После расставания с Владимиром Станиславовичем я выпила бутылку коньяка. Одну. В одиночестве. И приняла решение. А потом пить было просто некогда и не для чего. Забываться мне не требовалось, засыпала я и так прекрасно. И сейчас не требовалось. Вот мороженое я бы съела… И мясо, которого мне на жаре тоже обычно не хочется есть. Но здесь и сейчас хотелось. И хлеба черного с куском колбасы. Я устала от огурцов, бананов, апельсинов и хлебных лепешек.
– Сколько времени ты провел на островах Зеленого Мыса? – спросил продюсер у Евлампия-Егора.
– Не помню. Честно. Это ж год назад было! Но вроде пару дней.
– А что было дальше?
– Дальше меня сюда переправили.
– Каким видом транспорта? – процедил Дмитрий.
– Самолетом.
– Здесь не может сесть самолет! Или у вас тут есть раскатывающаяся взлетно-посадочная полоса, как газон?
– А разве газоны раскатывают? – поразился Евлампий-Егор.
– Есть такая штука для очень обеспеченных людей, – рассказал Дмитрий. – Правда, я этого никогда не понимал. Но некоторые хотят зимой выпендриться перед друзьями и знакомыми. Правда, вянет быстро. Можешь у себя дома расстелить по возвращении. Если вернешься и если денег не пожалеешь на это удовольствие.
– Он типа коврика, что ли? – заинтересовался Евлампий-Егор. Для своих будущих афер почву готовит в прямом и переносном смыслах?
Дмитрий кивнул.
– Разных размеров бывают, – пояснила я. Мне доводилось видеть эти «газоны». – По желанию заказчика. Но трава натуральная. Не искусственный газон.
– Обалдеть, – сказал молодой аферист. – Век живи – век учись.
– Было бы чему, – хмыкнул Дмитрий. – Так что со взлетно-посадочной полосой? На пляже расстилаете? Хотя я, признаться, не представляю, как можно это сделать.
– Самолет садился на воду.
– Гидроплан, что ли? – подал голос продюсер.
– Я не знаю, как он называется, – вздохнул Евлампий-Егор. – Но он и садился на воду, и взлетал с воды. Я никогда не видел, как самолет разбегается по воде… И ноги пришлось промочить. Он не у самого берега садился. Мы прыгали с него в воду и все пожитки на себе тащили до берега.
– Понятно. Значит, гидроплан.
– Интересно, сколько отсюда до островов Зеленого Мыса? – задумчиво произнес Дмитрий, явно не ожидая ответа.
– А может, мы на одном из них? – подала голос я. – Вы помните, сколько там островов? Аэропорт, наверное, на одном или на двух. Или один международный, остальные – для маленьких самолетиков. И острова наверняка разных размеров. И совсем необязательно, что с одного видно другой.
– По-моему, они даже на две группы разделяются, – ответил Дмитрий. – Наветренные и Подветренные. А может, это и не они так разделяются. Или не только они. Много их там. И другие какие-то, наверное, есть поблизости. Эй, старец, а ты не помнишь, сколько времени вы летели на гидроплане?
Евлампий-Егор покачал головой.
– А мысли добраться до другого острова у вас тут не появлялось? – спросил продюсер. – Например, чтобы в баре посидеть? К цивилизации вернуться?
– Зачем?! – искренне удивился Евлампий-Егор.
– Здесь есть катер, весельная лодка, плот? – спросила я.
– Надувная лодка точно есть. Деревянных и пластиковых нет.
– Сколько до ближайшего острова, ты, конечно, не знаешь?
«Старец» покачал головой.
– Кто-нибудь с этого острова выезжал на другие острова?
– Я не знаю. Я же говорил вам, что сюда то кого-то привозят, то увозят. Но те, кто живет постоянно… Нет, пожалуй, нет.
К этому времени уже совсем стемнело. Мы все устали. Пора было ложиться спать.
На ночь Дмитрий привязал «старца» к своей ноге. Мы втроем все-таки решили дежурить, но теперь по одному. Я опять вызвалась дежурить первой. Продюсер сказал, что немного посидит со мной, потом поспит, потом я его разбужу.
Мы устроились так, чтобы «старец» не мог слышать нашего шепота.
– Как ты считаешь, он играл роль и на самом деле такой придурок? – спросил у меня Володя-Виссарион.
– Он не играл и он не придурок. Он просто такой. Ничего не берет в голову. Это мелкий аферист, который не хочет особо напрягаться, не хочет рисковать и подвергать свою жизнь опасности. Мечтает, чтобы деньги просто валились с неба. По-моему, его очень устраивает его нынешняя работа. Есть покровители, он занимается привычным делом, не напрягается, живет не в слякотном Петербурге, а на тропическом острове, купается, вероятно, имеет разных женщин. Его все устраивает. Или в основном устраивает, скорее в большей, чем в меньшей степени. А нас он испугался. Парень он сообразительный – то есть способный быстро просчитывать варианты и свою прибыль. Он не знает, кто победит в этом противостоянии, но раз мы смогли его прихватить, раз на его глазах Дмитрий хладнокровно утопил «дядю Витю», подыгрывает нам. Он испугался.
– И мы должны этим воспользоваться.
Мы посмотрели друг на друга.
– Как бы нам подобраться к их базе… – задумчиво произнесла я.
