Тем не менее, она считала переселение в Нью-Йорк большим шагом вперед. Через несколько месяцев она приехала в Америку со всем своим скарбом – в комнатах О'Хары появилась старая ирландская мебель, и вскоре дом на Деланси-стрит практически ничем не отличался от старого дома у Лисканнорского залива. Мэри Кэтлин сразу же подключилась к делу сына – она стала варить традиционную ирландскую еду, которую подавали в качестве закуски к пиву. Вскоре по всей округе разнесся слух, что в салуне Шемаса О'Хары – самая дешевая и вкусная еда…
Мэри Кэтлин нравилась роль хозяйки. Раньше она была лишь тенью супруга, выполняла его распоряжения – теперь все изменилось. Каждый вечер она выходила в салун поболтать с посетителями – они отпускали грубоватые комплименты ей самой и ее кухне, и она деловито считала деньги. Уже через год О'Хара открыл счет в банке, а еще через пять лет оказался в числе зажиточных торговцев спиртным. По мере роста их доходов Мэри Кэтлин все чаще твердила сыну, что пора ему присмотреть себе в жены хорошенькую ирландскую девушку – ей очень хотелось перебраться из шумного города в тихий загородный коттедж и заняться воспитанием внуков.
– С твоими доходами ты вполне можешь позволить себе такую роскошь, как семья, Шемас, – говорила Мэри Кэтлин сыну.
О'Хара не спорил с матерью: действительно, он в принципе мог позволить себе завести семью. Вся проблема состояла в том, что семейная жизнь отнимала слишком много времени. Кто будет следить за салуном, если у Шемаса появится частная жизнь? И он решил отложить этот вопрос до поры до времени. Еще через пять лет Шемас скопил сумму, достаточную для покупки участка земли в штате Нью-Джерси. И тут О'Хару постигло горе. От внезапного сердечного приступа умерла Мэри Кэтлин. Ей так и не суждено было увидеть внуков и переехать в уютный сельский домик.
Возвращаясь с похорон матери, Шемас испытывал острое чувство стыда: он не выполнил своего обещания перед самым близким на свете человеком – для чего же копил он эти деньги, для чего покупал землю в Нью-Джерси? О'Хара поклялся, что, когда он наконец женится, его супруга не будет влачить свои дни в этих тесных комнатках за салуном.
Когда в салун вошла Мисси и, улыбнувшись ему, быстро сняла пальто и принялась подметать, Шемас вспомнил об этой клятве.
О'Хара со страстью наблюдал за Мисси. Прошло уже три месяца с тех пор, как он сделал ей предложение, но она так и не удостоила его ответом. О'Хара ни разу не возвращался к этому разговору и терпеливо ждал, пока девушка придет в себя после смерти Софьи. Но все же терпение Шемаса было на исходе. Он был человек дела и хотел четко знать, на что он может рассчитывать в этой жизни.
Мисси проворно вытирала пыль – можно было подумать, что она хочет поскорее закончить работу и пораньше уйти домой. Увы, О'Хара установил ей почасовую оплату, и девушка не имела права уйти из салуна раньше определенного часа.
Почувствовав на себе взгляд О'Хары, Мисси выпрямилась и вопросительно посмотрела на него. Шемас улыбнулся и произнес:
– Послушай, Мисси, мы знакомы уже несколько месяцев, но до сих пор ни разу не были наедине. Действительно, работа в салуне не дает возможности расслабиться. Надо все время бегать, крутиться. Но сегодня мне хочется нарушить все правила и закрыть салун. Впрочем, я готов пойти на это при одном условии.
– При каком же? – удивленно спросила Мисси.
– Если ты окажешь мне честь отобедать со мной. Мисси задумалась, переваривая услышанное, а потом громко рассмеялась:
– Что с вами, О'Хара? Вы решили пригласить меня на обед? Но ведь мы и так видимся каждый день, не считая воскресенья, и регулярно обедаем у этой стойки. Что вы надумали?
Шемас достал из коробки сигару и закурил.
– Мне хотелось сделать тебе сюрприз, Мисси, – произнес он. – Хотелось сделать тебе приятное.
Мисси подошла к стойке и, облокотившись на нее, окинула ирландца взглядом.
– Боюсь, О'Хара, что вы совершаете серьезную ошибку. Я совсем не та, за кого вы меня принимаете. Вы совсем не знаете, кто я на самом деле.
– Поэтому я и приглашаю тебя пообедать. Мы сможем лучше узнать друг друга. Действительно, разве можно толком поговорить в этом салуне? И потом, – добавил он, кладя руку ей на плечо, – мне хочется тебе кое-что показать. Что-то необычное. – Заметив, что в глазах Мисси загорелось любопытство, он произнес: – И еще: я должен сказать тебе что-то очень важное.
Мисси посмотрела ему в глаза и проговорила:
– Ну что ж, я согласна. Но учтите: без Азали я никуда не пойду.
– Конечно, конечно, – воскликнул О'Хара, сияя от радости. – О чем речь – пускай девочка пообедает с нами. – Он не стал бы возражать, даже если бы Мисси привела с собой целое войско детишек. Главное, она согласилась пойти с ним.
ГЛАВА 20
Зажав в руке заработанный за это утро доллар, Мисси бросилась на Ривингтон-стрит. Купив у уличного торговца букетик искусственных роз и желтую ленту на пятнадцать центов, она побежала вверх по лестнице к Розе Перельман, угнетаясь тем, что потратила так много денег на себя.
