ещё серьёзен, но, как и я, пытается перевести тему в другое русло.
Мой взгляд мечется, я не могу решить, что именно хочу, а то, что, мне кажется, я хочу, не могу произнести вслух.
– Я выполню твоё желание… одно. В качестве моего извинения, – уклоняюсь я от ответа и надеюсь, что он примет моё предложение, и мы сможем вернуться к тем более-менее спокойным отношениям, что у нас сформировались.
Слишком явно облегчённо выдыхаю, когда он соглашается.
– Назови меня по имени.
– Что? – не понимаю я.
– Это моё желание, принцесса. Назови меня по имени, – упрямо повторяет Рушан.
Это желание настолько простое, что я глупо смотрю на собеседника. Что может быть проще? Но когда я пытаюсь, из горла не вырывается ни звука, словно лёгкие сдавило, а горло пересохло. Да это же так просто! Моё дыхание спотыкается о слишком сильное сердцебиение, я не понимаю, что происходит с моим телом. Чем больше я пытаюсь выдавить из себя его имя, тем тяжелее становится моё дыхание, которое я всеми силами скрываю. А Рушан терпеливо ждёт.
Я не знаю, какого чёрта делаю, рука сама тянется к его лицу, чтобы поправить прядь волос, которая вот-вот попадёт ему в рот. Я, кажется, не думаю вовсе, а делаю это бессознательно, как абсолютно обыденное действие, хотя оно таковым не является. В глазах Рушана появляется несвойственный ему испуг, когда я убираю прядь, но пальцами касаюсь его щеки.
– Рушан.
Его имя растекается, как сладкий сок персика по языку, я почти уверена, что чувствую его вкус. Оно липнет ко мне, делая воздух вязким, и теперь мне хочется повторять это имя снова и снова. Я стою слишком близко, сохранять такую дистанцию становится практически болезненно, и мне жизненно необходимо что-то выбрать, отстраниться или придвинуться ближе.
– Не так, – едва слышно отвечает Рушан, но что-то в его взгляде меняется.
Он вслепую обхватывает мою ладонь у его щеки, на мгновение я пугаюсь, что ошиблась. Что всё сделала неправильно и испортила то, что должна была поправить. Назари медленно выпрямляется и нависает надо мной.
– Рушан, пожалуйста… – выдыхаю я ему в губы, даже не зная, о чём собиралась попросить, когда Рушан срывается, придавливая меня к стене.
Его горячие губы накрывают мои, и я не успеваю задуматься о том, почему так жадно отвечаю на его поцелуй. Его губы, мягкие и требовательные, сминают все мои мысли. Он приникает ко мне, словно человек, страдающий от жажды, а я единственный источник воды.
Сама же нетерпеливо сжимаю в руках ткань его рубашки, притягивая ближе к себе, а потом обнимаю за шею, зарываясь пальцами в тёмные волосы, пока его горячие ладони двигаются вниз по моим бокам, замирая на талии. Он так сильно вжимает меня в стену, что я чувствую каждый удар его сердца, которое неистово бьётся о рёбра.