– Кать, а что именно ты хочешь? На резиновой лодке я лично по Атлантике путешествовать не рискну. Лучше пока остаться здесь.
– У них должна быть связь с миром. Спутниковый телефон. Компьютер, имеющий связь со спутником.
– Причем со спутником, которым пользуются представители множества направлений, чтобы местных деятелей было труднее выделить, если что-то пойдет не так, – задумчиво произнес продюсер.
– А что, существует разделение по спутникам? – искренне удивилась я.
– Существует, – кивнул Володя-Виссарион. – Есть доступные для любой организации, а есть – для ограниченного круга, например, для спецслужб одной страны. Или для одной спецслужбы.
– А те, что для любой, – вообще для любой?
– Имеющей соответствующую технику и специалистов. Я знаю, что такой спутниковой связью – при помощи компьютера, связанного с определенным спутником, доступным для массы организаций, – неоднократно пользовались террористы, например, выдвигались требования при взятии заложников. Трудно определить источник. То есть это технически возможно, но на его поиск может уйти неделя, а то и больше. Как ты понимаешь, к тому времени можно легко поменять место дислокации. Правда, у таких, так сказать, общедоступных спутников есть минус – связь может сработать через сутки. Но может и сразу.
– Вообще-то и электронные письма не всегда доходят мгновенно, и даже SMS, – заметила я. – Но нас устроит и через сутки. Только бы добраться до какого-то средства связи. Хотя мне звонить некому…
– Так-таки и некому? Такой красивой девушке? Катя, не верю!
Но это на самом деле было так. Не в ФСБ же мне звонить? И не в полицию по «ноль-два»? Я, Клеопатра Ивановна Левченко, нахожусь незнамо где, определите, откуда поступил сигнал, и спасайте меня. Был у меня любовник из спецслужб, как я уже упоминала, закрутился у нас романчик на горнолыжном курорте, месте моей первой журналистской командировки… Нельзя сказать, что мы разругались, нельзя сказать, что мы расстались. Мы не ругались, мы не расставались, но его работа требует постоянных командировок, как я понимаю – в разные части света, а я не могу и не хочу никого вечно ждать. Но я в любом случае не помнила его номера телефона. Он был вбит в память моего мобильного, но мобильного я лишилась. Хорошо, что я еще держу все телефоны и электронные адреса в обычной записной книжке, так что навсегда я их не утратила, но записная книжка лежит дома, в Петербурге.
– У моих знакомых нет возможности спасти нас с этого острова, – сказала я продюсеру. – Нет возможности поднять соответствующие чины из ФСБ, МЧС, и я не знаю откуда еще. Я даже не представляю, кто может приехать, приплыть, прилететь сюда, чтобы нас спасать. Российский флот? А имеет ли он право действовать в чужих водах? Или это нейтральные? Шойгу со своими орлами может сюда прилететь?
– Я тоже не знаю, – сказал Володя-Виссарион. – Если не ошибаюсь, российский флот теперь представлен в опасном регионе около Сомали. И там ведь наши моряки уже себя показали. Помнишь, как успешно провели операцию по спасению одного танкера?
– Мы с другой стороны Африканского континента.
– Вот именно. А здесь нет сомалийских пиратов. Или пока нет. Но мне есть кому позвонить. У меня имеются знакомые, которые в состоянии реально помочь. И я думаю, что они уже беспокоятся. От меня уже четыре дня нет никаких известий. То есть я в последний раз звонил в Петербург утром, в день захвата нашего самолета. Шоферу своему, чтобы встретил меня с девками. Сказал, что лечу самолетом Дмитрия. Кстати…
– Ну? – подбодрила я.
– То есть по крайней мере шофер знает, каким самолетом мы вылетели. Я-то думал, что никто. А я ведь звонил ему! Но сообразил ли он? Если бы я кому-то из помощников позвонил – другое дело. Понимаешь, Катя, у меня очень толковые помощники. Помощники – это половина дела, даже больше! Я не представляю, что теперь будет делать Дмитрий. Ведь трех самых приближенных к нему людей убили. Найти новых крайне сложно. Ладно бы одного, а тут – всех!
– Главное – остаться в живых и вернуться домой, – заметила я.
– Но надо и о работе думать. А у меня срываются гастроли! Мне неустойку платить!
– Какая неустойка? Вы о чем? Вы же не по своей вине сорвали гастроли! Это чрезвычайные обстоятельства. У вас должен быть какой-то пункт в контракте. Если надо, я выступлю в любом суде.
– Спасибо, Катенька, – продюсер накрыл мою руку своей. – Но дело в том, девочка, что контракт – это одно, а договоренность – совсем другое дело. И такого количества черного нала, как в мире шоу-бизнеса, не крутится больше нигде. И очень важна репутация.
– Вы на этом похищении сможете сделать пиар, – заметила я.
– Я уже думал об этом… Будешь участвовать в ток-шоу?
– Обязательно! Я думаю на этом деле повысить тиражи.
Продюсер рассмеялся, потом стал серьезным.
– Катя, ты сможешь убить человека?
– Не знаю, – ответила я после некоторых размышлений. – Если встанет выбор, он или я, то, наверное, да. Я очень хочу жить. Я хочу вернуться домой. Я хочу и дальше выпускать свой журнал. И я понимаю, что сейчас вопрос ставится как раз так: или мы, или они.