Жилище Розы могло по праву называться квартирой– ведь оно состояло из целых двух комнат. Но что такое две комнаты для семьи из пяти человек? Муж Розы, Меер, был старше ее на двадцать пять лет; он был родом из Польши и знал только два языка – польский и идиш. А Розе было всего двадцать пять, и родилась она здесь, в Нижнем Ист-Сайде, в семье эстонских евреев, незадолго до рождения дочери перебравшихся в Америку. Роза знала английский и идиш, чуть-чуть – русский; по-польски она не понимала ни слова, и поэтому общение с мужем было весьма ограничено.
За два доллара в неделю она согласилась присматривать за Азали в те часы, когда Мисси ходила на работу. Девочка чувствовала себя как дома среди трех очаровательных детишек Перельманов. За те несколько недель, что прошли со времени смерти Софьи, Роза и Мисси стали близкими подругами. Услышав шаги Мисси на лестничной площадке, Роза с радостью распахнула дверь.
– Ну, наконец, – улыбнулась она. – Я как раз тебя жду. Уже заварила чай. Сегодня у нас к чаю кое-что вкусненькое.
Роза протянула Мисси стакан горячего чаю и блюдце с маленькими пирожными.
– Из булочной Гертеля на Хестер-стрит, – пояснила Роза. – Моя мама делала в свое время точно такие же. – Она отправила в рот кусочек пирожного и добавила: – Нет, у мамы получалось лучше. Не волнуйся, Мисси, – сказала она, заметив тревогу во взгляде девушки. – Дети гуляют под присмотром моей старшей, Сони… Она у меня умница. К тому же, она прекрасно знает, что, стоит ей хоть на минутку выпустить малышей из виду, я ей задам такого перца… Когда дети гуляют, можно хотя бы на полчаса заняться собой.
Мисси рассмеялась. Ей очень нравилась эта добрая еврейская женщина. Небольшого роста, кругленькая, с пышными черными кудрями и большими проницательными карими глазами. Несмотря на постоянные семейные неурядицы – Меер часто обижал Розу – она сохраняла присутствие духа и старалась ко всему относиться с юмором. Казалось, никакие невзгоды не в силах повергнуть в отчаяние эту женщину. Другая на ее месте давно впала бы в уныние – еще бы, ведь отец Розы, человек весьма неразборчивый в средствах, попросту «продал» дочь Мееру.
Роза поведала Мисси историю своего замужества. Дело было улажено через свата, который сказал Розиному отцу, что у Меера доходное дельце в Филадельфии. Когда Перельман впервые пришел к ним в дом на смотрины невесты, Роза пришла в ужас – этот человек годился ей в отцы. В то время Розе было всего семнадцать.
Ее суженый оказался вежливым, хорошо воспитанным человеком. Одно удивляло девушку: за весь вечер Меер ни разу не улыбнулся; и вообще, он практически не обращал на нее никакого внимания. Зато как подробно рассказывал он ее отцу о своем деле – швейном цехе в Филадельфии. Отец Розы с довольным видом поглаживал бороду, а мать постелила на стол праздничную субботнюю скатерть и поставила на нее лучшие бокалы – словно в гости пришел сам раввин.
Когда Меер собрался уходить, Роза спрятала руки за спину, чтобы не пожимать на прощание потную руку этого человека, а отец окинул ее гневным взором, извиняясь перед богатым гостем за дурные манеры дочери.
После ухода Перельмана в доме разгорелся скандал. Роза недоумевала, как такой богатый и важный человек не умудрился даже выучить английский язык.
– Он же родом из Польши… – начала объяснять мать.
– Ну и что?! Почему он не пошел в вечернюю школу, как другие эмигранты?
Отец с размаху залепил Розе пощечину: да как смеет она так разговаривать с родителями?! Родной отец выложил столько денег за услуги свата, а она… она позорит родителей хамским поведением – не подала руку такому хорошему, честному человеку, человеку, который готов ради нее трудиться не покладая рук, готов кормить ее, одевать… да она с таким человеком скоро вся в шелках и бриллиантах будет!
– Вот они, шелка и бриллианты! – рассмеялась Роза, обводя взглядом обшарпанную квартирку. – Вот они, бешеные доходы от швейного цеха! «Перспективный делец» оказался на поверку обычным механиком, работавшим на маленькой фабричке, хозяином которой был его сводный брат. Сват обманул и его: сказал, что я наследница моего дяди Самуэля Гланца – хозяина универмага на Гранд-Авеню.
– Ты действительно наследница Гланца? – с надеждой в голосе спросила Мисси.
Роза пожала плечами.
– Я слишком хорошо знаю этого скрягу, чтобы рассчитывать на наследство. У Самуэля нет детей, скорее всего, он завещает часть денег на синагогу, а за все остальное родственникам – близким и дальним – придется воевать друг с другом не на жизнь, а на смерть. Но Меер до сих пор тешит себя иллюзиями. Каждую субботу, при любой погоде, он таскает детей на Гранд-Авеню, напомнить дяде Самуэлю, какие у него очаровательные племянницы. Роза откинулась на спинку стула и расхохоталась.
– Забавная вышла история, – проговорила она, вытирая выступившие от смеха слезы. – Вот и досталось мне такое сокровище, как Меер. Деткам моим тоже – повезло – имеют отца, не знающего ни слова по-английски. Рабочие с фабрики смеются над ним. Каждое утро, когда он приходит на работу, его встре